Кроссворд
По горизонтали
1/ Греческий поэт, автор маленькой поэмы о взятии Трои.
3/ Придворный поэт императора Гонория.
6/ Латинский поэт, много писавший о самом себе и своих близких.
7/ Один из двух греческих поэтов с одинаковыми именами.
8/ Греческий поэт, автор поэмы о любви юноши и девушки, живших по разные стороны Геллеспонта.
По вертикали
2/ Латинский поэт, оставивший описание похорон Юстиниана.
4/ Латинский христианский поэт, начавший писать или собирать свои стихи только после выхода на пенсию.
5/ Один из латинских отцов церкви, автор гимнов.
9/ Величайший греческий эпик поздней античности.

Птица, сидящая на плоде граната. Мозаика из Помпей.

Сегодня познакомимся с отрывком стихотворения, сохранившимся на папирусе. Это «Слет птиц» (P. Cairo inv. 67860). Стихотворение написано ямбическим диметром. Опубликовано в издании Die griechischen Dichterfragmente der römischen Kaiserzeit / hrsg. E. Heitsch. Göttingen, 1961.

προσίπταν‌[θ’ ὅθ’ ἀηδονίς
θηρεύειν ἀκοὴν Δι‌[ός
ἀνά<ρ>θ‌ρ‌οις μινυρίσμ‌[ασιν
μελίχρως ἐδίδαξ[εν.
καὶ γὰρ κόσσυφος ἀγ‌[καλεῖ (4)
λάβρως εὐκέλαδον‌ [μέλος· (5)
φθόγγοις οὖλον ὑπ‌[οκρέκων
ἦλθε μουσικὸς ὄρν‌[ις.

Как прилетела ласточка
Привлечь стараясь Зевсов слух,
В невнятном щебетании
Свой нежный изливала плач.
И черный дрозд свою поет
Тут песню благозвучную
И отзывалась звукам тем
Певунья легкокрылая. (перевод мой

Персонификация Константинополя на реверсе монеты, конец IV - начало V в.

Недавно мы отмечали условный день основания Рима, а сегодня, 11 мая, отметим такой же условный день основания Константинополя, точнее, несколько менее условный день перенесения столицы Константином. И тоже обратимся к персонификациям Города. Всякого рода персонификации в эпоху поздней античности были популярны и в искусстве, и в имперской пропаганде. Неудивительно и их появление в поэзии. Так, в «Экфрасисе Софии Константинопольской» появляется персоницифированный Константинополь, названный Римом (напомню, что официально город и назывался «Новый Рим»), который ведет диалог с Юстинианом. Повод не самый радостный: обрушение купола Софии при землетрясении 558 года. Но император обещает помочь, что он и сделал за четыре года.

τῶι δὲ παρεστηκυῖα σακέσπαλος ἔννεπε Ῥώμη·
“παγκρατές, ὀλβιόμοιρε Δίκης ἕδος, ἕρμα πολήων, (220)
ἥρπασε βασκανίη με, χάρις δέ τίς ἐστι Μεγαίρης,
ὅττι σέθεν ζώοντος ἐπέχραε κάλλεϊ Ῥώμης.
στήθεσιν ἡμετέροισι περιρραγὲς ἕλκος ἀνίσχει·
ἀλλά, μάκαρ, (δύνασαι γὰρ ἐφ’ ἕλκεϊ φάρμακα πάσσειν)
χεῖρα τεὴν προτίταινε, ῥυηφενέος τροφὸν ὄλβου. (225)
πάντα κυβερνητῆρι τεῶι διέπουσα χαλινῶι
ὑμετέροις ὑπέθηκα τροπαιοφόροισι θριάμβοις.
ἠρεμέει καὶ Μῆδος ἄναξ καὶ Κελτὶς ὁμοκλή,
καὶ ξίφος ὑμετέροις φιλοτήσιον ὤπασε θώκοις
Ἰνδὸς ἀνήρ, ἐλέφαντας ἄγων καὶ μάργαρα πόντου· (230)
Καρχηδὼν γόνυ δοῦλον ἐμοῖς ἔκλινε τροπαίοις.
εἰς ἐμὲ φορτὶς ἅπασα φερέσβιον ἐλπίδα τείνει,
κύκλιον εἰσορόωσα δρόμον διδυμάονος ἄρκτου,
ὥς κεν ἐμοῖς τεκέεσσιν ἐπίρρυτον ὄλβον ὀρέξω·
ἐμπορίην δ’ ἀνάγοντες ἐπιπνείουσιν ἀῆται. (235)
ταῦτα τεοῖς καμάτοισιν ἐφέσπεται· ἀλλ’ ἐπὶ πάσης
ἀγλαΐης θημῶνι πεσεῖν ὑπὸ χεύματα Λήθης
μήποτέ μοι, σκηπτοῦχε, τὸ θέσκελον ἔργον ἐάσηις.
οὐ γάρ, ἄναξ, εἰ καί σε καταπτήσσουσι κλιθέντα
Αὐσονίοις θεσμοῖσιν ἀπείρονος ἔθνεα γαίης, (240)
εἰ καὶ πᾶσαν ἔδειμας ἐμοὶ πόλιν, οὔποτε δήεις
σύμβολον ὑμετέροιο φαάντερον ἄλλο θοώκου.”
ὣς φαμένη χαρίεντα λιλαίετο χείλεα πῆξαι
ποσσὶν ἀνακτορέοισιν. ὁ δ’ ἵλαον ἠθάδι Ῥώμηι
δεξιτερὴν ὤρεξεν ὑποκλάζουσαν ἐγείρων. (245)
ἦκα δὲ μειδήσας, ἵνα μυρίον ἄλγος ἐλάσσηι,
εὐφροσύνης πλήθοντας ἀκηδέος ἔκφατο μύθους·
“ῥῖψον ἄχος, βασίλεια πόλις, μὴ θυμὸν ὀρίνηις·
ὡς βέλος οὐ νίκησε τεὸν σάκος οὐδέ τις ἄλλη
ἄκλονον ἐστυφέλιξε τεὴν φρένα βάρβαρος αἰχμή, (250)
μηδὲ βαρυτλήτοισιν ὑποκλάζοιο μερίμναις.
τέτλαθι, παμβασίλεια πόλις, μὴ θυμὸν ἀμύξηις·
καὶ γὰρ ἐμοῖς καμάτοισιν ἀοιδοτέρην σε τελέσσω
αὖτις ἀναστήσας κορυφὴν εὐάντυγα νηοῦ.” (Paulus Silentiarius, Descriptio Sophiae, 219-254)

Тут, потрясая щитом, прорекла к нему Римская матерь:
«О, городов всех заступник, творец законов блаженный! 220
Видишь: ограбила Зависть меня; есть и в злобе услада,
Так что и рядом с тобой, под твоей надежной защитой
Рваная рана зияет в груди моей уязвленной.
Ныне, блаженный (ты можешь возлить на раны лекарство!)
Щедроподатель, коснись же меня целительной дланью! 225
Я ведь всегда под уздою твоей смирялась охотно,
С радостью путь проходя блестящих ваших триумфов.
Ныне склонились мидийцев вожди и кельты притихли,
И пред престолом твоим сложил покорно оружье
Индии сын, повелитель слонов, добытчик жемчужин. 230
Рабски колена свои Карфаген предо мною склоняет,
И корабли стремятся ко мне, полны упованья,
Ход круговратный на небе следя двух звездных медведиц,
Щедрое чадам моим отовсюду неся изобилье,
Ветры, усердствуя, дуют, товары к нам пригоняя. 235
Все это дивным трудам твоим сопутствует. Ты же
Не попусти, чтоб погиб навек под струями Леты
— О скиптродержец, — божественный труд, мое украшенье!
Знаешь ли, царь? Даже если народы земли беспредельной,
Под авзонийский склоняясь закон, пред тобою трепещут, 240
Хоть бы и весь ты построил мне город, но все же не смог бы
Памятник столь величавый другой такой же воздвигнуть».
Так говоря, распростерлась она, чтоб устами коснуться
Ног самодержца. Но он, благосклонно руку десную
К матери Римской простер, помогая встать преклоненной. 245
С мягкой улыбкой, стремясь облегчить ее злостраданья,
Радости полные речи он к ней обратил, изрекая:
«Боль позабудь, о царственный град! Тебя не сразила,
В щит вонзившись, стрела, и еще никогда не бывало,
Варварский чтоб наконечник копья прошел в твое сердце. 250
Бремя заботы тяжелой тебя не сломило ни разу.
Так потерпи же, всецарственный град, свой дух не круши ты,
Верь мне: я сделаю так, чтоб была ты еще именитей,
Вновь я воздвигну главу благозданную славного храма» (перевод мой).

А вот и кроссворд ко дню основания Константинополя. В вопросах охвачен период его истории до VI в. включительно.

Свв. мученики Нерей и Ахиллей. Икона с просторов интернета.

Сегодня в Католической церкви празднуется (уж не знаю, насколько празднуется) память мчч. Нерея и Ахиллея. В православных святцах этих имен не нашла (может, где-то в недрах «Полного месяцеслова Востока» С. Спасского и значатся, но не докопалась). Впрочем, это неважно, поскольку это святые неразделенной Церкви. Они дают нам повод начать знакомство с творчеством папы Римского Дамаса (ок. 300 – 384), занимавшего римскую кафедру с 366 г. Этот папа сочинил множество стихотворных эпитафий мученикам. Они были высечены на мраморных стелах, некоторые даже сохранились. Вот и мучеников Нерея и Ахиллея он почтил стихотворением. Больше о них ничего не известно. Интересно, как в этой эпиграмме переворачивается понятие воинской доблести («смело бросить щит» - оксюморон). Больше об этих мучениках ничего не известно, существовали ли они, тоже неизвестно (какие-то подозрительно мифологические имена у них, к тому же рифмующиеся), но во всяком случае это те мученики, которые почитались в Риме IV в.

De sanctis martyribus Nereo et Achilleo.
Militiae nomen dederant, almumque gerebant
Officium pariter spectantes jussa tyranni,
Praeceptis pulsante metu servire parati.
Mira fides rerum! subito posuere furorem,
Conversi fugiunt, ducis impia castra relinquunt;
Projiciunt clypeos, phaleras et tela cruenta;
Confessi gaudent Christi portare triumphos.
Credite per Damasum possit quid gloria Christi. (Damasus, carm. 25).

Службе военной себя посвятив, свой долг исполняли,
Хлеб добывая, к любым повеленьям тирана готовы.
Страх неотступный приказам его вынуждал подчиняться.
Сколь удивительна вера! Внезапно боязнь отступила,
В Бога поверив, бегут, нечестивый лагерь оставив.
Обземь швыряют щиты, фалеры, кровавые копья
И, исповедав Христа, Его триумф разделяют.
Верьте Дамаса словам: вот что может слава Христова! (перевод мой)
#Дамас

Веер со сценой похищения Елены, конец XVIII - начало XIX в. (из собрания московского музея Пушкина).

Посетила я на днях выставки в музее Пушкина на Пречистенке, и тот веер со сценой похищения Елены, который вы видите, очередной раз напомнил мне о поэме Коллуфа. Там Елену никто на руках не уносит. Интересно, что основной акцент поэт делает на описании красоты не Елены, а Париса. Елена просто зачарована его красотой, а когда дальше он еще хвастается перед ней (дочерью Зевса вообще-то) своим происхождением и славой своего города, она уже забывает обо всем и следует за ним.
Вот портрет Париса.

ἤδη δ’ ἀγχιδόμοισιν ἐπ’ Ἀτρείδαο μελάθροις
ἵστατο θεσπεσίῃσιν ἀγαλλόμενος χαρίτεσσιν. (250)
οὐ Διὶ τοῖον ἔτικτεν ἐπήρατον υἷα Θυώνη·
ἱλήκοις, Διόνυσε· καὶ εἰ Διός ἐσσι γενέθλης,
καλὸς ἔην καὶ κεῖνος ἐπ’ ἀγλαΐῃσι προσώπων.
ἡ δὲ φιλοξείνων θαλάμων κληῖδας ἀνεῖσα
ἐξαπίνης Ἑλένη μετεκίαθε δώματος αὐλὴν (255)
καὶ θαλερῶν προπάροιθεν ὀπιπεύουσα θυράων
ὡς ἴδεν, ὣς ἐκάλεσσε καὶ ἐς μυχὸν ἤγαγεν οἴκου
καί μιν ἐφεδρήσσειν νεοπηγέος ὑψόθεν ἕδρης
ἀργυρέης ἐπέτελλε· κόρον δ’ οὐκ εἶχεν ὀπωπῆς
ἄλλοτε δὴ χρύσειον ὀισαμένη Κυθερείης (260)
κοῦρον ὀπιπεύειν θαλαμηπόλον—ὀψὲ δ’ ἀνέγνω,
ὡς οὐκ ἔστιν Ἔρως· βελέων δ’ οὐκ εἶδε φαρέτρην—
πολλάκι δ’ ἀγλαΐῃσιν ἐυγλήνοισι προσώπων
παπταίνειν ἐδόκευε τὸν ἡμερίδων βασιλῆα·
ἀλλ’ οὐχ ἡμερίδων θαλερὴν ἐδόκευεν ὀπώρην (265)
πεπταμένην χαρίεντος ἐπὶ ξυνοχῇσι καρήνου. (Colluthus, Raptio Helenae)

Вот уж Парис подошел к соседним чертогам Атрида,
Остановился и замер, божественный прелестью полный. 250
Нет, не такого прекрасного сына родила Фиона
Зевсу, - прости, Дионис! Хоть ты и Зевсово семя,
Но красотою лица и тебе он не уступил бы.
Двери ключом отперев чертогов гостеприимных,
Вышла внезапно во двор Парису навстречу Елена 255
И, заметив его у ворот блестящих снаружи,
Тотчас с собой позвала войти во внутренность дома
И усадила его на трон высокий и новый,
Из серебра. И глядела, насытиться видом не в силах,
Думая, что пред собой золотого сына Киприды 260
Видит она, и ошибку свою лишь потом осознала,
Что не Эрот перед ней: ни колчана, ни стрел не имел он.
Часто лица красотой и глаз прекрасных сияньем
Он ей казался самим владыкой лозы виноградной,
Но на главе у него не хватало венца из сплетенных 265
Гроздьев тяжелых, до самых бровей чело закрывавших. (перевод мой)
#Коллуф

Похищение Елены. Изображение с этрусского саркофага, II-I в. до н.э. Верона, музей-лапидарий Маффеи.

Продолжим о Коллуфе и его «Похищении Елены». У него сам уход Елены из дома практически никак не изображается. Это происходит ночью, как будто во сне, - неслучайно он говорит о двух вратах, из которых слетают сны. Главное, на чем акцентирует внимание поэт – это горе девятилетней Гермионы, дочери Елены, обнаружившей отсутствие матери. И это детское горе эмоционально не слабее обиды богини раздора, в контексте поэмы это одно из звеньев цепи обид, навлекающих гибель на Трою.

νὺξ δέ, πόνων ἄμπαυμα μετ’ ἠελίοιο κελεύθους,
ὕπνον ἐλαφρίζουσα, παρήορον ὤπασεν ἠῶ
ἀρχομένην· δοιὰς δὲ πύλας ὤιξεν ὀνείρων, (320)
τὴν μὲν ἀληθείης—κεράων ἀπελάμπετο κόσμος—
ἔνθεν ἀναθρῴσκουσι θεῶν νημερτέες ὀμφαί,
τὴν δὲ δολοφροσύνης, κενεῶν θρέπτειραν ὀνείρων.
αὐτὰρ ὁ ποντοπόρων Ἑλένην ἐπὶ σέλματα νηῶν
ἐκ θαλάμων ἐκόμισε φιλοξείνου Μενελάου, (325)
κυδιόων δ’ ὑπέροπλον ὑποσχεσίῃ Κυθερείης
φόρτον ἄγων ἔσπευδεν ἐς Ἴλιον ἰωχμοῖο.
Ἑρμιόνη δ’ ἀνέμοισιν ἀπορρίψασα καλύπτρην
ἱσταμένης πολύδακρυς ἀνέστενεν ἠριγενείης,
πολλάκι δ’ ἀμφιπόλους θαλάμων ἔκτοσθε λαβοῦσα, (330)
ὀξύτατον βοόωσα τόσην ἀνενείκατο φωνήν·
παῖδες, πῆ με λιποῦσα πολύστονον ᾤχετο μήτηρ,
ἣ χθιζὸν σὺν ἐμοὶ θαλάμων κληῖδας ἑλοῦσα
ἔδραθεν ὑπνώουσα καὶ ἐς μίαν ἤλυθεν εὐνήν;
ἔννεπε δακρυχέουσα, συνωδύροντο δὲ παῖδες. (335)
ἀγρόμεναι δ’ ἑκάτερθεν ἐπὶ προθύροισιν ἐρύκειν
Ἑρμιόνην στενάχουσαν ἐπειρήσαντο γυναῖκες·
τέκνον ὀδυρομένη, γόον εὔνασον. ᾤχετο μήτηρ,
νοστήσει παλίνορσος· ἔτι κλαίουσα νοήσεις.
οὐχ ὁράᾳς; γοεραὶ μὲν ἐπιμύουσιν ὀπωπαί, (340)
πυκνὰ δὲ μυρομένης θαλεραὶ μινύθουσι παρειαί.
ἦ τάχα νυμφάων ἐς ὁμήγυριν ἀγρομενάων
ἤλυθεν, ἰθείης δὲ παραπλάζουσα κελεύθου
ἵσταται ἀσχαλόωσα, καὶ ἐς λειμῶνα μολοῦσα
Ὡράων δροσόεντος ὑπὲρ πεδίοιο θαάσσει, (345)
ἢ χρόα πατρῴοιο λοεσσομένη ποταμοῖο
ᾤχετο καὶ δήθυνεν ἐπ’ Εὐρώταο ῥεέθροις.
τοῖα δὲ δακρύσασα πολύστονος ἔννεπε κούρη·
οἶδεν ὄρος, ποταμῶν ἐδάη ῥόον, οἶδε κελεύθους
ἐς ῥόδον, ἐς λειμῶνα· τί μοι φθέγγεσθε, γυναῖκες; (350)
ἀστέρες ὑπνώουσι, καὶ ἐν σκοπέλοισιν ἰαύει·
ἀστέρες ἀντέλλουσι, καὶ οὐ παλίνορσος ἱκάνει.
μῆτερ ἐμή, τίνα χῶρον ἔχεις; τίνα δ’ οὔρεα ναίεις;
πλαζομένην θῆρές σε κατέκτανον; ἀλλὰ καὶ αὐτοὶ
θῆρες ἀριζήλοιο Διὸς τρομέουσι γενέθλην. (355)
ἤριπες ἐξ ὀχέων χθαμαλῆς ἐπὶ νῶτα κονίης
σὸν δέμας οἰοπόλοισιν ἐνὶ δρυμοῖσι λιποῦσα;
ἀλλὰ πολυπρέμνων ξυλόχων ὑπὸ δάσκιον ὕλην
δένδρεα παπτήνασα καὶ αὐτῶν μέχρι πετήλων
σὸν δέμας οὐκ ἐνόησα· καὶ οὐ νεμεσίζομαι ὕλῃ. (360)
μὴ διεροῖς στονόεντος ἐπ’ Εὐρώταο ῥεέθροις
νηχομένην ἐκάλυψεν ὑποβρυχίην σε γαλήνη;
ἀλλὰ καὶ ἐν ποταμοῖσι καὶ ἐν πελάγεσσι θαλάσσης
Νηιάδες ζώουσι καὶ οὐ κτείνουσι γυναῖκας. (Raptio Helenae, 317-364)

Солнце свершило свой путь и ночь настала благая,
Легкий дарящая сон, зарей свободной вечерней
Предварена. И двое ворот для снов отворила: 320
Истины были ворота одни – сиял на них месяц, -
И долетали сквозь них богов откровенья бессмертных,
Были вторые воротами лжи, для пустых сновидений.
В это время Парис на корабль мореходный Елену,
Гостеприимный чертог Менелаев покинув, приводит. 325
И, защитой могучей гордясь самой Кифереи,
С грузом своим роковым направляет путь к Илиону.
А Гермиона, сорвав с головы и вверивши ветру
Легкий покров, на заре, обливаясь слезами, стеная,
Выйти из дому не раз своих призывала служанок, 330
И, надрываясь от плача, такие слова прорыдала:
«Слуги, куда моя мама ушла, меня позабывши?
Только вчера еще, взяв ключи наших общих покоев,
Спать легла и уснула она со мной на постели.»
Так говорила, лиющая слезы, и с нею служанки 335
Вместе рыдали и, встав с двух сторон возле двери покоя,
Стонущую старались они Гермиону утешить.
«Детка, не плачь, не надо рыдать! Не ушла твоя мама,
Скоро вернется она. Вот-вот ее ты увидишь!
Прямо сейчас! Тебе же слеза глаза застилает, 340
Нежные щечки твои поблекли от горьких стенаний.
Может быть, мама твоя отправилась к девам-подругам
И, на обратном пути, тропу потеряв, заблудилась.
Ныне в печали стоит она на лугу, посвященном
Орам, иль, может, устав, прилегла на росистые травы. 345
Или же тело омыть в волнах отеческой речки
Ей захотелось и медлит она у потока Эврота».

Так, стеная, ответила им горемычная дева:
«Знает и гору она, ей знакомы и русло речное,
Тропы лугов и розовых кущ. Что вы мне говорите? 350
Звезды уснули, она ж почивает средь скал и утесов.
Звезды встают, но она все так же домой не вернулась.
Мама моя, о, где ты, скажи, в каких поселеньях?
Может быть звери тебя, заблудившуюся, растерзали?
Но ведь и звери потомства великого Зевса не тронут!
Выпала ль ты из повозки в дорожную пыль, и осталось
В зарослях тело твое лежать стервятникам в пищу?
Но внимательно я рассмотрела весь лес многоствольный
Вплоть до листов, и не видела тела! Нет, лес не виню я! 360
Может ли быть, что тебя в глубинах влажных Эврота
Скрыла текучая гладь, когда в реке ты купалась?
Но ведь и в реках живут, и в морской пучине безбрежной
#Коллуф

Девы-наяды и женщин губить они не привыкли». (перевод мой)

А. Монтичелли. Щит Ахилла (гипотетическая реконструкция). 1820 г.

Сегодня мы понаблюдаем за работой позднеантичного поэта, а именно, за тем, как он делает парафраз (пересказ). Известно, что парафразы в интересующую нас эпоху были очень любимы и ценились. Никакого плагиата в них не видели, автору дозволялось все, но все же, чем изобретательнее он был, тем лучше. «Три кита», на которых стоит искусство парафраза – это три приема: аббревиация (сокращение), амплификация (распространение) и транспозиция (перемещение).
Перед вами гомеровское описание щита Ахилла при его изготовлении Гефестом и описание того же щита у Квинта Смирнского. По сюжету после гибели Ахилла греки устраивают состязания в его память, и щит Ахилла оказывается наградой. У Гомера описание занимает около 140 стихов, у Квинта – меньше ста. Но акценты расставлены по-разному. Рассмотрим самое начало экфрасиса, где говорится о начале мироздания. Насколько можно видеть, у Квинта описание подробнее, значит, здесь мы имеем дело с амплификацией. Знающие греческий могут также сравнить, какой лексикой пользуется Квинт.

Ποίει δὲ πρώτιστα σάκος μέγα τε στιβαρόν τε
πάντοσε δαιδάλλων, περὶ δ’ ἄντυγα βάλλε φαεινὴν
τρίπλακα μαρμαρέην, ἐκ δ’ ἀργύρεον τελαμῶνα. (480)
πέντε δ’ ἄρ’ αὐτοῦ ἔσαν σάκεος πτύχες· αὐτὰρ ἐν αὐτῷ
ποίει δαίδαλα πολλὰ ἰδυίῃσι πραπίδεσσιν.
Ἐν μὲν γαῖαν ἔτευξ’, ἐν δ’ οὐρανόν, ἐν δὲ θάλασσαν,
ἠέλιόν τ’ ἀκάμαντα σελήνην τε πλήθουσαν,
ἐν δὲ τὰ τείρεα πάντα, τά τ’ οὐρανὸς ἐστεφάνωται, (485)
Πληϊάδας θ’ Ὑάδας τε τό τε σθένος Ὠρίωνος
Ἄρκτόν θ’, ἣν καὶ Ἄμαξαν ἐπίκλησιν καλέουσιν,
ἥ τ’ αὐτοῦ στρέφεται καί τ’ Ὠρίωνα δοκεύει,
οἴη δ’ ἄμμορός ἐστι λοετρῶν Ὠκεανοῖο. (Homerus, Ilias, 18, 478-489)

И вначале работал он щит и огромный и крепкий,
Весь украшая изящно; кругом его вывел он обод
480 Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый.
Щит из пяти составил листов и на круге обширном
Множество дивного бог по замыслам творческим сделал.
Там представил он землю, представил и небо, и море,
Солнце, в пути неистомное, полный серебряный месяц,
485 Все прекрасные звезды, какими венчается небо:
Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона,
Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый;
Там он всегда обращается, вечно блюдет Ориона
И единый чуждается мыться в волнах Океана. (пер. Н. Гнедича).

Ἀλλ’ ὅτε δὴ πολλοὶ μὲν ἀπηνύσθησαν ἄεθλοι, (1)
δὴ τότ’ Ἀχιλλῆος μεγαλήτορος ἄμβροτα τεύχη
θῆκεν ἐνὶ μέσσοισι θεὰ Θέτις. Ἀμφὶ δὲ πάντῃ
δαίδαλα μαρμαίρεσκεν ὅσα σθένος Ἡφαίστοιο
ἀμφὶ σάκος ποίησε θρασύφρονος Αἰακίδαο. (5)
Πρῶτα μὲν εὖ ἤσκητο θεοκμήτῳ ἐπὶ ἔργῳ
οὐρανὸς ἠδ’ αἰθήρ· γαίῃ δ’ ἅμα κεῖτο θάλασσα.
Ἐν δ’ ἄνεμοι νεφέλαι τε σελήνη τ’ ἠέλιός τε
κεκριμέν’ ἄλλυδις ἄλλα· τέτυκτο δὲ τείρεα πάντα
ὁππόσα δινήεντα κατ’ οὐρανὸν ἀμφιφέρονται. (10)
Τῶν δ’ ἄρ’ ὁμῶς ὑπένερθεν ἀπειρέσιος κέχυτ’ ἀήρ·
ἐν τῷ δ’ ὄρνιθες τανυχειλέες ἀμφεποτῶντο·
φαίης κε ζώοντας ἅμα πνοιῇσι φέρεσθαι.
Τηθὺς δ’ ἀμφετέτυκτο καὶ Ὠκεανοῦ βαθὺ χεῦμα·
τῶν δ’ ἄφαρ ἐξεχέοντο ῥοαὶ ποταμῶν ἀλεγεινῶν (15)
κυκλόθεν ἄλλυδις ἄλλῃ ἑλισσομένων διὰ γαίης.
Ἀμφὶ δ’ ἄρ’ εὖ ἤσκηντο κατ’ οὔρεα μακρὰ λέοντες
σμερδαλέοι καὶ θῶες ἀναιδέες· ἐν δ’ ἀλεγειναὶ
ἄρκτοι πορδάλιές τε· σύες δ’ ἅμα τοῖσι πέλοντο
ὄβριμοι ἀλγινόεντας ὑπὸ βλοσυρῇσι γένυσσι (20)
θήγοντες καναχηδὸν ἐυκτυπέοντας ὀδόντας.
Ἐν δ’ ἀγρόται μετόπισθε κυνῶν μένος ἰθύνοντες,
ἄλλοι δ’ αὖ λάεσσι καὶ αἰγανέῃσι θοῇσι
βάλλοντες πονέοντο καταντίον, ὡς ἐτεόν περ. (Quintus. Posthomerica, 5, 1-24)

После того, как закончены были соперников схватки,
вынесла сына Пелея небесной работы доспехи
на середину Фетида. И тотчас огнём засверкали
все украшенья, какие Гефест многосильный когда-то
5 сам на щите поместил у не знавшего страха Ахилла.
Первым высокое небо — эфир — на творении бога
изображен был, а ниже земля среди вод помещалась,
ветры и тучи, луна и над миром ходящее солнце —
каждый на месте своем. Все светила, какие по небу,
10 вечно кружащему, ходят, искусно отмечены были.
Рядом и ниже повсюду аэр бесконечный простерся,
а по нему длинноклювые путь совершали свой птицы.
Всякий сказал бы, что живы они и что ветер несет их.
Изобразил бог Тефиду и глубь Океана седого,
15 в коих начало берут все на свете речные потоки,
что вслед за тем по земле растекаются каждый отдельно.
Между горами высокими страшные львы помещались,
выводок наглых шакалов, ужасные видом медведи
рядом с пантерами злыми, а также могучие хряки,
20 с громким и тягостным звуком точащие в челюстях жутких
грозных клыков над губой уходящие к небу кинжалы.
Следом селяне, собак пред собою гоня обозленных
или камнями да дротиком быстрым зверей поражая,
славно охоту вели, как и должно тому совершаться (пер. А. Большакова).

Вознесение. Бамбергский аворий, начало V в. Мюнхен.
#Вознесение