Сентябрь близится к концу, учебный год уже вошел в силу, но экзамены еще далеко, так что сейчас самое время для радостей ученической и студенческой жизни, которые, как кажется, не изменились за тысячи лет: организовать пирушку, встретиться с друзьями, поболтать, может быть, помечтать о будущем. Именно об этом говорится в предлагаемом вашему вниманию отрывке из песенки учеников, сохранившейся на папирусе и включенной в собрание папирусных фрагментов Хайча.
ἑ̣[ται]ρ̣ικῆς [θ’ ἑορ]τῆς
θαλύσιον κομίζω.
ἐρῶ μὲν οὖν ἐς ἥβης (5)
τάχιστα μέτρον ἐλθεῖν
διδασκάλου τ’ ἀκούων
πολὺν χ[ρ]όνον βιῶναι.
φυὴ δὲ [κοσμί]α τ̣ις
σ̣οφό̣[ν τε νοῦ φρόνημα] (10)
γένοιτό μο̣ι̣ [μάθησιν]
[κ]υ<κ>λουμένη[ν περῶντι·]
μ̣ετάρσι[ος θέλοιμ’ ἄν]
Διὸς δόμο[ις πελάσσαι]
..ε..σοσ.[] (Discipulorum cantiuncula).
…На общую пирушку
Несу я приношенье.
Стремлюсь скорей достигнуть 5
Я юности желанной.
Учителю внимая,
Жить много лет хочу я.
Пусть рост прекрасным будет,
И мудрым — помышленье, 10
Когда весь курс учебы
Я наконец закончу.
Взлететь хочу я в воздух,
Стремясь к чертогам Зевса. (перевод мой)
ἑ̣[ται]ρ̣ικῆς [θ’ ἑορ]τῆς
θαλύσιον κομίζω.
ἐρῶ μὲν οὖν ἐς ἥβης (5)
τάχιστα μέτρον ἐλθεῖν
διδασκάλου τ’ ἀκούων
πολὺν χ[ρ]όνον βιῶναι.
φυὴ δὲ [κοσμί]α τ̣ις
σ̣οφό̣[ν τε νοῦ φρόνημα] (10)
γένοιτό μο̣ι̣ [μάθησιν]
[κ]υ<κ>λουμένη[ν περῶντι·]
μ̣ετάρσι[ος θέλοιμ’ ἄν]
Διὸς δόμο[ις πελάσσαι]
..ε..σοσ.[] (Discipulorum cantiuncula).
…На общую пирушку
Несу я приношенье.
Стремлюсь скорей достигнуть 5
Я юности желанной.
Учителю внимая,
Жить много лет хочу я.
Пусть рост прекрасным будет,
И мудрым — помышленье, 10
Когда весь курс учебы
Я наконец закончу.
Взлететь хочу я в воздух,
Стремясь к чертогам Зевса. (перевод мой)
21 сентября – день смерти величайшего латинского поэта Вергилия (он умер в 19 г. н.э.). Для латинского мира Вергилий стал тем же, чем для греческого – Гомер. На изучении его поэм основывалось школьное обучение, его стихи использовались в центонах, аллюзиями на него полна последующая латинская поэзия. В антологиях сохранился даже своеобразный турнир двенадцати мудрецов-поэтов, каждый из которых должен был написать вариацию на тему эпитафии Вергилия, приписывавшейся ему самому:
Mantua me genuit, Calabri rapuere: tenet nunc
Parthenope. Cecini pascua, rura, duces.
В Мантуе был я рожден, у калабров умер, покоюсь
В Парфенопее; я пел пастбища, села, вождей.
Дальше идут вариации, каждая из которых подписана отдельным именем.
Действительно ли это были участники конкурса, или все остальные эпитафии написал кто-то один (как Григорий Богослов писал эпитафии своей матери Нонне), мы не знаем. Возможно и то, и другое. Но те же имена повторяются и в других подобных конкурсах (например, один из них посвящен радуге). Время написания этих стихов неизвестно.
Итак, вот вариации, но все двенадцать я сразу ставить не буду, оставим на другой случай.
ASCLEPIADII
Tityron ac segetes cecini Maro et 'arma virumque.'
Mantua me genuit, Parthenope sepelit
АСКЛЕПИАДИЙ
Я, Марон, воспевал пастуха, посевы и брани.
В Мантуе был я рожден, в Парфенопее лежу.
EVSTHENII
Vergilius iacet hic, qui pascua versibus edit
Et ruris cultus et Phrygis arma viri.
ЕВСФЕНИЙ
Здесь Вергилий лежит, который прославил стихами
Пастбища, труд на полях, мужа фригийского брань.
POMPILIANI
Qui pecudes, qui rura canit, qui proelia vates,
In Calabris moriens hac requiescit humo.
ПОМПИЛИАН
Кто воспевал стада, поля и битвы героев,
Тот в калабрийской земле умер и здесь погребен.
MAXIMINI
Carminibus pecudes et rus et bella canendo
Nomen inextinctum Vergilius merui.
МАКСИМИН
Песнями славя стада, и села, и брань, и героя,
Я, Вергилий, стяжал славное имя в веках.
VITALIS
Mantua mi patria est, nomen Maro, carmina silvae
Ruraque cum bellis, Parthenope tumulus.
ВИТАЛИС
Родина — Мантуя, имя — Вергилий, песни — дубравы,
Села и буйная брань, Парфенопея мне — гроб.
BASILII
Qui silvas et agros et proelia versibus ornat,
Mole sub hac situs est: ecce poeta Maro.
ВАСИЛИЙ
Тот, кто украсил стихом дубравы, поля и сраженья,
Здесь под плитою лежит: это писатель Марон. (переводы М.Л. Гаспарова)
#Вергилий #эпиграммы #вариации
Mantua me genuit, Calabri rapuere: tenet nunc
Parthenope. Cecini pascua, rura, duces.
В Мантуе был я рожден, у калабров умер, покоюсь
В Парфенопее; я пел пастбища, села, вождей.
Дальше идут вариации, каждая из которых подписана отдельным именем.
Действительно ли это были участники конкурса, или все остальные эпитафии написал кто-то один (как Григорий Богослов писал эпитафии своей матери Нонне), мы не знаем. Возможно и то, и другое. Но те же имена повторяются и в других подобных конкурсах (например, один из них посвящен радуге). Время написания этих стихов неизвестно.
Итак, вот вариации, но все двенадцать я сразу ставить не буду, оставим на другой случай.
ASCLEPIADII
Tityron ac segetes cecini Maro et 'arma virumque.'
Mantua me genuit, Parthenope sepelit
АСКЛЕПИАДИЙ
Я, Марон, воспевал пастуха, посевы и брани.
В Мантуе был я рожден, в Парфенопее лежу.
EVSTHENII
Vergilius iacet hic, qui pascua versibus edit
Et ruris cultus et Phrygis arma viri.
ЕВСФЕНИЙ
Здесь Вергилий лежит, который прославил стихами
Пастбища, труд на полях, мужа фригийского брань.
POMPILIANI
Qui pecudes, qui rura canit, qui proelia vates,
In Calabris moriens hac requiescit humo.
ПОМПИЛИАН
Кто воспевал стада, поля и битвы героев,
Тот в калабрийской земле умер и здесь погребен.
MAXIMINI
Carminibus pecudes et rus et bella canendo
Nomen inextinctum Vergilius merui.
МАКСИМИН
Песнями славя стада, и села, и брань, и героя,
Я, Вергилий, стяжал славное имя в веках.
VITALIS
Mantua mi patria est, nomen Maro, carmina silvae
Ruraque cum bellis, Parthenope tumulus.
ВИТАЛИС
Родина — Мантуя, имя — Вергилий, песни — дубравы,
Села и буйная брань, Парфенопея мне — гроб.
BASILII
Qui silvas et agros et proelia versibus ornat,
Mole sub hac situs est: ecce poeta Maro.
ВАСИЛИЙ
Тот, кто украсил стихом дубравы, поля и сраженья,
Здесь под плитою лежит: это писатель Марон. (переводы М.Л. Гаспарова)
#Вергилий #эпиграммы #вариации
В эпитафиях Вергилия говорится, что поэт рождён в Мантуе, а погребен в Парфенопее. Какой город так назван?
Anonymous Quiz
9%
Сиракузы
23%
Неаполь
9%
Капуя
2%
Нола
8%
Суррент
48%
Хочу знать ответ
И не могу удержаться, чтобы не вспомнить стихотворение И.А. Бунина "У гробницы Виргилия".
Дикий лавр, и плющ, и розы,
Дети, тряпки по дворам
И коричневые козы
В сорных травах по буграм,
Без границы и без края
Моря вольные края...
Верю — знал ты, умирая,
Что твоя душа — моя.
Знал поэт: опять весною
Будет смертному дано
Жить отрадою земною,
А кому — не все ль равно!
Запах лавра, запах пыли,
Теплый ветер... Счастлив я,
Что моя душа, Виргилий,
Не моя и не твоя.
Дикий лавр, и плющ, и розы,
Дети, тряпки по дворам
И коричневые козы
В сорных травах по буграм,
Без границы и без края
Моря вольные края...
Верю — знал ты, умирая,
Что твоя душа — моя.
Знал поэт: опять весною
Будет смертному дано
Жить отрадою земною,
А кому — не все ль равно!
Запах лавра, запах пыли,
Теплый ветер... Счастлив я,
Что моя душа, Виргилий,
Не моя и не твоя.
В Католической церкви сегодня память Евсевия, папы Римского. В православии он, похоже, не почитается, хотя никаких препятствий этому нет: он жил на рубеже III-IV вв. Кафедру римского епископа занимал всего четыре месяца, в 309-310 гг. В это время очередной раз возникли споры об отпавших, в которых Евсевий занимал позицию большей строгости. В противовес ему был избран антипапа Гераклий. Начались беспорядки, так что император Максенций сослал обоих на Сицилию, где Евсевий умер, а о Гераклии больше никаких известий не было. Останки Евсевия были перенесены в Рим и погребены в катакомбах св. Каллиста. Довольно нетривиальная картина нравов раннехристианской общины и роли «сурового тирана». Почему-то не отредактировали этот сюжет. Кажется, главный источник сведений – эпиграмма папы Дамаса.
Heraclius vetuit lapsos peccata dolere,
Eusebius miseros docuit sua crimina flere.
Scinditur in partes vulgus gliscente furore.
Seditio, caedes, bellum, discordia, lites:
Exemplo pariter pulsi feritate tyranni,
Integra cum Rector servaret foedera pacis
Pertulit exsilium omnino sub judice laetus,
Littore Trinacrio mundum vitamque reliquit. (Damasus, carmina, 12)
Падшим Гераклий велел простить грехи отступленья,
Жалких Евсевий учил рыдать о своих преступленьях.
Надвое разделена толпа, и ярость крепчает:
Смута, убийства, раздор, препирательства, рукоприкладство.
Тут же суровый тиран карает обоих изгнаньем.
Церкви правитель однако, чтоб мир сохранить нерушимым,
С радостью в сердце, легко, свое переносит изгнанье.
На тринакрийских брегах и мир, и жизнь оставляет. (перевод мой)
#Дамас
Heraclius vetuit lapsos peccata dolere,
Eusebius miseros docuit sua crimina flere.
Scinditur in partes vulgus gliscente furore.
Seditio, caedes, bellum, discordia, lites:
Exemplo pariter pulsi feritate tyranni,
Integra cum Rector servaret foedera pacis
Pertulit exsilium omnino sub judice laetus,
Littore Trinacrio mundum vitamque reliquit. (Damasus, carmina, 12)
Падшим Гераклий велел простить грехи отступленья,
Жалких Евсевий учил рыдать о своих преступленьях.
Надвое разделена толпа, и ярость крепчает:
Смута, убийства, раздор, препирательства, рукоприкладство.
Тут же суровый тиран карает обоих изгнаньем.
Церкви правитель однако, чтоб мир сохранить нерушимым,
С радостью в сердце, легко, свое переносит изгнанье.
На тринакрийских брегах и мир, и жизнь оставляет. (перевод мой)
#Дамас
Олень, пожирающий змею. Мозаика Большого константинопольского дворца, VI в.
#олень_змея
#олень_змея
Сегодня мы очередной раз обратимся к поэме Оппиана из Апамеи «Об охоте». Известно, что сцены охоты были популярны и в изобразительном искусстве; некоторые из них прямо-таки иллюстрируют поэму Оппиана (или наоборот, Оппиан представляет экфрасис популярных живописных сюжетов). В изобразительном искусстве сцены охоты нередко связывались с календарным циклом и относились к осени. Именно таковы, по-видимому, мозаики Большого константинопольского дворца. Одна из них представляет оленя, пожирающего змею. Эту легенду пересказывает Оппиан, потом она перекочевала в разнообразные «Физиологи», а изображение приобрело символический характер: олень – это Христос, а змей – сатана. Оппиан такого иносказания еще не подразумевал, а вот художники, делавшие мозаику в императорском дворце в VI в., может быть, и имели его в виду.
Ἔχθος δ’ ἀλλήλοισιν ἀνάρσιον αἰὲν ἔχουσι
πᾶν ὀφίων ἐλάφων τε γένος, πάντῃ δ’ ἐρεείνει
οὔρεος ἐν βήσσῃς ἔλαφος θρασὺν ἑρπηστῆρα. (235)
ἀλλ’ ὅτ’ ἴδῃ στροφάλιγξιν ὑφαινόμενον δολιχῇσιν
ἴχνος ὀφιόνεον, μέγα καγχαλόων ἀφικάνει
ἆσσον φωλειοῦ, ῥῖνας δ’ ἐπεθήκατο χειῇ,
πνοιῇσι λάβρῃσιν ἐφελκόμενος ποτὶ δῆριν
ἑρπετὸν οὐλόμενον· τὸν δ’ οὐκ ἐθέλοντα μάχεσθαι (240)
ἆσθμα βιησάμενον μυχάτης ἐξείρυσεν εὐνῆς·
αἶψα γὰρ εἴσιδεν ἐχθρόν, ἐς αἰθέρα θ’ ὑψόσ’ ἀείρει
λευγαλέην δειρήν· λευκοὺς δ’ ὑπέσηρεν ὀδόντας,
ὀξέα πεφρίκοντας· ἐπικροτέει δὲ γένειον
πυκνοῖς φυσιόων συρίγμασιν ἰοφόρος θήρ. (245)
αὐτίκα δ’ αὖτ’ ἔλαφος, καὶ μειδιόωντι ἐοικώς,
δαιτρεύει στομάτεσσιν ἐτώσια δηριόωντα,
καί μιν ἑλισσόμενον περὶ γούνασιν ἀμφί τε δειρὴν
ἐμμενέως δάπτει· κατὰ δὲ χθονὶ πολλὰ κέχυνται
λείψανα παιφάσσοντα καὶ ἀσπαίροντα φόνοισι. (250)
καί κε τάχ’ οἰκτείρειας ἀπηνέα περ μάλ’ ἐόντα
ὠμηστῆρα ῥιφέντα πολυτμήτοισι φόνοισι. (Oppianus, Cynegetica, 2, 233-252)
Вечно друг с другом воюют, всегдашней враждой одержимы,
Племя оленье и род змеиный. И в горных ущельях
Ищет олень постоянно ползучего дерзкого змея. 235
И как увидит извилистый след змеиного брюха,
Сразу спешит он к норе, в душе над врагом насмехаясь.
Близко подходит и ноздри свои к отверстью приблизив,
Жарким дыханьем ужасного змея на бой вызывает,
Тот же, уйдя в глубину, совсем не желает сражаться, 240
Только дыханье оленя его зовет на поверхность.
И лишь увидит врага, нападает гад ядовитый,
Выбросив страшную шею, оскалив белые зубы,
Точно щетину, и лязгает сильными он челюстями,
Зверь ядоносный, и злобно шипит, исполняясь отваги. 245
Тут же олень, как будто смеясь над врагом обреченным,
Змея хватает зубами, презрев бросок бесполезный,
И пожирает его, хоть кружится тот, обвивая
Ноги оленя и шею. И вскоре одни лишь останки
Змея, уже умерщвленного, биться в пыли продолжают. 250
Это увидев, пожалуй, почувствуешь ты состраданье
К злобному змею, который убит и разорван на части. (перевод мой)
#Оппианы #олень_змея
Ἔχθος δ’ ἀλλήλοισιν ἀνάρσιον αἰὲν ἔχουσι
πᾶν ὀφίων ἐλάφων τε γένος, πάντῃ δ’ ἐρεείνει
οὔρεος ἐν βήσσῃς ἔλαφος θρασὺν ἑρπηστῆρα. (235)
ἀλλ’ ὅτ’ ἴδῃ στροφάλιγξιν ὑφαινόμενον δολιχῇσιν
ἴχνος ὀφιόνεον, μέγα καγχαλόων ἀφικάνει
ἆσσον φωλειοῦ, ῥῖνας δ’ ἐπεθήκατο χειῇ,
πνοιῇσι λάβρῃσιν ἐφελκόμενος ποτὶ δῆριν
ἑρπετὸν οὐλόμενον· τὸν δ’ οὐκ ἐθέλοντα μάχεσθαι (240)
ἆσθμα βιησάμενον μυχάτης ἐξείρυσεν εὐνῆς·
αἶψα γὰρ εἴσιδεν ἐχθρόν, ἐς αἰθέρα θ’ ὑψόσ’ ἀείρει
λευγαλέην δειρήν· λευκοὺς δ’ ὑπέσηρεν ὀδόντας,
ὀξέα πεφρίκοντας· ἐπικροτέει δὲ γένειον
πυκνοῖς φυσιόων συρίγμασιν ἰοφόρος θήρ. (245)
αὐτίκα δ’ αὖτ’ ἔλαφος, καὶ μειδιόωντι ἐοικώς,
δαιτρεύει στομάτεσσιν ἐτώσια δηριόωντα,
καί μιν ἑλισσόμενον περὶ γούνασιν ἀμφί τε δειρὴν
ἐμμενέως δάπτει· κατὰ δὲ χθονὶ πολλὰ κέχυνται
λείψανα παιφάσσοντα καὶ ἀσπαίροντα φόνοισι. (250)
καί κε τάχ’ οἰκτείρειας ἀπηνέα περ μάλ’ ἐόντα
ὠμηστῆρα ῥιφέντα πολυτμήτοισι φόνοισι. (Oppianus, Cynegetica, 2, 233-252)
Вечно друг с другом воюют, всегдашней враждой одержимы,
Племя оленье и род змеиный. И в горных ущельях
Ищет олень постоянно ползучего дерзкого змея. 235
И как увидит извилистый след змеиного брюха,
Сразу спешит он к норе, в душе над врагом насмехаясь.
Близко подходит и ноздри свои к отверстью приблизив,
Жарким дыханьем ужасного змея на бой вызывает,
Тот же, уйдя в глубину, совсем не желает сражаться, 240
Только дыханье оленя его зовет на поверхность.
И лишь увидит врага, нападает гад ядовитый,
Выбросив страшную шею, оскалив белые зубы,
Точно щетину, и лязгает сильными он челюстями,
Зверь ядоносный, и злобно шипит, исполняясь отваги. 245
Тут же олень, как будто смеясь над врагом обреченным,
Змея хватает зубами, презрев бросок бесполезный,
И пожирает его, хоть кружится тот, обвивая
Ноги оленя и шею. И вскоре одни лишь останки
Змея, уже умерщвленного, биться в пыли продолжают. 250
Это увидев, пожалуй, почувствуешь ты состраданье
К злобному змею, который убит и разорван на части. (перевод мой)
#Оппианы #олень_змея
Еще один охотничий сюжет, представленный у Оппиана и в то же время распространенный в изобразительном искусстве – ихневмон (мангуст, его латинское название - Herpestes ichneumon). Это неудивительно, поскольку мангусты обитают в Египте, да и во всей Северной Африке. Часто мангуста изображают со змеей, а на мозаике Константинопольского дворца он изображен с какой-то другой добычей, видимо, с птицей (не нашла фото этой мозаики, только упоминание и схему). Оппиан также рассказывает об охоте мангуста на крокодилов, но это, похоже, чистая фантазия, хотя мангусты поедают яйца крокодилов, возможно, также и детенышей. Нетрудно догадаться, что этот сюжет также перекочевал в «Физиологи» и стал трактоваться как аллегория победы Христа над диаволом.
Ἰχνεύμων βαιὸς μέν, ἀτὰρ μεγάλοισιν ὁμοίως
μέλπεσθαι θήρεσσι πανάξιος εἵνεκα βουλῆς
ἀλκῆς τε κρατερῆς ὑπὸ νηπεδανοῖσι μέλεσσιν.
ἦ γάρ τοι κέρδεσσι κατέκτανε διπλόα φῦλα, (410)
ἑρπηστῆρας ὄφεις καὶ ἀργαλέους κροκοδείλους,
κείνους Νειλῴους, φόνιον γένος· ὁππότε γάρ τις
θηρῶν λευγαλέων εὕδῃ τρίστοιχα πετάσσας
χείλεα καὶ χάος εὐρὺ καὶ ἄσπετον αἰόλον ἕρκος,
δή ῥα τότ’ ἰχνεύμων δολίην ἐπὶ μῆτιν ὑφαίνων (415)
λοξοῖς ὀφθαλμοῖσιν ἀπείρονα θῆρα δοκεύει,
εἰσόκε τοι βαθὺν ὕπνον ἐπὶ φρεσὶ πιστώσηται·
αἶψα δ’ ἄρ’ ἐν ψαμάθοισι καὶ ἐν πηλοῖσιν ἐλυσθεὶς
ῥίμφ’ ἔθορεν, πυλεῶνα διαπτάμενος θανάτοιο
τολμηρῇ κραδίῃ, διὰ δ’ εὐρέος ἤλυθε λαιμοῦ. (420)
αὐτὰρ ὅ γ’ ἐξ ὕπνου βαρυαέος ἔγρετο δειλός,
καὶ κακὸν ἐν λαγόνεσσι φέρων τόσον ἀπροτίελπτον,
πάντῃ μαινόμενος καὶ ἀμήχανος ἀμφαλάληται,
ἄλλοτε μὲν ποτὶ τέρματ’ ἰὼν μυχάτου ποταμοῖο,
ἄλλοτε δ’ αὖ ψαμάθοισι κυλινδόμενος ποτὶ χέρσον, (425)
ἄγριον ἀσθμαίνων, στρωφώμενος ἀμφ’ ὀδύνῃσιν.
αὐτὰρ ὅ γ’ οὐκ ἀλέγει, γλυκερῇ δ’ ἐπιτέρπετ’ ἐδωδῇ·
ἥπατι δ’ ἄγχι μάλιστα παρήμενος εἰλαπινάζει·
ὀψὲ δέ τοι προλιπὼν κενεὸν δέμας ἔκθορε θηρός.
ἰχνεῦμον μέγα θαῦμα, μεγασθενές, αἰολόβουλε, (430)
ὅσσην τοι κραδίη τόλμαν χάδεν. ὅσσον ὑπέστης,
ἀγχίμολον θανάτοιο τεὸν δέμας ἀμφὶς ἐρείσας.
Ἀσπίδα δ’ ἰοφόρον τοίαις ἐδαμάσσατο βουλαῖς.
πᾶν δέμας ἐν ψαμάθοισι καλύψατο θῆρα δοκεύων,
νόσφι μόνης οὐρῆς τε καὶ ὀφθαλμῶν πυροέντων· (435)
οὐρή οἱ δολιχὴ γὰρ ὀφιονέη τε τέτυκται,
ἄκροισιν κεφαληδὸν ἐειδομένοισι κορύμβοις,
ἄντα μελαινομένη, θηρῶν φολίδεσσιν ὁμοίη.
τὴν δ’ ὅτε φυσιόωσαν ἔχιν ψολόεσσαν ἴδηται,
ἀντία γυρώσας προκαλέσσατο θῆρα δαφοινήν. (440)
ἀσπὶς δ’ ἰοφόρον πέλας ἀντήειρε κάρηνον,
στήθεά τ’ εὔρυνε, στυφελόν θ’ ὑπέσηρεν ὀδόντα,
μαρναμένη γενύεσσιν ἐτώσια λευγαλέῃσιν.
ἀλλ’ οὐκ ἰχνεύμων τότ’ ἀρήϊος ἐν ψαμάθοισι
δηθύνει, πικρῶν δὲ θορὼν ἐδράξατο λαιμῶν, (445)
δαρδάπτει τε γένυσσιν ἑλισσομένην ἑκάτερθε,
καὶ νέκυν αὐτίκ’ ἔθηκ’ ἀποφώλιον ἐκπτύουσαν
πευκεδανὸν θανάτοιο φίλον, ζαμενῆ χόλον, ἰόν. (Oppianus, Cynegetica, 4, 413-448)
Ἰχνεύμων βαιὸς μέν, ἀτὰρ μεγάλοισιν ὁμοίως
μέλπεσθαι θήρεσσι πανάξιος εἵνεκα βουλῆς
ἀλκῆς τε κρατερῆς ὑπὸ νηπεδανοῖσι μέλεσσιν.
ἦ γάρ τοι κέρδεσσι κατέκτανε διπλόα φῦλα, (410)
ἑρπηστῆρας ὄφεις καὶ ἀργαλέους κροκοδείλους,
κείνους Νειλῴους, φόνιον γένος· ὁππότε γάρ τις
θηρῶν λευγαλέων εὕδῃ τρίστοιχα πετάσσας
χείλεα καὶ χάος εὐρὺ καὶ ἄσπετον αἰόλον ἕρκος,
δή ῥα τότ’ ἰχνεύμων δολίην ἐπὶ μῆτιν ὑφαίνων (415)
λοξοῖς ὀφθαλμοῖσιν ἀπείρονα θῆρα δοκεύει,
εἰσόκε τοι βαθὺν ὕπνον ἐπὶ φρεσὶ πιστώσηται·
αἶψα δ’ ἄρ’ ἐν ψαμάθοισι καὶ ἐν πηλοῖσιν ἐλυσθεὶς
ῥίμφ’ ἔθορεν, πυλεῶνα διαπτάμενος θανάτοιο
τολμηρῇ κραδίῃ, διὰ δ’ εὐρέος ἤλυθε λαιμοῦ. (420)
αὐτὰρ ὅ γ’ ἐξ ὕπνου βαρυαέος ἔγρετο δειλός,
καὶ κακὸν ἐν λαγόνεσσι φέρων τόσον ἀπροτίελπτον,
πάντῃ μαινόμενος καὶ ἀμήχανος ἀμφαλάληται,
ἄλλοτε μὲν ποτὶ τέρματ’ ἰὼν μυχάτου ποταμοῖο,
ἄλλοτε δ’ αὖ ψαμάθοισι κυλινδόμενος ποτὶ χέρσον, (425)
ἄγριον ἀσθμαίνων, στρωφώμενος ἀμφ’ ὀδύνῃσιν.
αὐτὰρ ὅ γ’ οὐκ ἀλέγει, γλυκερῇ δ’ ἐπιτέρπετ’ ἐδωδῇ·
ἥπατι δ’ ἄγχι μάλιστα παρήμενος εἰλαπινάζει·
ὀψὲ δέ τοι προλιπὼν κενεὸν δέμας ἔκθορε θηρός.
ἰχνεῦμον μέγα θαῦμα, μεγασθενές, αἰολόβουλε, (430)
ὅσσην τοι κραδίη τόλμαν χάδεν. ὅσσον ὑπέστης,
ἀγχίμολον θανάτοιο τεὸν δέμας ἀμφὶς ἐρείσας.
Ἀσπίδα δ’ ἰοφόρον τοίαις ἐδαμάσσατο βουλαῖς.
πᾶν δέμας ἐν ψαμάθοισι καλύψατο θῆρα δοκεύων,
νόσφι μόνης οὐρῆς τε καὶ ὀφθαλμῶν πυροέντων· (435)
οὐρή οἱ δολιχὴ γὰρ ὀφιονέη τε τέτυκται,
ἄκροισιν κεφαληδὸν ἐειδομένοισι κορύμβοις,
ἄντα μελαινομένη, θηρῶν φολίδεσσιν ὁμοίη.
τὴν δ’ ὅτε φυσιόωσαν ἔχιν ψολόεσσαν ἴδηται,
ἀντία γυρώσας προκαλέσσατο θῆρα δαφοινήν. (440)
ἀσπὶς δ’ ἰοφόρον πέλας ἀντήειρε κάρηνον,
στήθεά τ’ εὔρυνε, στυφελόν θ’ ὑπέσηρεν ὀδόντα,
μαρναμένη γενύεσσιν ἐτώσια λευγαλέῃσιν.
ἀλλ’ οὐκ ἰχνεύμων τότ’ ἀρήϊος ἐν ψαμάθοισι
δηθύνει, πικρῶν δὲ θορὼν ἐδράξατο λαιμῶν, (445)
δαρδάπτει τε γένυσσιν ἑλισσομένην ἑκάτερθε,
καὶ νέκυν αὐτίκ’ ἔθηκ’ ἀποφώλιον ἐκπτύουσαν
πευκεδανὸν θανάτοιο φίλον, ζαμενῆ χόλον, ἰόν. (Oppianus, Cynegetica, 4, 413-448)
А ихневмон, хоть и мал, но зверям не уступит великим
Славой своею и в песне хвалы, несомненно, достоин.
Острым умом наделен он и силу имеет большую.
Благодаря этим свойствам два племени он истребляет: 410
Змей ползучих и тварей, внушающих страх - крокодилов
Нильских, губительный род. Когда случается зверю
Лютому крепко уснуть с раскрытой пастью, где зубы
Плотно сидят в три ряда, обнажая широкую глотку,
Козни свои замышляет тогда ихневмон хитроумный. 415
Искоса глядя, за зверем огромнейшим он наблюдает,
Не убедится пока, что тот уснул беспробудно.
После того, извалявшись в песке и глине, мгновенно
Прыгает в пасть и, смерти врата миновав невредимо,
С сердцем отважным спускается вниз по пространному горлу. 420
Зверь же несчастный, когда одолеет тяжелую дрему,
Сразу во чреве почувствует зло, незнакомое прежде.
Сразу начнет он метаться беспомощно, точно безумный,
То опускаясь на самое дно речного потока,
То устремляясь на сушу, катаясь в песке неустанно, 425
Тяжко дыша и от боли мучительной в кольца свиваясь.
Но ихневмону нет дела: приятной радуясь пище,
Пир свой свершает и печень съедает с особой охотой.
И наконец опустевшее тело его покидает.
О, ихневмон, ты великое диво, могуч, хитроумен! 430
Сколько отваги в душе твоей, сколько всего претерпел ты,
Сам на себе испытав соседство пугающей смерти.
Против змеи ядовитой такой он прием применяет:
Сам весь зарывшись в песок, поджидает опасного зверя,
Виден снаружи лишь хвост, да два пылающих глаза. 435
Хвост же имеет он длинный, змеиному телу подобный,
А завитки на конце на конце с головой его делают схожим,
Шерсть чернеет вокруг, как будто на коже - чешуйки.
Только завидит змею ихневмон, кипящую гневом,
Хвост, закруглив, поднимает, дразня кровавого зверя. 440
Тот, в свою очередь, ввысь ядоносную голову тянет,
Сильно надув капюшон, обнажает грозящие зубы,
Тщетно пытаясь врага испугать ужасною пастью.
Но, затаившись в песке, ихневмон отважный не медлит:
Молниеносным броском вцепляется в страшную глотку, 445
И, как ни бьется змея, он ее разрывает зубами
И умерщвляет, меж тем, как она извергает напрасно
Смертный губительный яд – оружие горького гнева.
(перевод мой)
Славой своею и в песне хвалы, несомненно, достоин.
Острым умом наделен он и силу имеет большую.
Благодаря этим свойствам два племени он истребляет: 410
Змей ползучих и тварей, внушающих страх - крокодилов
Нильских, губительный род. Когда случается зверю
Лютому крепко уснуть с раскрытой пастью, где зубы
Плотно сидят в три ряда, обнажая широкую глотку,
Козни свои замышляет тогда ихневмон хитроумный. 415
Искоса глядя, за зверем огромнейшим он наблюдает,
Не убедится пока, что тот уснул беспробудно.
После того, извалявшись в песке и глине, мгновенно
Прыгает в пасть и, смерти врата миновав невредимо,
С сердцем отважным спускается вниз по пространному горлу. 420
Зверь же несчастный, когда одолеет тяжелую дрему,
Сразу во чреве почувствует зло, незнакомое прежде.
Сразу начнет он метаться беспомощно, точно безумный,
То опускаясь на самое дно речного потока,
То устремляясь на сушу, катаясь в песке неустанно, 425
Тяжко дыша и от боли мучительной в кольца свиваясь.
Но ихневмону нет дела: приятной радуясь пище,
Пир свой свершает и печень съедает с особой охотой.
И наконец опустевшее тело его покидает.
О, ихневмон, ты великое диво, могуч, хитроумен! 430
Сколько отваги в душе твоей, сколько всего претерпел ты,
Сам на себе испытав соседство пугающей смерти.
Против змеи ядовитой такой он прием применяет:
Сам весь зарывшись в песок, поджидает опасного зверя,
Виден снаружи лишь хвост, да два пылающих глаза. 435
Хвост же имеет он длинный, змеиному телу подобный,
А завитки на конце на конце с головой его делают схожим,
Шерсть чернеет вокруг, как будто на коже - чешуйки.
Только завидит змею ихневмон, кипящую гневом,
Хвост, закруглив, поднимает, дразня кровавого зверя. 440
Тот, в свою очередь, ввысь ядоносную голову тянет,
Сильно надув капюшон, обнажает грозящие зубы,
Тщетно пытаясь врага испугать ужасною пастью.
Но, затаившись в песке, ихневмон отважный не медлит:
Молниеносным броском вцепляется в страшную глотку, 445
И, как ни бьется змея, он ее разрывает зубами
И умерщвляет, меж тем, как она извергает напрасно
Смертный губительный яд – оружие горького гнева.
(перевод мой)
Возможно, среди читателей канала есть те, кого эта информация заинтересует:
Богословие и гуманитарные науки: первая в России междисциплинарная универсиада по христианской проблематике!
ПСТГУ приглашает принять участие в первой междисциплинарной Универсиаде по христианской проблематике "Богословие и гуманитарные науки". Профили Универсиады: религиоведение, теология, филология. Участниками могут быть студенты 3-4 курсов бакалавриата любых гуманитарных специальностей, которым интересно облечь свою творческую мысль в академическую форму.
С одной стороны, Универсиада – это попытка собрать на одной площадке талантливых студентов в целях способствования развития их как будущих исследователей-теологов, -философов, -религиоведов, -филологов, -историков, - культурологов.
С другой, – это привлечение внимания к христианской проблематике и методам ее научной разработки. И наконец, это свидетельство того, что Церкви важно услышать голос тех, кто пополнит будущее поколение ученых.
Универсиада проходит в два этапа:
1. Заочный с написанием эссе по теме курсовых/дипломных работ. Работы нужно прислать до 12 ноября 2023. Регистрация уже открыта: https://clck.ru/35x57M
2. Очный заключительный в формате письменного рассуждения на заданную тему.
Подробнее об условиях участия, наградам, составе жюри и критериях оценки работ: https://clck.ru/35x57M
Присоединяйтесь! Будет захватывающе!
Богословие и гуманитарные науки: первая в России междисциплинарная универсиада по христианской проблематике!
ПСТГУ приглашает принять участие в первой междисциплинарной Универсиаде по христианской проблематике "Богословие и гуманитарные науки". Профили Универсиады: религиоведение, теология, филология. Участниками могут быть студенты 3-4 курсов бакалавриата любых гуманитарных специальностей, которым интересно облечь свою творческую мысль в академическую форму.
С одной стороны, Универсиада – это попытка собрать на одной площадке талантливых студентов в целях способствования развития их как будущих исследователей-теологов, -философов, -религиоведов, -филологов, -историков, - культурологов.
С другой, – это привлечение внимания к христианской проблематике и методам ее научной разработки. И наконец, это свидетельство того, что Церкви важно услышать голос тех, кто пополнит будущее поколение ученых.
Универсиада проходит в два этапа:
1. Заочный с написанием эссе по теме курсовых/дипломных работ. Работы нужно прислать до 12 ноября 2023. Регистрация уже открыта: https://clck.ru/35x57M
2. Очный заключительный в формате письменного рассуждения на заданную тему.
Подробнее об условиях участия, наградам, составе жюри и критериях оценки работ: https://clck.ru/35x57M
Присоединяйтесь! Будет захватывающе!
Сегодня в католичестве память еще одного святого папы Римского – Марка. За что почитается, непонятно. Пребывание на римской кафедре продолжалось 8 месяцев и закончилось в этот день, 7 октября 336 г. Тем не менее он не мученик, умер своей смертью. При нем начали составлять списки мучеников – это, конечно, большая заслуга. Также он построил в Риме две церкви – св. Марка и св. Бальбины (значит, римские христиане в ту пору не страдали от гонений). Посвященная ему эпиграмма папы Дамаса написана пятистопным дактилем. В последнем стихе он, видимо, имеет в виду то, что папа Марк был погребен рядом с мучеником Марком, и их нередко путали.
Vita fuit Marci, quam novimus omnes.
Ore Dei posset qui temnere mundum
Oravit populus quod disceret omnis,
Grandis honor vitae contemptus habendi;
Virtus tenuit penetralia cordis
Te custos Christi perfectus amicus.
Et Damasus tumulum cum reddit honorem,
Hic Marcus, Marci vita, fide, nomine consors,
Et meritis. (Damasus, carmina, 13)
Марка жизнь такова, мы все ее знаем.
Бога устами служа, он этот мир презрел бы,
Но молился о том, чтоб народ научился.
Высший в жизни почет – презренье к именью.
В нем добродетель прошла до самого сердца.
Страж Христов, тебя, о друг совершенный,
И могилу твою Дамас почтил надписаньем:
Марк здесь лежит, другого Марка общник,
Жизнью, заслугами, верой. (перевод мой).
Vita fuit Marci, quam novimus omnes.
Ore Dei posset qui temnere mundum
Oravit populus quod disceret omnis,
Grandis honor vitae contemptus habendi;
Virtus tenuit penetralia cordis
Te custos Christi perfectus amicus.
Et Damasus tumulum cum reddit honorem,
Hic Marcus, Marci vita, fide, nomine consors,
Et meritis. (Damasus, carmina, 13)
Марка жизнь такова, мы все ее знаем.
Бога устами служа, он этот мир презрел бы,
Но молился о том, чтоб народ научился.
Высший в жизни почет – презренье к именью.
В нем добродетель прошла до самого сердца.
Страж Христов, тебя, о друг совершенный,
И могилу твою Дамас почтил надписаньем:
Марк здесь лежит, другого Марка общник,
Жизнью, заслугами, верой. (перевод мой).
Еще одна тема, которую хотелось бы начать и немного развить, – мифологические сюжеты в дидактическом эпосе. Вроде бы поэт совсем не о том говорит, но как не привлечь мифологию, хотя бы ради красного словца? Это понятно на примере известной лукиановской «Похвалы мухе», где после юмористического описания достоинств насекомого приплетается якобы мифологическая предыстория, что Мухой звали соперницу Селены-Луны, влюбленную в Эндимиона и пытавшуюся разбудить его своими ласками, за что она и подверглась метаморфозе. Но поэты, говорящие всерьез, недалеко ушли от этого. Например, в «Галиевтике» Оппиана есть сюжет о том, что Одиссей был убит отростком хвоста ската-хвостокола. Все это увязывалась с каким-то пророчеством, что смерть придет к Одиссею с моря. Существовала еще киклическая поэма «Телегония», судя по названию, посвященная внебрачному сыну Одиссея от волшебницы Кирки (Цирцеи). Возможно, пророчество оттуда. Разумеется, и Оппиан не мог не добавить этот сюжет к рассказу о скате.
Кстати, интересно: почему-то рыба хвостокол называется тем же словом, что и птица горлица -
τρυγών.
Τρυγόνι δ’ ἐκ νεάτης ἀνατέλλεται ἄγριον οὐρῆς (470)
κέντρον ὁμοῦ χαλεπόν τε βίῃ καὶ ὀλέθριον ἰῷ.
οὐδέ κεν οὐ ξιφίαι, οὐ τρυγόνες ἐν γενύεσσι
φορβὴν πρόσθε πάσαιντο, πάρος βελέεσσι δαφοινοῖς
οὐτῆσαι ζωόν τε καὶ ἄπνοον ὅττι παρείη.
ἀλλ’ ἤτοι ξιφίην μὲν ἐπὴν προλίπῃσιν ἀϋτμή, (475)
αὐτίκα οἱ κἀκεῖνο συνέφθιτο καρτερὸν ἆορ,
αὐτῷ δ’ ὅπλον ἄνακτι συνέσβετο, καδδὲ λέλειπται
ὀστέον οὐδενόσωρον, ἀμήχανον ὅσσον ἰδέσθαι
φάσγανον· οὐδέ κεν ἄν τι καὶ ἱέμενος τελέσειας.
τρυγονίου δ’ οὔπω τι κακώτερον ἔπλετο πῆμα (480)
τρώματος, οὐδ’ ὅσα χεῖρες ἀρήϊα τεχνήσαντο
χαλκήων, οὐδ’ ὅσσα φερεπτερύγων ἐπ’ ὀϊστῶν
Πέρσαι φαρμακτῆρες ὀλέθρια μητίσαντο·
τρυγόνι γὰρ ζωῇ τε βέλος ῥίγιστον ὀπηδεῖ
ζαφλεγές, οἷόν πού τις ἀνὴρ πέφρικεν ἀκούων, (485)
ζώει τε φθιμένης καὶ ἀτειρέα ῥύεται ἀλκὴν
ἄτροπον· οὐδ’ ἄρα μοῦνον ἐνὶ ζῴοις ἀΐδηλον
ἄτην, ὅσσα βάλῃσιν, ἐρεύγεται, ἀλλὰ καὶ ἔρνος
καὶ πέτρην ἐκάκωσε, καὶ εἴ ποθι κεῖνο πελάσσῃ.
εἰ γάρ τίς κ’ ἐριθηλὲς ἀεξόμενον φυτὸν ὥραις, (490)
θαλλοῖς τ’ εὐφυέεσσι καὶ εὐκάρποισι γονῇσι,
νέρθεν ὑπὸ ῥίζῃσιν ἀναιδέϊ τύμματι κείνῳ
οὐτήσῃ, τόδ’ ἔπειτα κακῇ βεβολημένον ἄτῃ
λήγει μὲν πετάλων, κατὰ δὲ ῥέει ἠΰτε νούσῳ·
πρῶτον ἀπ’ ἀγλαΐης δὲ μαραίνεται, οὐδέ τι τηλοῦ (495)
αὖόν τ’ οὐτιδανόν τε καὶ ἄχλοον ὄψεαι ἔρνος.
Κεῖνό ποτ’ αἰγανέῃ δολιχήρεϊ κωπηέσσῃ
Κίρκη Τηλεγόνῳ πολυφάρμακος ὤπασε μήτηρ,
αἰχμάζειν δηΐοις ἅλιον μόρον· αὐτὰρ ὁ νήσῳ
αἰγιβότῳ προσέκελσε, καὶ οὐ μάθε πώεα πέρθων (500)
πατρὸς ἑοῦ, γεραρῷ δὲ βοηδρομέοντι τοκῆϊ
αὐτῷ, τὸν μάστευε, κακὴν ἐνεμάξατο κῆρα.
ἔνθα τὸν αἰολόμητιν Ὀδυσσέα, μυρία πόντου
ἄλγεα μετρήσαντα πολυκμήτοισιν ἀέθλοις,
τρυγὼν ἀλγινόεσσα μιῇ κατενήρατο ῥιπῇ. (Oppianus, Halieutica, 2, 470-505)
Кстати, интересно: почему-то рыба хвостокол называется тем же словом, что и птица горлица -
τρυγών.
Τρυγόνι δ’ ἐκ νεάτης ἀνατέλλεται ἄγριον οὐρῆς (470)
κέντρον ὁμοῦ χαλεπόν τε βίῃ καὶ ὀλέθριον ἰῷ.
οὐδέ κεν οὐ ξιφίαι, οὐ τρυγόνες ἐν γενύεσσι
φορβὴν πρόσθε πάσαιντο, πάρος βελέεσσι δαφοινοῖς
οὐτῆσαι ζωόν τε καὶ ἄπνοον ὅττι παρείη.
ἀλλ’ ἤτοι ξιφίην μὲν ἐπὴν προλίπῃσιν ἀϋτμή, (475)
αὐτίκα οἱ κἀκεῖνο συνέφθιτο καρτερὸν ἆορ,
αὐτῷ δ’ ὅπλον ἄνακτι συνέσβετο, καδδὲ λέλειπται
ὀστέον οὐδενόσωρον, ἀμήχανον ὅσσον ἰδέσθαι
φάσγανον· οὐδέ κεν ἄν τι καὶ ἱέμενος τελέσειας.
τρυγονίου δ’ οὔπω τι κακώτερον ἔπλετο πῆμα (480)
τρώματος, οὐδ’ ὅσα χεῖρες ἀρήϊα τεχνήσαντο
χαλκήων, οὐδ’ ὅσσα φερεπτερύγων ἐπ’ ὀϊστῶν
Πέρσαι φαρμακτῆρες ὀλέθρια μητίσαντο·
τρυγόνι γὰρ ζωῇ τε βέλος ῥίγιστον ὀπηδεῖ
ζαφλεγές, οἷόν πού τις ἀνὴρ πέφρικεν ἀκούων, (485)
ζώει τε φθιμένης καὶ ἀτειρέα ῥύεται ἀλκὴν
ἄτροπον· οὐδ’ ἄρα μοῦνον ἐνὶ ζῴοις ἀΐδηλον
ἄτην, ὅσσα βάλῃσιν, ἐρεύγεται, ἀλλὰ καὶ ἔρνος
καὶ πέτρην ἐκάκωσε, καὶ εἴ ποθι κεῖνο πελάσσῃ.
εἰ γάρ τίς κ’ ἐριθηλὲς ἀεξόμενον φυτὸν ὥραις, (490)
θαλλοῖς τ’ εὐφυέεσσι καὶ εὐκάρποισι γονῇσι,
νέρθεν ὑπὸ ῥίζῃσιν ἀναιδέϊ τύμματι κείνῳ
οὐτήσῃ, τόδ’ ἔπειτα κακῇ βεβολημένον ἄτῃ
λήγει μὲν πετάλων, κατὰ δὲ ῥέει ἠΰτε νούσῳ·
πρῶτον ἀπ’ ἀγλαΐης δὲ μαραίνεται, οὐδέ τι τηλοῦ (495)
αὖόν τ’ οὐτιδανόν τε καὶ ἄχλοον ὄψεαι ἔρνος.
Κεῖνό ποτ’ αἰγανέῃ δολιχήρεϊ κωπηέσσῃ
Κίρκη Τηλεγόνῳ πολυφάρμακος ὤπασε μήτηρ,
αἰχμάζειν δηΐοις ἅλιον μόρον· αὐτὰρ ὁ νήσῳ
αἰγιβότῳ προσέκελσε, καὶ οὐ μάθε πώεα πέρθων (500)
πατρὸς ἑοῦ, γεραρῷ δὲ βοηδρομέοντι τοκῆϊ
αὐτῷ, τὸν μάστευε, κακὴν ἐνεμάξατο κῆρα.
ἔνθα τὸν αἰολόμητιν Ὀδυσσέα, μυρία πόντου
ἄλγεα μετρήσαντα πολυκμήτοισιν ἀέθλοις,
τρυγὼν ἀλγινόεσσα μιῇ κατενήρατο ῥιπῇ. (Oppianus, Halieutica, 2, 470-505)
У хвостокола же кончик хвоста завершается жалом, 470
Тем, что наносит удар и полно губительным ядом.
Ни хвостоколу, ни рыбе-мечу насытиться пищей
Не удается, доколе они острием своим страшным,
Будь та добыча жива, иль мертва, ее не подхватят.
Если ж для рыбы-меча наступит час ее смертный, 475
Несокрушимое жало угаснет с владелицей вместе.
Разом исчезнут и вождь, и оружие, и остается
Только никчемная кость, клинок, ни на что уж не годный.
Если бы ты и желал, ничего не мог бы с ним сделать!
Раны болезненней нет, чем след хвостоколова жала! 480
С ним не сравнится ни шрам от удара оружием медным,
Рукотворенным, ни горький укол стрелы быстрокрылой,
Той, что напитана ядом по мысли губителей-персов.
А хвостокол и при жизни стрелой обжигающей ранит,
Боль причиняя такую, какой и по слухам боятся, 485.
Но и когда умирает, все той же губительной силой
Жало полно. И не только всему живому приносит
Гибель, когда поразит, но даже побегам растений,
Даже камням, и всему остальному, к чему прикоснется.
Если вдруг кто-то увидит прекрасноцветущее древо 490
С пышной листвой и обильными, полными жизни, плодами,
И у корней лишь слегка хвостокола стрекалом бесстыдным
Рану ему нанесет, - роковым сраженное жалом,
Сбросит оно и листву, и цветы, как от тяжкой болезни.
И потеряет сначала красу, а потом и засохнет, 495
И недалек уж тот день, как увидишь ты остов безлистный.
Это стрекало к копью, удлиненным снабженному древком,
Кирка-ведунья приладила и Телегону вручила,
Чтобы врагов прямо с моря разил. И приплыл он на остров,
Где в изобилии козы паслись, и не ведал, что грабит 500
Стадо родного отца, и, как тот устремился на помощь,
Сразу тому, кого всюду искал, погибель принес он.
Так Одиссей хитроумный, изведавший тысячи бедствий,
Море измерив и подвигов столько свершив многотрудных,
Жертвою пал простого удара меча хвостокола. (перевод мой)
Тем, что наносит удар и полно губительным ядом.
Ни хвостоколу, ни рыбе-мечу насытиться пищей
Не удается, доколе они острием своим страшным,
Будь та добыча жива, иль мертва, ее не подхватят.
Если ж для рыбы-меча наступит час ее смертный, 475
Несокрушимое жало угаснет с владелицей вместе.
Разом исчезнут и вождь, и оружие, и остается
Только никчемная кость, клинок, ни на что уж не годный.
Если бы ты и желал, ничего не мог бы с ним сделать!
Раны болезненней нет, чем след хвостоколова жала! 480
С ним не сравнится ни шрам от удара оружием медным,
Рукотворенным, ни горький укол стрелы быстрокрылой,
Той, что напитана ядом по мысли губителей-персов.
А хвостокол и при жизни стрелой обжигающей ранит,
Боль причиняя такую, какой и по слухам боятся, 485.
Но и когда умирает, все той же губительной силой
Жало полно. И не только всему живому приносит
Гибель, когда поразит, но даже побегам растений,
Даже камням, и всему остальному, к чему прикоснется.
Если вдруг кто-то увидит прекрасноцветущее древо 490
С пышной листвой и обильными, полными жизни, плодами,
И у корней лишь слегка хвостокола стрекалом бесстыдным
Рану ему нанесет, - роковым сраженное жалом,
Сбросит оно и листву, и цветы, как от тяжкой болезни.
И потеряет сначала красу, а потом и засохнет, 495
И недалек уж тот день, как увидишь ты остов безлистный.
Это стрекало к копью, удлиненным снабженному древком,
Кирка-ведунья приладила и Телегону вручила,
Чтобы врагов прямо с моря разил. И приплыл он на остров,
Где в изобилии козы паслись, и не ведал, что грабит 500
Стадо родного отца, и, как тот устремился на помощь,
Сразу тому, кого всюду искал, погибель принес он.
Так Одиссей хитроумный, изведавший тысячи бедствий,
Море измерив и подвигов столько свершив многотрудных,
Жертвою пал простого удара меча хвостокола. (перевод мой)