Злой и одновременно полный любви и даже надежды текст про российскую политическую музыку последних 10 лет. Не со всеми конкретными оценками согласен, но со всеми общими тезисами — согласен, особенно в третьей главе. Ну и просто радостно, что возникают тексты про музыку на русском языке, написанные с таким уровнем мысли и уровнем страсти.
syg.ma
Слава психонавтам: итог 10-х как прогноз воображаемых 20-х
Критика российской политической музыки 10-х годов
Одна из проблем, с которой регулярно приходится сталкиваться журналистам и редакторам: самые важные темы (в диапазоне от бедности до медицины) — одновременно самые сложные; их очень трудно охватить целиком — но если описывать частично, что-то важное неизбежно теряется. Решать эту проблему можно по-разному; самый частый способ — вы выбираете нескольких героев, которые репрезентируют разные ключевые аспекты темы, а потом сводите их вместе через композицию и контекст.
Но есть и другие способы. Вот ключевой материал недавнего климатического номера «Нью-Йорке». Это буквально the state of climate change, попытка в одном тексте рассказать о состоянии одного из самых комплексных сюжетов на планете. И они это делают через словарь: от A до Z, и получается классно, потому что этот подход позволяет технически объединить очень разные сюжеты — от активизма имени Греты Тунберг до стартапов, которые делают самолеты на батарейках, — и очень разные смыслы: от технологического оптимизма (мы уже много придумали и придумаем еще больше) до философского пессимизма (катастрофа уже происходит, и останавливать ее слишком поздно).
(Еще в том же журнале любопытный репортаж о научном путешествии в Антарктиду; грубо говоря, там рассказывается о жюль-верновского размаха приключении, вся цель которого по итогу в том, чтобы сбросить один зонд в глубину тающего ледника и снять с него показания.)
https://www.newyorker.com/magazine/2022/11/28/climate-change-from-a-to-z
Поддержите независимые СМИ — например, «Медузу».
Но есть и другие способы. Вот ключевой материал недавнего климатического номера «Нью-Йорке». Это буквально the state of climate change, попытка в одном тексте рассказать о состоянии одного из самых комплексных сюжетов на планете. И они это делают через словарь: от A до Z, и получается классно, потому что этот подход позволяет технически объединить очень разные сюжеты — от активизма имени Греты Тунберг до стартапов, которые делают самолеты на батарейках, — и очень разные смыслы: от технологического оптимизма (мы уже много придумали и придумаем еще больше) до философского пессимизма (катастрофа уже происходит, и останавливать ее слишком поздно).
(Еще в том же журнале любопытный репортаж о научном путешествии в Антарктиду; грубо говоря, там рассказывается о жюль-верновского размаха приключении, вся цель которого по итогу в том, чтобы сбросить один зонд в глубину тающего ледника и снять с него показания.)
https://www.newyorker.com/magazine/2022/11/28/climate-change-from-a-to-z
Поддержите независимые СМИ — например, «Медузу».
The New Yorker
Climate Change from A to Z
The stories we tell ourselves about the future.
Пару лет назад в мирное время я вместе с творческой группой компании Lorem Ipsum работал над будущей экспозицией Политехнического музея (не уверен, что когда и если она откроется, от наших идей что-либо останется). В частности, там предполагался экспонат, рассказывающий о том, что такое квантовый компьютер — некий супермогучий компьютер будущего. Коллеги из Политеха очень старались объяснить, как он может работать, но я не могу сказать, что понял.
А вот теперь Стивен Уитт (автор отличной книжки «Как музыка стала свободной») выпустил в «Нью-Йоркере» материал про то, как Google, Amazon, правительство Китая и еще пара десятков стартапа пытаются первыми создать рабочий квантовый компьютер — и вроде понял.
Правда, пересказать и не опозориться все равно вряд ли смогу; ну и ничего — Джон Клаузер, физик, который экспериментально проверил эффект квантовой запутанности, лежащий в основе квантового компьютера, и получил в том числе за это Нобелевку, в 2002 году признался, что до сих пор не понимает квантовую механику. Так или иначе, квантовые компьютеры используют парадоксальные эффекты квантового мира (типа: электрон — одновременно и частица, и волна), чтобы осуществлять вычислительные операции намного, в порядки раз быстрее, чем компьютеры обычные. Квантовый компьютер даже с несколькими рабочими кубитами (это как бит, только квантовый (понятно, да?)) сможет, вероятно, решить важнейшие задачи медицинского моделирования — а также легко взломает любой существующий сейчас криптографический ключ. В этой связи США и не только они выделяют десятки миллиардов долларов на разработку новых криптографических стандартов.
В общем, квантовые компьютеры — это дерьмо следующего уровня; проблема в том, что прямо сейчас это просто дерьмо: квантовый компьютер Google стоит в ангаре в Калифорнии и пока ничего не может; корректной работе кубитов может помешать даже малейшая радиация из космоса, поэтому их надо как-то очень сложно паковать; ну и так далее. Все собеседники Уитта — среди них есть и выходец из России Алексей Китаев, теперь работающий в Техническом университете Калифорнии — вроде бы уверены, что рано или поздно, примерно до конца этого десятилетия, квантовые компьютеры начнут работать в более-менее полную силу. Правда, в Google думают, что они заработают у китайцев, а в Китае — что у Google. И еще есть хорошая цитата одного из ученых — о том, что он часто думает о людях, которые в 1940-х разрабатывали ртутные линии задержки как способ хранить цифровую память.
Отдельное профессиональное восхищание: Уитт в этом материале объясняет ну правда очень сложные вещи, но при этом когда ему нужно в этом объяснении что-то сказать о простых числах, появляется буквально определение простых чисел с трогательным пояснением: Шесть делится на два и на три, это не простое число; пять делится на пять и на один, это простое число. Я предполагаю, что это такие законы издания — всегда предполагать, что читатель может не знать, — и это классные законы.
https://www.newyorker.com/magazine/2022/12/19/the-world-changing-race-to-develop-the-quantum-computer
(Теперь тут много статей из «Нью-Йоркера», потому что друзья подарили мне подписку на день рождения; спасибо, друзья!)
Поддержите независимые СМИ — например, «Холод».
А вот теперь Стивен Уитт (автор отличной книжки «Как музыка стала свободной») выпустил в «Нью-Йоркере» материал про то, как Google, Amazon, правительство Китая и еще пара десятков стартапа пытаются первыми создать рабочий квантовый компьютер — и вроде понял.
Правда, пересказать и не опозориться все равно вряд ли смогу; ну и ничего — Джон Клаузер, физик, который экспериментально проверил эффект квантовой запутанности, лежащий в основе квантового компьютера, и получил в том числе за это Нобелевку, в 2002 году признался, что до сих пор не понимает квантовую механику. Так или иначе, квантовые компьютеры используют парадоксальные эффекты квантового мира (типа: электрон — одновременно и частица, и волна), чтобы осуществлять вычислительные операции намного, в порядки раз быстрее, чем компьютеры обычные. Квантовый компьютер даже с несколькими рабочими кубитами (это как бит, только квантовый (понятно, да?)) сможет, вероятно, решить важнейшие задачи медицинского моделирования — а также легко взломает любой существующий сейчас криптографический ключ. В этой связи США и не только они выделяют десятки миллиардов долларов на разработку новых криптографических стандартов.
В общем, квантовые компьютеры — это дерьмо следующего уровня; проблема в том, что прямо сейчас это просто дерьмо: квантовый компьютер Google стоит в ангаре в Калифорнии и пока ничего не может; корректной работе кубитов может помешать даже малейшая радиация из космоса, поэтому их надо как-то очень сложно паковать; ну и так далее. Все собеседники Уитта — среди них есть и выходец из России Алексей Китаев, теперь работающий в Техническом университете Калифорнии — вроде бы уверены, что рано или поздно, примерно до конца этого десятилетия, квантовые компьютеры начнут работать в более-менее полную силу. Правда, в Google думают, что они заработают у китайцев, а в Китае — что у Google. И еще есть хорошая цитата одного из ученых — о том, что он часто думает о людях, которые в 1940-х разрабатывали ртутные линии задержки как способ хранить цифровую память.
Отдельное профессиональное восхищание: Уитт в этом материале объясняет ну правда очень сложные вещи, но при этом когда ему нужно в этом объяснении что-то сказать о простых числах, появляется буквально определение простых чисел с трогательным пояснением: Шесть делится на два и на три, это не простое число; пять делится на пять и на один, это простое число. Я предполагаю, что это такие законы издания — всегда предполагать, что читатель может не знать, — и это классные законы.
https://www.newyorker.com/magazine/2022/12/19/the-world-changing-race-to-develop-the-quantum-computer
(Теперь тут много статей из «Нью-Йоркера», потому что друзья подарили мне подписку на день рождения; спасибо, друзья!)
Поддержите независимые СМИ — например, «Холод».
The New Yorker
The World-Changing Race to Develop the Quantum Computer
Such a device could help address climate change and food scarcity, or break the Internet. Will the U.S. or China get there first?
Forwarded from Events and texts
Зачем изучать сталинизм?
Много интересного в последнем номере НЛО. Евгений Добренко рассказывает о превратностях занятия соцреализмом в годы перестройки: в те годы на полках спецхрана соседствовали давно стоявшие там Мандельштам и Солженицын, с одной стороны, и вся прославляющая Сталина литература - с другой. В брежневские годы было принято делать вид, как будто прославляющей Сталина литературы не существует, и этот идеологический айсберг остался непонятым. Казалось, зачем бороться за допуск к сталинским писателям Бабаевскому и Суркову, когда еще не возвращены Булгаков и Бабель?
В результате литература как крупнейшая культурно-идеологическая институция по формированию советского воображаемого, советский язык и ментальные клише остались неисследованными. "Спустя тридцать лет можно констатировать, что без работы с этим механизмом, без анализа этой культуры история обречена на рецидивы, чему свидетельством — политическая культура современной России, - пишет Добренко. - В стране, где огромное число людей величайшим политическим деятелем признает величайшего в ее истории политического преступника, есть вещи поважнее, чем литература".
Сначала сталинская культура игнорировалась по политическим причинам, а потом - просто как недостойная рассмотрения. В обзорной статье Добренко рассказывает, как со сменой поколений в русистике менялась ее повестка. Один из важных выводов Добренко: "Советский проект отнюдь не был классовым, но был типичным национальным модернизационным проектом, лишь завернутым в марксистскую риторику. Только в идеологической проекции холодной войны русская революция была центральным событием ХХ века. В национальной перспективе центральной точкой становился сталинизм.
Революция 1917 года оказалась лишь толчком, тогда как фундаментальные основы советской нации являлись продуктом именно сталинизма, в котором был создан и укоренен экономический, политический, идеологический и культурный фундамент советского режима, просуществовавшего в созданных Сталиным рамках еще почти четыре десятилетия после его смерти. Постсоветская идентичность опирается на прежние советские традиции, корни которых не столько в революции, сколько в сталинизме".
Добренко хорошо пишет о значимости изучения именно массовой культуры сталинского периода: "Фундаментально отличным от предыдущих веков и либерально-демократических режимов образом культура чрезвычайно важна для диктаторских режимов и основанных на насилии национальных
государств. Она важна потому, что является универсальным орудием политической власти: как необходимый объект централизованного планирования и координации; как способ дотянуться, кооптировать или противопоставить политических субъектов; как домен, который не может быть оставлен в руках традиционных патронов, поскольку культура является единственным способом производства властью собственного образа и легитимации.
Культура рассматривается как домен, который должен быть поставлен под контроль и наблюдение государства. Поэтому культура современных диктатур, включая сталинскую, перемещается за пределы своего традиционного пребывания при дворах, в салонах, галереях, театрах. она выходит на площади, в библиотеки и школы, в государственные институции, на спортивные арены, на телевидение. Все это делает изучение сталинской культуры чрезвычайно актуальным в современной России, где практики власти вырастают из сталинизма".
"Сталинизм, будучи продуктом всей российской политической культуры, является генетической болезнью постсоветского общества. Проект постсоветского национального и культурного строительства без лечения или хотя бы без диагностирования этой болезни обречен на провал".
Много интересного в последнем номере НЛО. Евгений Добренко рассказывает о превратностях занятия соцреализмом в годы перестройки: в те годы на полках спецхрана соседствовали давно стоявшие там Мандельштам и Солженицын, с одной стороны, и вся прославляющая Сталина литература - с другой. В брежневские годы было принято делать вид, как будто прославляющей Сталина литературы не существует, и этот идеологический айсберг остался непонятым. Казалось, зачем бороться за допуск к сталинским писателям Бабаевскому и Суркову, когда еще не возвращены Булгаков и Бабель?
В результате литература как крупнейшая культурно-идеологическая институция по формированию советского воображаемого, советский язык и ментальные клише остались неисследованными. "Спустя тридцать лет можно констатировать, что без работы с этим механизмом, без анализа этой культуры история обречена на рецидивы, чему свидетельством — политическая культура современной России, - пишет Добренко. - В стране, где огромное число людей величайшим политическим деятелем признает величайшего в ее истории политического преступника, есть вещи поважнее, чем литература".
Сначала сталинская культура игнорировалась по политическим причинам, а потом - просто как недостойная рассмотрения. В обзорной статье Добренко рассказывает, как со сменой поколений в русистике менялась ее повестка. Один из важных выводов Добренко: "Советский проект отнюдь не был классовым, но был типичным национальным модернизационным проектом, лишь завернутым в марксистскую риторику. Только в идеологической проекции холодной войны русская революция была центральным событием ХХ века. В национальной перспективе центральной точкой становился сталинизм.
Революция 1917 года оказалась лишь толчком, тогда как фундаментальные основы советской нации являлись продуктом именно сталинизма, в котором был создан и укоренен экономический, политический, идеологический и культурный фундамент советского режима, просуществовавшего в созданных Сталиным рамках еще почти четыре десятилетия после его смерти. Постсоветская идентичность опирается на прежние советские традиции, корни которых не столько в революции, сколько в сталинизме".
Добренко хорошо пишет о значимости изучения именно массовой культуры сталинского периода: "Фундаментально отличным от предыдущих веков и либерально-демократических режимов образом культура чрезвычайно важна для диктаторских режимов и основанных на насилии национальных
государств. Она важна потому, что является универсальным орудием политической власти: как необходимый объект централизованного планирования и координации; как способ дотянуться, кооптировать или противопоставить политических субъектов; как домен, который не может быть оставлен в руках традиционных патронов, поскольку культура является единственным способом производства властью собственного образа и легитимации.
Культура рассматривается как домен, который должен быть поставлен под контроль и наблюдение государства. Поэтому культура современных диктатур, включая сталинскую, перемещается за пределы своего традиционного пребывания при дворах, в салонах, галереях, театрах. она выходит на площади, в библиотеки и школы, в государственные институции, на спортивные арены, на телевидение. Все это делает изучение сталинской культуры чрезвычайно актуальным в современной России, где практики власти вырастают из сталинизма".
"Сталинизм, будучи продуктом всей российской политической культуры, является генетической болезнью постсоветского общества. Проект постсоветского национального и культурного строительства без лечения или хотя бы без диагностирования этой болезни обречен на провал".
НЛО
178 НЛО (6/2022)
Forwarded from интро/аутро (Карина Бычкова)
Книгу «Песни в пустоту» теперь можно скачать бесплатно
Это история российского музыкального подполья 1990-х, которая вышла в 2014 году и с тех пор стала библиографической редкостью: бумажные копии можно найти только на «Авито» за бешеные деньги.
Сейчас авторы Александр Горбачев, Илья Зинин и соавтор Максим Динкевич выложили «Песни» в открытый доступ.
«Песни в пустоту» посвящена важным андеграундным музыкантам последней четверти века. Ее героями стали Эдуард «Рэтд» Старков («Химера»), Веня Дркин, Леха Никонов (ПТВП), Андрей Машнин («Машнинбэнд»), Борис Усов («Соломенные Еноты»), Роберт Остролуцкий («Собаки Табака») и еще около сотни участников и очевидцев событий.
Скачать книгу во всех удобных форматах можно тут. А здесь — прочитать отрывок про Леху Никонова и ПТВП.
Это история российского музыкального подполья 1990-х, которая вышла в 2014 году и с тех пор стала библиографической редкостью: бумажные копии можно найти только на «Авито» за бешеные деньги.
Сейчас авторы Александр Горбачев, Илья Зинин и соавтор Максим Динкевич выложили «Песни» в открытый доступ.
«Песни в пустоту» посвящена важным андеграундным музыкантам последней четверти века. Ее героями стали Эдуард «Рэтд» Старков («Химера»), Веня Дркин, Леха Никонов (ПТВП), Андрей Машнин («Машнинбэнд»), Борис Усов («Соломенные Еноты»), Роберт Остролуцкий («Собаки Табака») и еще около сотни участников и очевидцев событий.
Скачать книгу во всех удобных форматах можно тут. А здесь — прочитать отрывок про Леху Никонова и ПТВП.
Десять лет назад, в 2012 году, 25-летний Станислав Богданов помог мировому судье в поселке под Новгородом открыть ворота, чтобы тот смог зайти на свой домашний участок. Судья пригласил Богданова зайти в гости. Через некоторое время хозяин отпустил нетактичную ремарку, и гость начал его убивать. Убивал несколько часов — кочергой и гантелями, не реагируя на просьбы о пощаде, параллельно выясняя пин-коды от карт.
Богданова задержали, судили и как рецидивиста приговорили к 23 годам тюрьмы. Летом 2022-го в колонию, где он отбывал срок, приехал Пригожин, чтобы вербовать заключенных на войну. Богданов вписался. Через пару недель он уже был на фронте. Еще через восемь дней ему удаляли ногу в луганском госпитале. Теперь он лечится в санатории под Анапой, получает 200 тысяч рублей в месяц и планирует связать свою жизнь с ЧВК «Вагнер».
Для этого материала — «Холод» выпустил его совместно с «Новой вкладкой» — журналистка Нина Абросимова нашла Богданова и поговорила с ним. Кажется, это первый случай, когда заключенный, ставший вагнеровцем, сам рассказывает свою историю. Был еще Евгений Нужин, но тот сдался в плен, что дает заведомо другую риторику. Богданов интересен как раз тем, что он абсолютно не раскаивается ни в чем; вообще это леденящая душу историю о происхождении зла из долбоебства.
(Важно при этом, что в материале есть и разговор с сестрой человека, которого убил Богданов. Нина рассказывает не только про убийцу, но и про жертву — и про боль, которую испытывают его родственники прямо сейчас.)
В разговоре с Богдановым меня больше всего изумили два момента. Первый — где он рассказывает, собственно, про убийство. он очень хорошо помнит все, что делал, и совершенно непохоже, чтобы он о чем-либо сожалел. Ну убил и убил. «А зачем он меня разозлил?» — такая примерно риторика.
Второй — тот, что в заголовке материала. Богданов говорит, что в колонии его просили остаться (якобы он очень хорошо работал в швейном цехе), Но он отказался: «Вы думаете, меня там убьют? Вы меня в колонии быстрее убьете — морально». Я совершенно сломал мозг об эту формулировку. Вся эта история в конечном итоге — о морали и ее отсутствии. Очевидно, что у Богданова эта мораль устроена примерно в режиме «всех против всех». И поразительно, что российская исправительная система устроена так, что рисковать собой на фронте для него оказывается более выгодным, чем спокойно сидеть в колонии.
Как будто это что-то объясняет про всю эту историю с вербовкой заключенных. вообще, по тому, что говорит Богданов, видно, что Пригожин, видимо, довольно умело конструирует для этих людей общность. Поскольку ни к какой общности они никогда не принадлежали, это получается, судя по всему, легко: абсолютная лояльность, купленная за какие-никакие положительные гарантии — и четкие отрицательные (пресловутая кувалда). Есть в этом какое-то дьявольское хитроумие.
Про Богданова важно не только то, что он говорит, но и как он говорит — можно послушать подкаст, сделанный по этому материалу, он производит отдельное впечатление. В каком-то смысле это очень узнаваемая интонация. Пока я работал над этим материалом, у меня в голове крутилась хрестоматийная песня Майка Науменко про гопников. Она ужасно устарела по фактуре, да и по пафосу, наверное, — дегуманизация и все такое прочее. Но я смотрю на этого человека, читаю и слушаю его слова и думаю: это гопники. Они мешают мне жить.
https://holod.media/2023/01/20/prison-wagner-freedom/
Богданова задержали, судили и как рецидивиста приговорили к 23 годам тюрьмы. Летом 2022-го в колонию, где он отбывал срок, приехал Пригожин, чтобы вербовать заключенных на войну. Богданов вписался. Через пару недель он уже был на фронте. Еще через восемь дней ему удаляли ногу в луганском госпитале. Теперь он лечится в санатории под Анапой, получает 200 тысяч рублей в месяц и планирует связать свою жизнь с ЧВК «Вагнер».
Для этого материала — «Холод» выпустил его совместно с «Новой вкладкой» — журналистка Нина Абросимова нашла Богданова и поговорила с ним. Кажется, это первый случай, когда заключенный, ставший вагнеровцем, сам рассказывает свою историю. Был еще Евгений Нужин, но тот сдался в плен, что дает заведомо другую риторику. Богданов интересен как раз тем, что он абсолютно не раскаивается ни в чем; вообще это леденящая душу историю о происхождении зла из долбоебства.
(Важно при этом, что в материале есть и разговор с сестрой человека, которого убил Богданов. Нина рассказывает не только про убийцу, но и про жертву — и про боль, которую испытывают его родственники прямо сейчас.)
В разговоре с Богдановым меня больше всего изумили два момента. Первый — где он рассказывает, собственно, про убийство. он очень хорошо помнит все, что делал, и совершенно непохоже, чтобы он о чем-либо сожалел. Ну убил и убил. «А зачем он меня разозлил?» — такая примерно риторика.
Второй — тот, что в заголовке материала. Богданов говорит, что в колонии его просили остаться (якобы он очень хорошо работал в швейном цехе), Но он отказался: «Вы думаете, меня там убьют? Вы меня в колонии быстрее убьете — морально». Я совершенно сломал мозг об эту формулировку. Вся эта история в конечном итоге — о морали и ее отсутствии. Очевидно, что у Богданова эта мораль устроена примерно в режиме «всех против всех». И поразительно, что российская исправительная система устроена так, что рисковать собой на фронте для него оказывается более выгодным, чем спокойно сидеть в колонии.
Как будто это что-то объясняет про всю эту историю с вербовкой заключенных. вообще, по тому, что говорит Богданов, видно, что Пригожин, видимо, довольно умело конструирует для этих людей общность. Поскольку ни к какой общности они никогда не принадлежали, это получается, судя по всему, легко: абсолютная лояльность, купленная за какие-никакие положительные гарантии — и четкие отрицательные (пресловутая кувалда). Есть в этом какое-то дьявольское хитроумие.
Про Богданова важно не только то, что он говорит, но и как он говорит — можно послушать подкаст, сделанный по этому материалу, он производит отдельное впечатление. В каком-то смысле это очень узнаваемая интонация. Пока я работал над этим материалом, у меня в голове крутилась хрестоматийная песня Майка Науменко про гопников. Она ужасно устарела по фактуре, да и по пафосу, наверное, — дегуманизация и все такое прочее. Но я смотрю на этого человека, читаю и слушаю его слова и думаю: это гопники. Они мешают мне жить.
https://holod.media/2023/01/20/prison-wagner-freedom/
«Холод»
«Я сказал: меня там убьют? Вы меня в колонии быстрее убьете — морально»
Станислав Богданов сидел за убийство судьи. Заключенный вступил в ЧВК «Вагнер», воевал в Украине и был помилован. Мы с ним поговорили.
Forwarded from Книгижарь
Самый вдумчивый текст о русской классике и путинской войне написала американка турецкого происхождения.
Элиф Батуман вспоминает свою поездку в Киев в 20219 году и в Тбилиси в 2022-м и то, как в процессе осмысляла свои отношения с русской классикой (свои первые книги она назвала "Бесы" и "Идиот", то есть... да, вот до такой степени она в нее влюблена) https://www.newyorker.com/magazine/2023/01/30/rereading-russian-classics-in-the-shadow-of-the-ukraine-war
Начинает она с противоречия: украинцы призывают отказываться от русских книг, в украинских городах проходят "пушкинопады", и вроде бы основания для этого есть — российские идеологи часто апеллируют к Пушкину и Достоевскому, чтобы оправдать агрессию. Но для Батуман политические взгляды писателей не были особо важны, важнее было содержание книг: то, как Пушкин в "Онегине" исследовал отношения столицы и провинции и то как Достоевский мастерски проводил дебаты между своими персонажами, показывая, что у каждого своя правда.
Но все же Достоевский утверждал, что без России Украина и Польша погибли бы, а Пушкин грозил Кавказу Ермоловым. Как читать их книги теперь, когда на подобные тезисы опирается русская пропаганда?
Это тем более кажется Батуман актуальным, пока она гуляет по Тбилиси. В эссе есть характерный эпизод, как Батуман пытается попасть в музей репрессированных писателей, но ока оказывается закрыт. Зато тут и там попадаются места, связанные с репрессиями: потерявший семью из-за чисток Галактион Табидзе бросался из окна психиатрической клиники, а по тбилисскому Дому писателя гуляет призрак поэта Паоло Яшвили, застрелившегося в 1937 году. Музей репрессированных писателей закрыт, но при этом в такой музей превращается весь город.
И это город, где Толстой начал писать свой первый роман, а Пушкин работал над "Кавказским пленником". И в Тбилиси разворачивается часть действия посмертно опубликованного "Хаджи-Мурата". То есть, отношения метрополии и периферии оказываются сложнее, чем видится на первый взгляд, и мнения писателей по их поводу — тоже.
"Если бы вы спросили Пушкина, как он относится к "пушкинопаду", ответ зависел бы от того, какого Пушкина вы бы спросили", замечает Батуман. Пушкин, которого в 1820 году отправили ссылку за антидеспотические стихи, уже не тот Пушкин, что возвращается в столицу в 1827-м. А этот Пушкин — не тот, что пишет "Медного всадника". (Тут Батуман проводит интересную параллель судеб Пушкина и онегинской Татьяны: она тоже пишет пылкий юношеский текст, правда, о любви, и оказывается отвержена, а уже три года спустя живет в Петербурге замужем за царским генералом). Похожая история с Достоевским: переживший бутафорскую казнь идеалист — это совсем не тот Достоевский, что грезит о славянской империи в "Дневнике писателя".
При этом русская классика все равно оказывается актуальной. Каренина не может жить с мужем-чиновником, который отнимает земли у башкир. Майор Ковалев у Гоголя (Гоголь — представитель народа-субалтерна, прославившийся только после переезда в столицу) недоволен тем, что его собственный нос его покинул и теперь ведет себя независимо — примерно так Путин видит отношения России и Украины.
Чтобы снять противоречие, Батуман обращается к книге Эдварда Саида "Культура и империализм" 1993 года. В ней Саид проводит параллель между ростом мощи Британской и Французской империй и рождением европейского романа XIX века. Робинзон Крузо обустраивается на острове, где он оказался после кораблекрушения. Хозяин поместья в "Мэнсфилд-парке" Джейн Остин владеет сахарной плантацией на Антигуа. При этом сам роман воспроизводит логику колониальных социальных отношений: рациональная слуга выходит замуж за сына баронета.
Так что теперь, кэнселить Джейн Остин? Напротив, говорит Саид, отбрасывать "Мэнсфилд-парк" значит отказаться от взгляда на литературу как динамичной сети взаимовлияний и взаимодействий, а не просто как иллюстрацию отношений насильников и жертв. Однако и игнорировать колониальный контекст неправильно: следует читать Остин с учетом того, что благополучие героев романа строится на труде рабов с Антигуа.
Элиф Батуман вспоминает свою поездку в Киев в 20219 году и в Тбилиси в 2022-м и то, как в процессе осмысляла свои отношения с русской классикой (свои первые книги она назвала "Бесы" и "Идиот", то есть... да, вот до такой степени она в нее влюблена) https://www.newyorker.com/magazine/2023/01/30/rereading-russian-classics-in-the-shadow-of-the-ukraine-war
Начинает она с противоречия: украинцы призывают отказываться от русских книг, в украинских городах проходят "пушкинопады", и вроде бы основания для этого есть — российские идеологи часто апеллируют к Пушкину и Достоевскому, чтобы оправдать агрессию. Но для Батуман политические взгляды писателей не были особо важны, важнее было содержание книг: то, как Пушкин в "Онегине" исследовал отношения столицы и провинции и то как Достоевский мастерски проводил дебаты между своими персонажами, показывая, что у каждого своя правда.
Но все же Достоевский утверждал, что без России Украина и Польша погибли бы, а Пушкин грозил Кавказу Ермоловым. Как читать их книги теперь, когда на подобные тезисы опирается русская пропаганда?
Это тем более кажется Батуман актуальным, пока она гуляет по Тбилиси. В эссе есть характерный эпизод, как Батуман пытается попасть в музей репрессированных писателей, но ока оказывается закрыт. Зато тут и там попадаются места, связанные с репрессиями: потерявший семью из-за чисток Галактион Табидзе бросался из окна психиатрической клиники, а по тбилисскому Дому писателя гуляет призрак поэта Паоло Яшвили, застрелившегося в 1937 году. Музей репрессированных писателей закрыт, но при этом в такой музей превращается весь город.
И это город, где Толстой начал писать свой первый роман, а Пушкин работал над "Кавказским пленником". И в Тбилиси разворачивается часть действия посмертно опубликованного "Хаджи-Мурата". То есть, отношения метрополии и периферии оказываются сложнее, чем видится на первый взгляд, и мнения писателей по их поводу — тоже.
"Если бы вы спросили Пушкина, как он относится к "пушкинопаду", ответ зависел бы от того, какого Пушкина вы бы спросили", замечает Батуман. Пушкин, которого в 1820 году отправили ссылку за антидеспотические стихи, уже не тот Пушкин, что возвращается в столицу в 1827-м. А этот Пушкин — не тот, что пишет "Медного всадника". (Тут Батуман проводит интересную параллель судеб Пушкина и онегинской Татьяны: она тоже пишет пылкий юношеский текст, правда, о любви, и оказывается отвержена, а уже три года спустя живет в Петербурге замужем за царским генералом). Похожая история с Достоевским: переживший бутафорскую казнь идеалист — это совсем не тот Достоевский, что грезит о славянской империи в "Дневнике писателя".
При этом русская классика все равно оказывается актуальной. Каренина не может жить с мужем-чиновником, который отнимает земли у башкир. Майор Ковалев у Гоголя (Гоголь — представитель народа-субалтерна, прославившийся только после переезда в столицу) недоволен тем, что его собственный нос его покинул и теперь ведет себя независимо — примерно так Путин видит отношения России и Украины.
Чтобы снять противоречие, Батуман обращается к книге Эдварда Саида "Культура и империализм" 1993 года. В ней Саид проводит параллель между ростом мощи Британской и Французской империй и рождением европейского романа XIX века. Робинзон Крузо обустраивается на острове, где он оказался после кораблекрушения. Хозяин поместья в "Мэнсфилд-парке" Джейн Остин владеет сахарной плантацией на Антигуа. При этом сам роман воспроизводит логику колониальных социальных отношений: рациональная слуга выходит замуж за сына баронета.
Так что теперь, кэнселить Джейн Остин? Напротив, говорит Саид, отбрасывать "Мэнсфилд-парк" значит отказаться от взгляда на литературу как динамичной сети взаимовлияний и взаимодействий, а не просто как иллюстрацию отношений насильников и жертв. Однако и игнорировать колониальный контекст неправильно: следует читать Остин с учетом того, что благополучие героев романа строится на труде рабов с Антигуа.
The New Yorker
Rereading Russian Classics in the Shadow of the Ukraine War
How to reckon with the ideology of “Anna Karenina,” “Eugene Onegin,” and other beloved books.
На мой взгляд, текст по итогу запутавшийся и не очень внятный; с другой стороны, это как будто неплохо отражает состояние поднятых в нем вопросов в том числе в моей голове. Ну и еще интересно, что здесь есть — через Саида как раз — рефлексия по поводу имперской составляющей в британской классической литературе, но даже не упоминается возможная (неизбежная?) имперская составляющая в современной американской литературе, к которой Батуман вообще-то принадлежит куда более основательно, чем к русской классической. (Это я не с точки зрения вотэбаутизма, а с точки зрения интересных путей рефлексии.)
При этом прочитать / подумать все равно стоит; если что, Батуман — авторка одного из самых моих любимых нарративных журналистских текстов вообще.
При этом прочитать / подумать все равно стоит; если что, Батуман — авторка одного из самых моих любимых нарративных журналистских текстов вообще.
Forwarded from Журнал «Холод»
Директор московского турклуба «Гадкий утенок» годами домогался школьниц. Все об этом знали, но боялись рассказать, чтобы лагерь не закрыли. Большое расследование
Александр Щербина (все звали его просто Сашей) несколько десятилетий возглавлял турклуб и пользовался абсолютным доверием среди всех его членов. А еще у него были любимчики — с ними он ночевал в одном спальном мешке.
Лиза Авд. впервые оказалась с Сашей в спальнике в 2008 году, когда ей было почти 16. К тому моменту она занималась в клубе уже три года и слышала разные «мифы и легенды» о Саше:
«Среди ночи я проснулась оттого, что он меня очень сильно обнял сзади и начал везде трогать, но ниже живота не лез. В какой-то момент он потянул мою руку на член, несколько раз я возвращала ее обратно. У Саши были до колен спущены штаны».
Журналистка Анастасия Беляева в юности тоже ходила в походы с турклубом и ездила в «Эко». Иногда ей казалось, что вокруг происходит что-то странное.
Беляева поговорила с полутора десятками жертв домогательств и переосмыслила свой юношеский опыт.
Читайте ее расследование по ссылке
Не открывается? Читайте здесь
Александр Щербина (все звали его просто Сашей) несколько десятилетий возглавлял турклуб и пользовался абсолютным доверием среди всех его членов. А еще у него были любимчики — с ними он ночевал в одном спальном мешке.
Лиза Авд. впервые оказалась с Сашей в спальнике в 2008 году, когда ей было почти 16. К тому моменту она занималась в клубе уже три года и слышала разные «мифы и легенды» о Саше:
«Среди ночи я проснулась оттого, что он меня очень сильно обнял сзади и начал везде трогать, но ниже живота не лез. В какой-то момент он потянул мою руку на член, несколько раз я возвращала ее обратно. У Саши были до колен спущены штаны».
Журналистка Анастасия Беляева в юности тоже ходила в походы с турклубом и ездила в «Эко». Иногда ей казалось, что вокруг происходит что-то странное.
Беляева поговорила с полутора десятками жертв домогательств и переосмыслила свой юношеский опыт.
Читайте ее расследование по ссылке
Не открывается? Читайте здесь
«Холод»
15 лет после детства
Турклуб «Гадкий утенок» подарил мне и моим друзьям счастливую юность. Его руководитель годами домогался девочек
Слышали про синдром самозванца? Не все так однозначно.
Критическая история одного из самых популярных сейчас психологических вердиктов (наверное, это все-таки не диагноз), из которой выясняется, что:
— само явление описали в 1970-х две успешных американских женщины, которые сошлись на том, что им все время кажется, что они сейчас провалятся и их разоблачат, хотя обычно все получается очень успешно;
— описывали они его на примере выборки таких же успешных женщин: профессорок, юристок, ученых, врачей;
— авторки исследования назвали это «феномен самозванца», а не «синдром», и это важное различие: «the phenomenon is “an experience rather than a pathology,” and their aim was always to normalize this experience rather than to pathologize it».
Дальше их статья потихоньку набирала популярность, а взрыв произошел в эпоху соцсетей и селф-хелпа, когда «синдром самозванца» начали диагностировать себе абсолютно все вне зависимости от гендера и социального положения.
Все, да не все: в последние годы против «синдрома» возникло мощное движение, и этот спор в целом отражает спор между феминизмом второй волны и третьей. Ревизионистки — в основном это представительницы расовых меньшинств — указывают на то, что «синдром самозванца» превратился в своего рода отвлекающий маневр: с помощью него замыливают вполне реальные препятствия, с которыми, например, афроамериканки или латиноамериканки встречаются, пытаясь делать карьеру. То есть — не надо нам говорить, что все у нас в голове, потому что это не у нас в голове, а это вполне реальный институциональный сексизм, расизм и так далее. И вообще выясняется, что, видимо, «синдром» этот легитимно характеризует какие-то психологические вещи для конкретного поколения белых женщин, но не факт, что для кого-либо еще.
Там еще много интересных рассуждений и анекдотов вокруг всей этой истории; в частности, хорошая мысль, что обратная сторона спроса на «синдром самозванца» — успех настоящих самозванцев, которые себя никакими самозванцами не считают, и почти нездоровая популярность историй про них. См. Анну Делви, Элизабет Холмс, тиндер-свиндлера, а также, например, Ольгу Карчевскую (в этой истории одинаково поражают объемы лжи и кровожадность разоблачителей).
И еще смешное: получается, что вообще-то по-русски будет корректно «синдром самозванки».
https://www.newyorker.com/magazine/2023/02/13/the-dubious-rise-of-impostor-syndrome
Поддержите независимые СМИ — например, «Медиазону»
Критическая история одного из самых популярных сейчас психологических вердиктов (наверное, это все-таки не диагноз), из которой выясняется, что:
— само явление описали в 1970-х две успешных американских женщины, которые сошлись на том, что им все время кажется, что они сейчас провалятся и их разоблачат, хотя обычно все получается очень успешно;
— описывали они его на примере выборки таких же успешных женщин: профессорок, юристок, ученых, врачей;
— авторки исследования назвали это «феномен самозванца», а не «синдром», и это важное различие: «the phenomenon is “an experience rather than a pathology,” and their aim was always to normalize this experience rather than to pathologize it».
Дальше их статья потихоньку набирала популярность, а взрыв произошел в эпоху соцсетей и селф-хелпа, когда «синдром самозванца» начали диагностировать себе абсолютно все вне зависимости от гендера и социального положения.
Все, да не все: в последние годы против «синдрома» возникло мощное движение, и этот спор в целом отражает спор между феминизмом второй волны и третьей. Ревизионистки — в основном это представительницы расовых меньшинств — указывают на то, что «синдром самозванца» превратился в своего рода отвлекающий маневр: с помощью него замыливают вполне реальные препятствия, с которыми, например, афроамериканки или латиноамериканки встречаются, пытаясь делать карьеру. То есть — не надо нам говорить, что все у нас в голове, потому что это не у нас в голове, а это вполне реальный институциональный сексизм, расизм и так далее. И вообще выясняется, что, видимо, «синдром» этот легитимно характеризует какие-то психологические вещи для конкретного поколения белых женщин, но не факт, что для кого-либо еще.
Там еще много интересных рассуждений и анекдотов вокруг всей этой истории; в частности, хорошая мысль, что обратная сторона спроса на «синдром самозванца» — успех настоящих самозванцев, которые себя никакими самозванцами не считают, и почти нездоровая популярность историй про них. См. Анну Делви, Элизабет Холмс, тиндер-свиндлера, а также, например, Ольгу Карчевскую (в этой истории одинаково поражают объемы лжи и кровожадность разоблачителей).
И еще смешное: получается, что вообще-то по-русски будет корректно «синдром самозванки».
https://www.newyorker.com/magazine/2023/02/13/the-dubious-rise-of-impostor-syndrome
Поддержите независимые СМИ — например, «Медиазону»
The New Yorker
Why Everyone Feels Like They’re Faking It
The concept of Impostor Syndrome has become ubiquitous. Critics, and even the idea’s originators, question its value.
Когда пять-шесть лет назад читал все подряд про революцию 1917-го, хотелось еще какую-то внятную и интересно написанную книжку про Гражданскую войну. Но найти ее я не смог, а знающие люди сказали, что такой скорее не существует. Это было понятно (про войны со всеми их передвижениями армий и корпусов вообще сложно писать интересно для неспециалистов, а Гражданская — это еще и воплощение хаоса с десятками воюющих сторон), но обидно.
В общем, когда я узнал, что выходит книжка «Красные и белые» Олега Будницкого, очень обрадовался. Будницкий читал несколько интересных лекций и курсов на «Арзамасе»; сама идея — рассказать о Гражданской войне через людей, которые ее вели, — тоже казалась максимально подходящей.
К сожалению, книжка совсем бессмысленная и представляет из собой набор поверхностных энциклопедических очерков про Деникина, Врангеля, Тухачевского и других предказуемых персонажей, к которым приложена пара статей, построенных на интересных уникальных архивных документах (вроде большого письма по следам посещения врангелевского Крыма в 1920 году). Никакой общей картины из этого не сложить, и вообще чтение вряд ли более полезное интересное, чем соответствующие статьи на «Википедии»; местами еще и ощущение, что собраны тексты из разных источников, поэтому одни и те же вещи повторяют по нескольку раз.
Грустно. Вообще, прискорбно неровная серия «Что такое Россия» у НЛО. Некоторые книжки там отличные («Рождение государства» Крома, «Цена утопии» Давыдова — последняя местами меня прямо возмущала, но, во всяком случае, она представляет большую внятную концепцию на уникальном материале), а некоторые совсем пустые — вроде вот этой или Дугласа Смита про аристократов. А если кому попадались хорошие книжки про Гражданскую войну, дайте знать. Сейчас тема снова стала особенно актуальной.
https://www.nlobooks.ru/books/chto_takoe_rossiya/25266/
Поддержите независимые медиа — например, «Бумагу»
В общем, когда я узнал, что выходит книжка «Красные и белые» Олега Будницкого, очень обрадовался. Будницкий читал несколько интересных лекций и курсов на «Арзамасе»; сама идея — рассказать о Гражданской войне через людей, которые ее вели, — тоже казалась максимально подходящей.
К сожалению, книжка совсем бессмысленная и представляет из собой набор поверхностных энциклопедических очерков про Деникина, Врангеля, Тухачевского и других предказуемых персонажей, к которым приложена пара статей, построенных на интересных уникальных архивных документах (вроде большого письма по следам посещения врангелевского Крыма в 1920 году). Никакой общей картины из этого не сложить, и вообще чтение вряд ли более полезное интересное, чем соответствующие статьи на «Википедии»; местами еще и ощущение, что собраны тексты из разных источников, поэтому одни и те же вещи повторяют по нескольку раз.
Грустно. Вообще, прискорбно неровная серия «Что такое Россия» у НЛО. Некоторые книжки там отличные («Рождение государства» Крома, «Цена утопии» Давыдова — последняя местами меня прямо возмущала, но, во всяком случае, она представляет большую внятную концепцию на уникальном материале), а некоторые совсем пустые — вроде вот этой или Дугласа Смита про аристократов. А если кому попадались хорошие книжки про Гражданскую войну, дайте знать. Сейчас тема снова стала особенно актуальной.
https://www.nlobooks.ru/books/chto_takoe_rossiya/25266/
Поддержите независимые медиа — например, «Бумагу»
НЛО
Красные и белые
Сходил на некоторое количество документальных фильмов в рамках Берлинале. Запомнились два.
Первый — «Iron Butterflies», фильм украинского режиссера Романа Любого про катастрофу малазийского боинга и ее расследование. При этом сам фильм не расследовательский и вообще не журналистский. Да, тут тщательно и остроумно (именно остроумно, при всей тяжести темы) собраны факты — из видео из соцсетей, презентаций расследовательской группы, личных архивов родственников жертв и так далее, вплоть до безумных теорий с российских телеканалов. Но из всего этого фильм делает не нарратив, а поэзию. Главное в нем — это почти сновидческие черно-белые сцены, специально снятые для фильма: солдат умывает заблеренное лицо, люди в деревенском доме слышат звуки падающих тел и так далее. Очень интересный и неожиданный способ работы с таким материалом.
Второй — «Seven Winters in Tehran», фильм немецкой режиссерки Стеффи Нидерзолль о деле Рейхане Джаббари. Она жила в Иране; когда ей было 19, ее попытался изнасиловать какой-то уважаемый мужчина со связями с иранскими спецслужбами. Она ударила его ножом и убила. Суд признал ее виновной в предумышленном убийстве; семья убитого потребовала, чтобы девушку повесили (отдельно интересно, как устроено право в Иране — суд оказывается своего рода процедурным посредником в осуществлении кровной мести). Следующие семь лет семья девушки пыталась убедить родственников убитого ее простить, а она сама, сидя в тюрьме, постепенно стала активисткой за женские права с мировой славой. В принципе, история понятная и не единичная, и то, что мы знаем о мире вообще и об Иране в частности, заставляет предположить, чем все закончится, но именно с точки зрения драматургии все сделано исключительно пронзительно, и в финале рыдал весь зал.
Не знаю, можно ли это будет посмотреть где-то, кроме фестивалей, но если будет возможность — рекомендую.
Первый — «Iron Butterflies», фильм украинского режиссера Романа Любого про катастрофу малазийского боинга и ее расследование. При этом сам фильм не расследовательский и вообще не журналистский. Да, тут тщательно и остроумно (именно остроумно, при всей тяжести темы) собраны факты — из видео из соцсетей, презентаций расследовательской группы, личных архивов родственников жертв и так далее, вплоть до безумных теорий с российских телеканалов. Но из всего этого фильм делает не нарратив, а поэзию. Главное в нем — это почти сновидческие черно-белые сцены, специально снятые для фильма: солдат умывает заблеренное лицо, люди в деревенском доме слышат звуки падающих тел и так далее. Очень интересный и неожиданный способ работы с таким материалом.
Второй — «Seven Winters in Tehran», фильм немецкой режиссерки Стеффи Нидерзолль о деле Рейхане Джаббари. Она жила в Иране; когда ей было 19, ее попытался изнасиловать какой-то уважаемый мужчина со связями с иранскими спецслужбами. Она ударила его ножом и убила. Суд признал ее виновной в предумышленном убийстве; семья убитого потребовала, чтобы девушку повесили (отдельно интересно, как устроено право в Иране — суд оказывается своего рода процедурным посредником в осуществлении кровной мести). Следующие семь лет семья девушки пыталась убедить родственников убитого ее простить, а она сама, сидя в тюрьме, постепенно стала активисткой за женские права с мировой славой. В принципе, история понятная и не единичная, и то, что мы знаем о мире вообще и об Иране в частности, заставляет предположить, чем все закончится, но именно с точки зрения драматургии все сделано исключительно пронзительно, и в финале рыдал весь зал.
Не знаю, можно ли это будет посмотреть где-то, кроме фестивалей, но если будет возможность — рекомендую.
Товарищи из «Службы» поддержки запустили приложение.
Мне лично оно нужно прежде всего для того, чтобы быстро и удобно жертвовать гуманитарным антивоенным инициативам, которые точно заслуживают доверия (вроде собираются сделать так, чтобы это можно вообще было сделать в один клик). Но вообще там много функций — от тревожной кнопки до новостей и мемов. Как медийная инновация тоже интересно, такой гибрид инстаграма и телеграма. В общем, рекомендую и по любви, и по специальности. Этот пост написан от души и совершенно бесплатно, если что.
Мне лично оно нужно прежде всего для того, чтобы быстро и удобно жертвовать гуманитарным антивоенным инициативам, которые точно заслуживают доверия (вроде собираются сделать так, чтобы это можно вообще было сделать в один клик). Но вообще там много функций — от тревожной кнопки до новостей и мемов. Как медийная инновация тоже интересно, такой гибрид инстаграма и телеграма. В общем, рекомендую и по любви, и по специальности. Этот пост написан от души и совершенно бесплатно, если что.
В российский прокат на днях выходит фильм «Нюрнберг»; очевидно, Нюрнбергский процесс будет много обсуждаться. Собственно, уже обсуждается: вот, например, хороший текст Юрия Сапрыкина, который не про фильм, а про сам процесс и про то, как на него сейчас можно смотреть из России.
В частности, там упоминается недавняя книжка американки Франсин Хирш «Soviet Judgment at Nuremberg». Я ее недавно прочитал (спасибо за совет Егору Сенникову) и могу посоветовать тем, кто готов иметь дело с нарративом академического типа, в который упаковано большое количество увлекательной фактуры. То есть Хирш, с одной стороны, старается каждую главу начинать с какой-то сцены и одушевлять персонажей, с другой — судебный процесс есть судебный процесс, а книга представляет собой его прилежную хронику: день за днем советские делегаты и их коллеги из других стран выслушивают и допрашивают свидетелей, смотрят фильмы со свидетельствами военных преступлений, подают ходатайства, спорят с судьями, а вечерами пьют в гостях друг у друга.
Книжка, как понятно по названию, сфокусирована именно на деятельности советской делегации, хотя и подробное представление о ходе всего процесса по ней составить, конечно, можно. Так вот, если руководствоваться книгой Хирш, фильм про «наших» в Нюрнберге можно было бы делать в двух направлениях.
Первое — это комедия. Поскольку Сталин, Молотов и Вышинский хотят контролировать все происходящее в ручном режиме, а нет ни времени, ни ресурсов (тупо отсутствует достаточное количество хороших переводчиков с немецкого на русского; понятно, что с такими людьми происходило во время войны), все получается через жопу — советская делегация вечно опаздывает с заявлениями, их застают врасплох и обвиняемые, и американцы; в какой-то момент главный советский обвинитель Руденко, в очередной раз подписав что-то не то, вообще исчезает на несколько дней и потом обнаруживается в Лондоне с какими-то маловразумительными извинениями. И так — всю дорогу: Сталин представляет себе суд как ультимативный показательный процесс, а союзники — как настоящий суд, и из-за этого все время возникают какие-то недоумения и гэги.
А второй путь — это драма про советского правоведа Арона Трайнина, человека, который фактически изобрел понятия «преступление против мира» и «преступная агрессия» и ввел их в мировой юридический контекст, был интеллектуальным мотором советской делегации в Нюрнберге, а потом чудом выжил во время сталинской кампании против «космополитизма» и, в общем, так никогда и не обрел признания.
Впрочем, что-то подсказывает мне, что фильм Николая Лебедева будет показывать совсем другое.
https://www.amazon.com/Soviet-Judgment-Nuremberg-International-Military-ebook/dp/B0876CRCL2/
В частности, там упоминается недавняя книжка американки Франсин Хирш «Soviet Judgment at Nuremberg». Я ее недавно прочитал (спасибо за совет Егору Сенникову) и могу посоветовать тем, кто готов иметь дело с нарративом академического типа, в который упаковано большое количество увлекательной фактуры. То есть Хирш, с одной стороны, старается каждую главу начинать с какой-то сцены и одушевлять персонажей, с другой — судебный процесс есть судебный процесс, а книга представляет собой его прилежную хронику: день за днем советские делегаты и их коллеги из других стран выслушивают и допрашивают свидетелей, смотрят фильмы со свидетельствами военных преступлений, подают ходатайства, спорят с судьями, а вечерами пьют в гостях друг у друга.
Книжка, как понятно по названию, сфокусирована именно на деятельности советской делегации, хотя и подробное представление о ходе всего процесса по ней составить, конечно, можно. Так вот, если руководствоваться книгой Хирш, фильм про «наших» в Нюрнберге можно было бы делать в двух направлениях.
Первое — это комедия. Поскольку Сталин, Молотов и Вышинский хотят контролировать все происходящее в ручном режиме, а нет ни времени, ни ресурсов (тупо отсутствует достаточное количество хороших переводчиков с немецкого на русского; понятно, что с такими людьми происходило во время войны), все получается через жопу — советская делегация вечно опаздывает с заявлениями, их застают врасплох и обвиняемые, и американцы; в какой-то момент главный советский обвинитель Руденко, в очередной раз подписав что-то не то, вообще исчезает на несколько дней и потом обнаруживается в Лондоне с какими-то маловразумительными извинениями. И так — всю дорогу: Сталин представляет себе суд как ультимативный показательный процесс, а союзники — как настоящий суд, и из-за этого все время возникают какие-то недоумения и гэги.
А второй путь — это драма про советского правоведа Арона Трайнина, человека, который фактически изобрел понятия «преступление против мира» и «преступная агрессия» и ввел их в мировой юридический контекст, был интеллектуальным мотором советской делегации в Нюрнберге, а потом чудом выжил во время сталинской кампании против «космополитизма» и, в общем, так никогда и не обрел признания.
Впрочем, что-то подсказывает мне, что фильм Николая Лебедева будет показывать совсем другое.
https://www.amazon.com/Soviet-Judgment-Nuremberg-International-Military-ebook/dp/B0876CRCL2/
Netflix выпустил документальный минисериал про исчезновение самолета MH370. Думаю, все помнят: в марте 2014 года «Боинг»-777, летевший из Куала-Лумпура в Пекин, посреди Южнокитайского моря пропал со всех радаров; потом выяснились очень странные подробности про его траекторию — он развернулся, летел еще семь часов и окончательно пропал где-то в максимально недоступных районах Индийского океана; была куча теорий; ни одного тела так и не нашли, какие-то обломки всплыли на побережьях Африки, но насколько это те обломки, тоже есть разные мнения. Подробнее пересказывал вот тут.
Даже странно, что док про это вышел только сейчас. Там три серии — с одной стороны, они устроены как прямой рассказ хода событий; с другой, каждая вращается вокруг одной из теорий исчезновения. На мой вкус, многовато планов «человек многозначительно смотрит в компьютер», зато очень деликатно сделаны реконструкции. Но это все не так важно, важнее — как сериал ходит по тонкой грани между ответственной документалистикой и конспирологией. Я так и не понял, как я оцениваю эту ходьбу, но, во всяком случае, про это интересно думать.
Первая серия строится вокруг версии про то, что самолет специально разбил пилот (это самая общепринятая гипотеза). Вторая — вокруг теории, что самолет угнали русские в Казахстан, чтобы отвлечь внимание от аннексии Крыма (гм!). Третья — вокруг теории, что на самолете был какой-то груз с ценными американскими технологиями, которые вывозили в Китай, и его попытались в Южнокитайском море перехватить американцы, а когда не получилось — сбили и подделали все спутниковые данные (гм!!!). Сценарно сделано так, что в какой-то момент начинаешь если не верить, то сомневаться, тем более что основные защитники второй и третьей версии — вроде как адекватные независимые журналисты, которые говорят, что да, конечно, все это звучит безумно, нооооооооо....
А, да: еще есть спин-офф-теория, что некий путешественник, который решил помогать семьям жертв и искать на пляжах Мозамбика и Мадагаскара обломки самолета — и нашел пару десятков штук, — на самом деле русский шпион, который туда эти обломки подбрасывает. С одной стороны, совсем шиза; с другой, это действительно какой-то странный персонаж, а на обломках нет серийных номеров, а их убирают, только когда самолет разбирают...
Ну и вот на таких качелях сериал очень грамотно едет всю дорогу. Я перестал все это покупать в третьей части, только когда французская журналистика, которая топит за теорию, что во всем виноваты США, произнесла: «Ну вот они говорят, что найденные обломки highly likely от MH370, значит, они ничего не подтвердили». Про то, как для раздувания конспирологии используется формулировка «хайли лайкли», я хорошо помню.
И вот, конечно, смотришь все это и думаешь: да, кинематографически и драматургически классно, но насколько это вообще ответственно — делать эту историю вот так? С чем отсюда выйдет непрофессиональный зритель, сколько граммов сериал добавляет на чашу весов, где написано «не верьте медиа и официальным источникам»? К счастью, создатели, видимо, и сами про это думали, так что последнее слово остается за людьми, которые говорят, что гипотеза про подделку спутниковых данных — безумие, — ну и за родственниками жертв. Которые напоминают нам, что при всех играх в расследования есть несколько сотен человек, которые не могут похоронить своих родных и, скорее всего, никогда не узнают, что с ними на самом деле случилось. И наш мир устроен вот так: какие-то самые важные на свете вещи ты иногда никак не можешь контролировать, и никакие правительства и деньги тоже не могут, потому что, скорее всего, самолет лежит где-то на дне Индийского океана, в месте, где ужасно неудобный рельеф для поисков и постоянный шторм. И всё.
https://www.netflix.com/title/81307163
Даже странно, что док про это вышел только сейчас. Там три серии — с одной стороны, они устроены как прямой рассказ хода событий; с другой, каждая вращается вокруг одной из теорий исчезновения. На мой вкус, многовато планов «человек многозначительно смотрит в компьютер», зато очень деликатно сделаны реконструкции. Но это все не так важно, важнее — как сериал ходит по тонкой грани между ответственной документалистикой и конспирологией. Я так и не понял, как я оцениваю эту ходьбу, но, во всяком случае, про это интересно думать.
Первая серия строится вокруг версии про то, что самолет специально разбил пилот (это самая общепринятая гипотеза). Вторая — вокруг теории, что самолет угнали русские в Казахстан, чтобы отвлечь внимание от аннексии Крыма (гм!). Третья — вокруг теории, что на самолете был какой-то груз с ценными американскими технологиями, которые вывозили в Китай, и его попытались в Южнокитайском море перехватить американцы, а когда не получилось — сбили и подделали все спутниковые данные (гм!!!). Сценарно сделано так, что в какой-то момент начинаешь если не верить, то сомневаться, тем более что основные защитники второй и третьей версии — вроде как адекватные независимые журналисты, которые говорят, что да, конечно, все это звучит безумно, нооооооооо....
А, да: еще есть спин-офф-теория, что некий путешественник, который решил помогать семьям жертв и искать на пляжах Мозамбика и Мадагаскара обломки самолета — и нашел пару десятков штук, — на самом деле русский шпион, который туда эти обломки подбрасывает. С одной стороны, совсем шиза; с другой, это действительно какой-то странный персонаж, а на обломках нет серийных номеров, а их убирают, только когда самолет разбирают...
Ну и вот на таких качелях сериал очень грамотно едет всю дорогу. Я перестал все это покупать в третьей части, только когда французская журналистика, которая топит за теорию, что во всем виноваты США, произнесла: «Ну вот они говорят, что найденные обломки highly likely от MH370, значит, они ничего не подтвердили». Про то, как для раздувания конспирологии используется формулировка «хайли лайкли», я хорошо помню.
И вот, конечно, смотришь все это и думаешь: да, кинематографически и драматургически классно, но насколько это вообще ответственно — делать эту историю вот так? С чем отсюда выйдет непрофессиональный зритель, сколько граммов сериал добавляет на чашу весов, где написано «не верьте медиа и официальным источникам»? К счастью, создатели, видимо, и сами про это думали, так что последнее слово остается за людьми, которые говорят, что гипотеза про подделку спутниковых данных — безумие, — ну и за родственниками жертв. Которые напоминают нам, что при всех играх в расследования есть несколько сотен человек, которые не могут похоронить своих родных и, скорее всего, никогда не узнают, что с ними на самом деле случилось. И наш мир устроен вот так: какие-то самые важные на свете вещи ты иногда никак не можешь контролировать, и никакие правительства и деньги тоже не могут, потому что, скорее всего, самолет лежит где-то на дне Индийского океана, в месте, где ужасно неудобный рельеф для поисков и постоянный шторм. И всё.
https://www.netflix.com/title/81307163
Netflix
Watch MH370: The Plane That Disappeared | Netflix Official Site
In 2014, a plane with 239 people aboard vanishes from all radar. This docuseries delves into one of our greatest modern mysteries: Flight MH370.
Весной 2020 года в больнице в Вашингтоне умер писатель Аче Карилло — подхватил ковид на фоне лечения от рака простаты. Карилло много лет работал в Университете Джорджа Вашингтона на филфаке — преподавал латино-американскую литературу и письмо. Еще в 2004 году он выпустил успешный в литературных кругах роман «Loosing My Espanish» — про учителя истории, который родился на Кубе, а теперь работает в Чикаго. Роман был отчасти автобиографическим: сам Карилло тоже был афрокубинцем, семья которого переехала в США, когда он был ребенком, и таким образом размышлял о своей идентичности. Своему мужу он рассказывал, что много лет провел в Пуэрто Рико; в их доме висела картина, на которой был изображен старший сводный брат писателя, который погиб от суицида.
Когда Карилло умер, его некролог напечатали в The Washington Post, изложив всю историю с эмиграцией кубинской семьи и так далее. Вскоре там появился комментарий: женщина, которая утверждала, что она племянница покойного, писала, что в некрологе примерно все неправда. Карилло на самом деле звали Гленн Кэрролл. Он родился в Детройте, в афро-американской семье. У него не было никаких кубинских корней. Он никогда не жил в Пуэрто-Рико. И так далее.
И действительно: в итоге выяснилось, что писатель вообще с раннего детства любил про себя выдумывать все подряд, от мелких фактов до базовых данных, а в начале 2000-х по сути заново изобрел свою биографию — и скрупулезно разделял две свои жизни: парня из детройтской семьи — и афрокубинца, работающего в престижном университете. Его работодателям никогда не приходило в голову проверить его резюме — а если бы они его проверили, они бы узнали, что он врал примерно во всем. Например, Карилло говорил, что шесть работал «на телевидении», а в реальности он шесть лет занимался повышением квалификации сотрудников колл-центра HBO.
Но эта история, конечно, не про мошенничество, а про то, что такое идентичность, где кончается литература и начинается жизнь — и насколько приемлемо то, что этот конкретный человек, судя по всему, не отличал их друг от друга. Вот как об этом говорит его муж; это, на мой взгляд, самая точная цитата в тексте — и, так сказать, наводящая на размышления: «Since there’s no such thing biologically as race, it has to be a cultural construct, and if it’s cultural then it’s performance».
Но там внутри еще много подробностей и разных суждений. Отдельное спасибо, что бессмысленный, на мой взгляд, термин «культурная апроприация» в тексте не появляется.
https://www.newyorker.com/magazine/2023/03/20/h-g-carrillo-the-novelist-whose-inventions-went-too-far
Когда Карилло умер, его некролог напечатали в The Washington Post, изложив всю историю с эмиграцией кубинской семьи и так далее. Вскоре там появился комментарий: женщина, которая утверждала, что она племянница покойного, писала, что в некрологе примерно все неправда. Карилло на самом деле звали Гленн Кэрролл. Он родился в Детройте, в афро-американской семье. У него не было никаких кубинских корней. Он никогда не жил в Пуэрто-Рико. И так далее.
И действительно: в итоге выяснилось, что писатель вообще с раннего детства любил про себя выдумывать все подряд, от мелких фактов до базовых данных, а в начале 2000-х по сути заново изобрел свою биографию — и скрупулезно разделял две свои жизни: парня из детройтской семьи — и афрокубинца, работающего в престижном университете. Его работодателям никогда не приходило в голову проверить его резюме — а если бы они его проверили, они бы узнали, что он врал примерно во всем. Например, Карилло говорил, что шесть работал «на телевидении», а в реальности он шесть лет занимался повышением квалификации сотрудников колл-центра HBO.
Но эта история, конечно, не про мошенничество, а про то, что такое идентичность, где кончается литература и начинается жизнь — и насколько приемлемо то, что этот конкретный человек, судя по всему, не отличал их друг от друга. Вот как об этом говорит его муж; это, на мой взгляд, самая точная цитата в тексте — и, так сказать, наводящая на размышления: «Since there’s no such thing biologically as race, it has to be a cultural construct, and if it’s cultural then it’s performance».
Но там внутри еще много подробностей и разных суждений. Отдельное спасибо, что бессмысленный, на мой взгляд, термин «культурная апроприация» в тексте не появляется.
https://www.newyorker.com/magazine/2023/03/20/h-g-carrillo-the-novelist-whose-inventions-went-too-far
The New Yorker
The Novelist Whose Inventions Went Too Far
After the Afro-Cuban writer H. G. Carrillo died, his husband learned that almost everything the writer had shared about his life was made up—including his Cuban identity.
Оказывается, ровно 20 лет назад началось американское вторжение в Ирак. Абсолютно не привязываясь к этой дате, последние полторы недели слушаю про нее подкаст «Blowback» — он тоже к ней не привязывался и вышел в 2020 году.
Два леволиберальных журналиста, не скрывающих своих убеждений и взглядов (в случае войны в Ираке это означает, в общем, презрительную ненависть ко всему американскому истеблишменту), сначала пунктирно излагают предысторию войны от Ирака 1950-х до «Бури в пустыне», а потом очень подробно рассказывают, как от 11 сентября дошло до вторжения и чем оно обернулось. Стилистически сделано очень бодро, местами на грани стендапа, притом что материал в основном крайне мрачный: ложь, коррупция, пытки, военные преступления. Притом что, повторюсь, авторы открыто ангажированы, подкаст максимально фундированный, а источники максимально мейнстримовые. Все это очень интересно, мерзко и местами узнаваемо; и хотя понятно, что война в Украине похожа на войну в Ираке главным образом тем, что обе — преступные, иногда возникают очень мощные дежавю.
(У подкаста есть еще два сезона, про Кубу и про войну в Корее; постараюсь добраться и до них.)
https://blowback.show/
Два леволиберальных журналиста, не скрывающих своих убеждений и взглядов (в случае войны в Ираке это означает, в общем, презрительную ненависть ко всему американскому истеблишменту), сначала пунктирно излагают предысторию войны от Ирака 1950-х до «Бури в пустыне», а потом очень подробно рассказывают, как от 11 сентября дошло до вторжения и чем оно обернулось. Стилистически сделано очень бодро, местами на грани стендапа, притом что материал в основном крайне мрачный: ложь, коррупция, пытки, военные преступления. Притом что, повторюсь, авторы открыто ангажированы, подкаст максимально фундированный, а источники максимально мейнстримовые. Все это очень интересно, мерзко и местами узнаваемо; и хотя понятно, что война в Украине похожа на войну в Ираке главным образом тем, что обе — преступные, иногда возникают очень мощные дежавю.
(У подкаста есть еще два сезона, про Кубу и про войну в Корее; постараюсь добраться и до них.)
https://blowback.show/
blowback.show
A podcast about the American Empire.
Замечательный, можно сказать — жизнеутверждающий текст про нью-йоркского ученого и музыканта Дэвида Сулцера, а также про нейробиологию музыки и про то, как слушают и поют животные.
Сулцер, сын двух выдающихся психологов, много лет вел двойную жизнь. Днем он был занимался биологией — начинал с растений, потом переключился на изучение мозга; сейчас у него лаборатория в нью-йоркском университете Коламбия. А по вечерам Сулцер играл музыку — причем с кем только не, от Лу Рида до Генри Тредгилла (очень хороший авант-джазовый человек). Его университетским шефам это не нравилось, поэтому для своей музыкальной карьеры Сулцер взял псевдоним Дейв Солджер. Почти как Рон Суонсон и Дьюк Силвер в сериале Parks & Recreation.
В какой-то момент Сулцер объединил два своих занятия и стал изучать, как, собственно, работает музыка в мозге. Откуда берутся песни? Как они нас трогают, какие сигналы проводят? Сулцер начал изучать это дело на животных — и вот тут начинается совсем роскошная фактура. Он собрал оркестр слонов, которые, как выяснилось, очень ритмичные существа — и записал с ними три альбома. В какой-то момент в тексте появляется коллега Сулцера, который исследует, как поют птицы. Он собрал колонию зебровых амадин в несколько сотен особей — и ставит с ними музыкальные эксперименты. Например, он сделал для них своего рода плеер, замаскированный под самца: нажимая на разные рычажки, птицы могли выбирать, что этот самец будет им петь. Постепенно возникли паттерны: амадины предсказуемо любили духовые инструменты, а еще — индонезийский гамелан. Самой непопулярной оказалась гаражная нойз-рок группа из Мемфиса The Oblivions: птицы, услышав их песню, отпрыгивали и кричали, больше к этому рычажку они не подходили.
Ну и там еще масса таких прекрасных деталей, которые в целом складывают в очень интересную картину того, что такое музыка с точки зрения нейробиологии и науки и мозге. Вот, например, такой поэтически-научный пассаж:
“Music is so ingrained in us it’s almost more primitive than language,” Sulzer told me. An old man with Alzheimer’s might hear a Tin Pan Alley tune and suddenly recall his daughter’s name. A young woman with Parkinson’s will stand frozen on a stair, unable to move her legs, but if she hums a rhythm to herself her foot will take a step. “I know of one man who had a stroke so severe that he could barely talk,” Sulzer said. “But he could still sing.” Music is a kind of skeleton key, opening countless doorways in the mind.
Ну и нельзя не отметить первый абзац. Это, конечно, образцовая нарративная экспозиция.
Luk Kop didn’t seem to have the makings of a musical prodigy. He didn’t hum made-up tunes to himself as a youngster or shake his head when someone sang flat. He didn’t build instruments out of sticks and gourds or blow trumpet solos as a five-year-old. He had a brief moment of fame as a child actor, in the Disney film “Operation Dumbo Drop,” but grew into a sullen and ungainly teen. When the composer and instrumentalist Dave Soldier first met him, in Thailand, in 2000, Luk Kop spent most of his time eating grass and hanging around with the other elephants. He’d been deemed too truculent to mix with tourists.
Ну то есть — нам начинают рассказывать историю героя, а потом оказывается, что этот герой — слон. Обожаю такое.
https://www.newyorker.com/magazine/2023/04/03/david-sulzer-profile-neuroscience-music
Сегодня еще один день ужасных новостей. В Екатеринбурге задержали моего знакомого, прекрасного журналиста Эвана Гершковича. Обвинения звучат чудовищно; очевидно, что Эван занимался своей работой, которая не имеет отношения к шпионажу. Последнее время Гершкович работает в Wall Street Journal, но до этого много лет был корреспондентом Moscow Times, которые и сейчас остаются хорошим независимым изданием о России. Их можно поддержать.
Сулцер, сын двух выдающихся психологов, много лет вел двойную жизнь. Днем он был занимался биологией — начинал с растений, потом переключился на изучение мозга; сейчас у него лаборатория в нью-йоркском университете Коламбия. А по вечерам Сулцер играл музыку — причем с кем только не, от Лу Рида до Генри Тредгилла (очень хороший авант-джазовый человек). Его университетским шефам это не нравилось, поэтому для своей музыкальной карьеры Сулцер взял псевдоним Дейв Солджер. Почти как Рон Суонсон и Дьюк Силвер в сериале Parks & Recreation.
В какой-то момент Сулцер объединил два своих занятия и стал изучать, как, собственно, работает музыка в мозге. Откуда берутся песни? Как они нас трогают, какие сигналы проводят? Сулцер начал изучать это дело на животных — и вот тут начинается совсем роскошная фактура. Он собрал оркестр слонов, которые, как выяснилось, очень ритмичные существа — и записал с ними три альбома. В какой-то момент в тексте появляется коллега Сулцера, который исследует, как поют птицы. Он собрал колонию зебровых амадин в несколько сотен особей — и ставит с ними музыкальные эксперименты. Например, он сделал для них своего рода плеер, замаскированный под самца: нажимая на разные рычажки, птицы могли выбирать, что этот самец будет им петь. Постепенно возникли паттерны: амадины предсказуемо любили духовые инструменты, а еще — индонезийский гамелан. Самой непопулярной оказалась гаражная нойз-рок группа из Мемфиса The Oblivions: птицы, услышав их песню, отпрыгивали и кричали, больше к этому рычажку они не подходили.
Ну и там еще масса таких прекрасных деталей, которые в целом складывают в очень интересную картину того, что такое музыка с точки зрения нейробиологии и науки и мозге. Вот, например, такой поэтически-научный пассаж:
“Music is so ingrained in us it’s almost more primitive than language,” Sulzer told me. An old man with Alzheimer’s might hear a Tin Pan Alley tune and suddenly recall his daughter’s name. A young woman with Parkinson’s will stand frozen on a stair, unable to move her legs, but if she hums a rhythm to herself her foot will take a step. “I know of one man who had a stroke so severe that he could barely talk,” Sulzer said. “But he could still sing.” Music is a kind of skeleton key, opening countless doorways in the mind.
Ну и нельзя не отметить первый абзац. Это, конечно, образцовая нарративная экспозиция.
Luk Kop didn’t seem to have the makings of a musical prodigy. He didn’t hum made-up tunes to himself as a youngster or shake his head when someone sang flat. He didn’t build instruments out of sticks and gourds or blow trumpet solos as a five-year-old. He had a brief moment of fame as a child actor, in the Disney film “Operation Dumbo Drop,” but grew into a sullen and ungainly teen. When the composer and instrumentalist Dave Soldier first met him, in Thailand, in 2000, Luk Kop spent most of his time eating grass and hanging around with the other elephants. He’d been deemed too truculent to mix with tourists.
Ну то есть — нам начинают рассказывать историю героя, а потом оказывается, что этот герой — слон. Обожаю такое.
https://www.newyorker.com/magazine/2023/04/03/david-sulzer-profile-neuroscience-music
Сегодня еще один день ужасных новостей. В Екатеринбурге задержали моего знакомого, прекрасного журналиста Эвана Гершковича. Обвинения звучат чудовищно; очевидно, что Эван занимался своей работой, которая не имеет отношения к шпионажу. Последнее время Гершкович работает в Wall Street Journal, но до этого много лет был корреспондентом Moscow Times, которые и сейчас остаются хорошим независимым изданием о России. Их можно поддержать.
The New Yorker
The Wild World of Music
What can elephants, birds, and flamenco players teach a neuroscientist-composer about music?
Декабрьским вечером 2022 года 60-летняя почтальон Виктория Луданная из поселка Шумный Хабаровского края готовила ужин. Вдруг она услышала лай собак и по опыту последних недель сразу поняла — где-то рядом тигр. Ее годовалая чихуахуа по кличке Умка неслась в сторону дома «с недетским лаем». Луданная ринулась к двери, чтобы впустить ее. В открытую дверь вбежала Умка и следом за ней — лохматый, как Виктория теперь вспоминает, тигр. В ее доме сквозной коридор. Умка «в ужасе» выбежала на улицу в следующую открытую дверь, тигр — за ней. Луданную на мгновение «прошибло шоком», но она, чтобы спасти любимую собаку, сразу же схватила швабру и с матом погналась за тигром. Испуганный зверь убежал прочь из ее двора. За этой картиной наблюдал сын Виктории, который на крики матери выбежал из бани.
Изумительный текст Иры Кравцовой про то, как последние полгода амурские тигры кошмарят людей и собак в Хабаровском крае. Хоть что-то хорошее в российской журналистике на этой кошмарной неделе.
Отдельно круто, что фактически это история про то, как Владимир Путин испортил жизнь людям и зверям, живущим буквально посреди негде. Вертикаль власти в действии. Причем людей, которые жалуются на тигров, еще и штрафуют по статье — какой? Правильно, о фейках. Ну и там еще масса выдающихся деталей — как обаятельных, так и трагичных.
https://novayagazeta.eu/articles/2023/03/28/vdrug-tigr-menia-skhvatit-i-uvoloket
Поддержите независимую русскоязычную журналистику — например, донатом «Новой газете»
Изумительный текст Иры Кравцовой про то, как последние полгода амурские тигры кошмарят людей и собак в Хабаровском крае. Хоть что-то хорошее в российской журналистике на этой кошмарной неделе.
Отдельно круто, что фактически это история про то, как Владимир Путин испортил жизнь людям и зверям, живущим буквально посреди негде. Вертикаль власти в действии. Причем людей, которые жалуются на тигров, еще и штрафуют по статье — какой? Правильно, о фейках. Ну и там еще масса выдающихся деталей — как обаятельных, так и трагичных.
https://novayagazeta.eu/articles/2023/03/28/vdrug-tigr-menia-skhvatit-i-uvoloket
Поддержите независимую русскоязычную журналистику — например, донатом «Новой газете»
Новая газета Европа
«Вдруг тигр меня схватит и уволокет?»
Глава 1.