Поэт Симфосий, писавший стихотворные загадки, жил в IV-V вв. Больше о нем ничего не известно. А загадок много, вот парочка на зимнюю тему.
Glacies
Unda fui quondam, quod me cito credo futuram.
Nunc rigidi caeli duris conexa catenis
Nec calcata pati possum nec nuda teneri. (Symphosii aenigmata, 10)
Лед
Был я когда-то волною и вновь скоро буду волною.
Ныне сковали меня оковы сурового неба.
Я не снесу ни напора от ног, ни тепла от ладоней.
Nix
Pulvis aquae tenuis modico cum pondere lapsus,
Sole madens, aestate fluens, in frigore siccus,
Flumina facturus totas prius occupo terras. (Symphosii aenigmata, 11)
Снег
Легкий прах водяной, я медленно падаю с неба.
В холоде сух, в тепле увлажнен, в жаре растекаюсь.
Суша покроется мной, и мною наполнятся реки. (пер. М. Гаспарова

Мозаика из музея Бардо (Тунис).

Сегодня вашему вниманию предлагается поучительная басня Авиана (V в.) на зимний сюжет.

De olla cruda, a fluvio rapta

Impulsus ventis et pressa nube coactus
Ruperat hibernis se gravis imber aquis.
Cumque per effusas stagnaret turbine terras,
Expositum campis fictile pressit opus;
Mobile namque lutum tepidus prius instruit aer. 5
Discat ut admoto rectius igne coqui.
Tunc nimbus fragilis perquirat [sic] nomina testae.
Immemor illa sui: Amphora dicor, ait,
Nunc me docta manus, rapiente volumina gyro
Molliter obliquum iussit habere latus. 10
Hactenus hac, inquit, liceat constare figura;
Nam te subiectam diluet imber, ait.
Et simul accepto violentius amne fatiscens
Pronior in tenues victa cucurrit aquas.
Infelix, quae magna sibi cognomina sumens 15
Ausa faretratis nubibus ista loqui
Haec poterunt miseros post hac exempla monere.
Subdita nobilibus ut sua fata gemant. (Avianus, fabulae, 41)

Зимней холодной порой из туч, теснящихся к тучам,
Ветрами злыми гоним, хлынул стремительный дождь.
Водный бурливый поток, по пространной земле растекаясь,
Смыл и с собою унес утлый скудельный сосуд.
5 Он просыхал, открытый ветрам, чтоб зыбкая глина
Стала готова принять прикосновенье огня.
«Как его, хрупкого, звать?» — спросила тяжкая туча;
Он же, забывшись, в ответ: «Амфора имя мое:
Мастер искусной рукой на быстро вертящемся круге
10 Дал мне этот изгиб мягко покатых боков».
Туча промолвила так: «Досель красовалась ты вволю —
Ныне ж размытой тебе быть дождевою водой!»
Подлинно так: недолго спустя, исполненный влагой,
Треснул сосуд и поплыл вниз по течению струй.
15 О, несчастный, зачем, величаясь прозваньем, он спорил
С тучей, у коей всегда полон стрелами колчан!
Учит подобный пример на свою не сетовать участь,
Если подвластна она тем, кто сильнее стократ. (пер. М. Гаспарова)

Фрагмент мозаики asarotum ("неподметенный (после пиршества) пол") из Ватиканских музеев. II в.

Сегодня начало римско-византийского праздника Брумалий (от слова bruma – «стужа»), который продолжался 24 дня и плавно перетекал в Сатурналии. Особенность Брумалий состояла в том, что каждый день был посвящен одной из букв греческого алфавита, по порядку, и тот, чье имя начиналось с этой буквы, мог праздновать свои именины и совершать пиршества, которые обычно происходили ночью. С христианством этот праздник вполне уживался, потому что Рождественский пост поначалу длился всего семь дней (сорокадневным он стал только в XII в.). В поэзии праздник тоже отразился. Сохранилось стихотворение, в котором такие именины как раз упоминаются. Правда, имена начинаются не на «А», поэтому поставлю в соответствующий день. Неплохая традиция, можно и возродить.

Консульский диптих Филоксения с текстом на греческом и латинском языках. 525 год.

В ранней Византии (V-VI вв.) существовало такое явление, как латинская придворная поэзия. Латынь вообще была придворным языком, ее специально учили будущие правоведы и сановники. Возможно, повелось это еще со времен Диоклетиана, когда императорский двор переехал с Запада на Восток, а потом подпитывалось приходом императоров западного происхождения (например, Феодосий I был уроженцем Испании, и для его семьи латынь была родным языком). Родным языком была она и для Юстиниана, уроженца западнобалканской провинции Дардании.

Памятников константинопольской латинской поэзии сохранилось не так много, но они довольно заметны. Прежде всего это поэмы двух поэтов – Присциана, который больше известен как грамматик и автор фундаментального труда «Грамматические наставления», и Кориппа, выходца из Проконсульской Африки, который переселился в Константинополь в 550-е гг. Первым его сочинением была поэма «Иоаннида», восхваляющая юстиниановского полководца Иоанна Троглиту, а косвенно – самого Юстиниана. Видимо, он надеялся стать придворным поэтом Юстиниана, но в его царствование ничем больше не отличился, зато после его смерти написал панегирик его племяннику и преемнику Юстину II.

Юстиниан. Мозаика церкви Сант-Аполлинаре-Нуово (Равенна), VI в.

Сегодня день церковной памяти императора Юстиниана и день его смерти (по юлианскому календарю). В святые он попал, по-видимому, как все императоры, созывавшие вселенские соборы. Отношение к нему не только современников, но и потомков было неоднозначным и скорее негативным. Но величия этой личности не отрицал почти никто. Панегирик Кориппа его преемнику Юстину Младшему дает нам уникальную возможность увидеть императора на смертном одре:

aurato interea corpus sublime feretro
inpositum turba famulorum flente iacebat,
et flentum lacrimis iustus dolor ora rigabat,
arbor uti mediis, avibus gratissima, campis
annis victa cadens antiquum robur opacis 230
servat adhuc foliis, et corpore fusa supino
languida per latas expandit brachia terras :
at circum querulae volitantque sedentque volucres,
maerentesque dolent sedem cecidisse priorem,
et quaerenda novis arbor placet altera nidis : 235
sic suprema suae servans insignia vitae
Iustinianus <erat>, non mutans morte colorem,
sed solito candore nitens, quod vicerit orbem
mors veneranda viri signis monstravit apertis.
ipse videbatur cunctis plangentibus unus 240
effigie gaudere pia, diademate comptus
purpureaque in veste iacens, requiescere somno
credere quod posses, non duro funere, corpus.
haut, reor, inmerito sic laetus et ore benignus
ille foret moriens, nisi mens sibi conscia recti 245
in caelum properans securos linqueret artus
et tutum imperium firmato herede locaret. (Corippus in laudem Iustini, 1, 226–247)

На золоченых меж тем носилках тело честнόе
Было положено; слуги, толпой собравшись, рыдали.
Слезы заслуженной скорби дождем орошали их лица.
Так, когда древо желанное, что возрастало в долине,
Рухнет под бременем лет, но своей листвою обильной 230
Все еще тень создает, и когда на землю упало,
И широко простирает вокруг ослабевшие ветви,
Вьются над ним, и сидят на ветвях щебетливые птицы,
Стонут и плачут они о своем обиталище прежнем,
И уж себе для гнезда иное выбрать готовы, — 235
Так, сохраняя еще последние жизни приметы,
Юстиниан возлежал, цвет лица не меняя и в смерти.
В блеске обычном его, покорителя круга земного,
Смерть, преклоняясь пред ним, оставила явные знаки.
Лишь у него одного, средь общего горького плача, 240
В благочестивом лице сияла радость. Пурпурной
Был он одеждой покрыт, в диадеме. Могло показаться,
Что не на смертном одре он, а тихим сном позабылся.
Думаю я, не случайна та радость, — с благим упованьем
Он умирал, ведь душа за собой сознавала лишь правду. 245
В небо поспешно стремясь, оставлял он тело спокойно,
И в государстве ему уже готов был наследник. (перевод мой)

Панегирик Юстину вообще очень необычен. Это самый протяженный панегирик из всех известных (4 книги). И содержание его составляет не столько восхваление императора или его деяний (тут восхвалять было еще нечего, да и в принципе оказалось, что нечего), сколько почти протокольное описание первой недели его царствования. Попутно поэт в нескольких строках дает характеристику последним годам правления Юстиниана. Это было довольно мрачное время, когда престарелый император, давно овдовевший, переживший свои успехи и победы, почти отошел от дел империи и занимался только богословием.

nulla fuit iam cura seni : iam frigidus omnis
alterius vitae solo fervebat amore,
in caelum mens omnis erat, iam corporis huius
inmemor hanc mundi faciem transisse putabat. (Corippus. In laudem Iustini, 2, 265–269)


Уж не заботило старца ничто. Ко всему охладелый,
Он лишь к жизни иной пылал единой любовью,
К небу весь ум устремив. О теле своем уж не помня,
Мир земной позабыв, его прешествия чаял… (перевод мой)

Восшествие на престол нового императора внушало подданным надежды. В Юстине хотели увидеть улучшенную копию Юстиниана: чтобы такие же победы, но при этом еще энергия молодости и забота о государстве.
Корипп сравнивает его с фениксом, рожденным из пепла своего предшественника:

Ales ut exustos cum phoenix innovat artus
a busto recidiva suo, concentus in unum 350
stans avium spectat solem solisque volucrem
dum veniat, regemque novum clamore salutant:
sic decus. (Corippus. In laudem Iustini, 1, 349–352)

Так же, как феникс сожженное тело свое обновляет,
Вновь восставая из пепла. И тотчас птичье собранье, 350
Вместе сойдясь, любуется солнцем и солнечной птицей,
И государя, лишь явится он, приветствует криком. (перевод мой)

Декабрь. Календарная мозаика из Эль-Джема. Археологический музей Сусса (Тунис).

Сегодня в Православной церкви празднуется память мученика Романа Антиохийского и с ним отрока Варула. В Католической церкви она праздновалась 18 ноября. Этим святым посвящена поэма Пруденция, которая сейчас обычно включается в цикл Peristephanon, но изначально существовала отдельно. У Пруденция это единственное стихотворение, посвященное восточному мученику. Поэма довольно большая (1140 стихов) и даже может быть названа драмой, поскольку по объему как раз соответствует обычному размеру трагедий и состоит в значительной степени из диалогов, споров Романа с мучителями. Есть ли там историческая подоплека, я не выясняла, думаю, что скорее нет. Но у Пруденция получается, что семилетнего Варула (в поэме нет его имени) сам Роман и толкнул на мученичество, в ходе спора призвав апеллировать к здравому смыслу невинного ребенка. Поскольку ребенок оказался христианином, его тут же казнили, причем мать убеждала его быть стойким. Все это, так скажем, на любителя, с явным смакованием мучений. Поставлю небольшой отрывок.

Da septuennem circiter puerum ant minus,
qui sit fauoris liber et non oderit
quemquam nec ullum mentis in uitium cadat;
periclitemur, quid recens infantia
dicat sequendum, quid nouus sapiat uigor.'

Hanc ille sancti martyris uocem libens
amplexus unum de caterua infantium
paruum nec olim lacte depulsum capi
captumque adeSse praecipit: 'quiduis roga',
inquit, 'sequamur, quod probarit pusio.'

Romanus ardens experiri innoxiam
lactantis oris indolem: 'filiole', ait,
'dic, quid uidetur esse uerum et congruens,
unumne Christum colere et in Christo patrem,
an conprecari mille formarum deos?'

Adrisit infans nec moratus rettulit:
'est quidquid illud, quod ferunt homines deum,
unum esse oportet, et, quod uni, est unicum.
cum Christus hoc sit, Christus est uerus deus,
genera deorum multa nec pueri putant.'

Stupuit tyrannus sub pudore fluctuans
nec uim decebat innocenti aetatulae
inferre leges nec loquenti talia
furor sinebat efferatus parcere:
'quis auctor', inquit, 'uocis est huius tibi?'

Respondit ille: 'mater et matri deus:
illa ex parente spiritu docta inbibit,
quo me inter ipsa pasceret cunabula,
ego ut gemellis uberum de fontibus
lac paruus hausi, Christum et hausi credere.' (Prudentius, Peristephanon, 10, 656-685)

Возьмем, – ну, хоть ребенка семилетнего,
Кто непредвзято судит и бесхитростно,
И чужд порока, – и его расспросим мы,
Узнаем, что расскажет нам младенчество,
Насколько смыслить может юный, крепкий ум». 660

Охотно тот за эту мысль цепляется
И тут же из толпы детей позвать велев
Еще недавно молоко сосавшего
Ребенка, говорит: «Что хочешь, спрашивай!
Что скажет мальчуган, почтем за истину». 665

Роман, горя желаньем услыхать ответ
Из уст невинных, задает вопрос: «Сынок!
Скажи, разумным что тебе покажется:
Христа нам чтить единого и в Нем – Отца,
Иль многовидных тысяче богов служить?» 670

И мальчик без заминки отвечает так:
«О чем-то люди говорят, что это Бог.
Он должен быть один и быть единственным.
Коль звать Его Христос, Бог настоящий – Он,
И дети знают: быть не может много их». 675

Сгорая от стыда, тиран не знал, как быть:
Ни покарать нельзя ребенка малого,
Ни речь его оставить безнаказанной.
И вот, кричит он, вне себя от ярости:
«Кто научил тебя тому, что ты сказал?» 680

Тот отвечает: «Мать – меня, ее же – Бог.
Она от Духа знает все, Родителя,
И так она меня с пеленок пестует.
И я, когда был маленьким и грудь сосал,
Тогда и во Христа учился веровать». (перевод мой)
#Пруденций #мученики #Роман_Антиохийский

Афродита. Деталь мозаики "Триумф Посейдона" из музея Бардо (Тунис), II-III вв.

А вот и обещанное стихотворение в честь именин на Брумалии. Оно из числа анакреонтиков, условно приписываемых Георгию грамматику (кто читает канал с самого начала, может помнить, что это один из поэтов Газской школы, живший в VI в.). Сначала его автором считали некоего грамматика Коллуфа, упоминаемого в нем, но потом поняли, что Коллуф – это адресат, тот, чьи именины и празднуются в ходе Брумалий, поэтому упоминается начальная буква каппа, а также следующая за ней буква лямбда. Поэт делает комплимент своему адресату: начальная буква его имени соседствует с той, с которой начинается слово «логос», что, видимо, и предопределило его любовь к наукам. Коллуфом, как известно, звали поэта, написавшего «Похищение Елены», но здесь скорее речь идет о его тезке. «Киферой» названа Афродита. Стихотворение довольно большое (75 стихов), ставлю отрывок.

(1)Σοφίης ἔλαμψεν ὥρη,
χρόνιοι λόγοι δονοῦνται,
ὅθεν ὡς χρόνος κελεύει
πάλιν ἐν λόγοις χορεύω.

Ἑλικῶνα νῦν ἀμείψας 5
φαέθων ἄναξ Ἀπόλλων
Ἑλικῶνα τοῦτον ἔγνω
σοφίης φάος κομίζων.

Ἐπί σοι σοφὴ Κυθήρη
μετὰ Παλλάδος χορεύει· 10
ἔριδος τρόπους πατοῦσαι
φιλίης νόμους κρατοῦσι.

Σοφέ, γραμμάτων ἀνάσσεις,
ἔλαχες λόγων τὰ πρῶτα,
μετὰ γὰρ σὸν οὖν, τὸ κάππα, 15
τότε τῶν λόγων τὸ γράμμα. (Georgius, carmina, 9, 1–16)

Час премудрости сияет,
Слов биенье долгожданных,
Я ж, как время побуждает,
Вновь кружусь в словесной пляске.

Геликон покинув, светлый 5
Аполлон, пришел, владыка,
Геликон он здесь увидел,
Свет премудрости являя.

Здесь премудрая Кифера
Заодно с Палладой пляшет, 10
И забыв пути раздора,
Обе чтут законы дружбы.

Ты, мудрец, наук владыка,
В слове первенство являешь,
Буква «каппа» предваряет 15
Букву «лямбду», — ту, чей, «логос»… (перевод мой)
#Коллуф

Неидентифицированная фигура из мозаики с четырьмя временами года. Пафос (Кипр), II в.

А вот и последняя персонификация времени года от Иоанна Газского. Зима.

Тут же иная стояла, в потоках дождя ледяного, 695
Стужей дышали ее расшитые градом одежды,
Пеплосом бледно-зеленым она, вся дрожа, укрывалась,
- Мрачная это зима, что шлет бесконечные ливни,
Неиссякаем холодной воды ее бьющий источник.
Стан приклонив дождеродный, застыла влажная Ора, 700
И ледяными очами глядела вдаль неотрывно
На предстающее всем самовластье почтенного Мира (перевод мой)
#Иоанн_Газский