И сегодня же память свв. Сергия и Вакха, в честь которых Юстиниан построил церковь, существующую и поныне. Церковь была возведена рядом с его домом на территории большого дворца, в котором он жил во время правления своего дяди Юстина. Внутри она была украшена эпиграммой; кое-что читается и сейчас. Церковь Сергия и Вакха называют «Малой Софией». Она была построена раньше большой и на ней, по-видимому, отрабатывался замысел.

Ἄλλοι μὲν βασιλῆες ἐτιμήσαντο θανόντας (1)
ἀνέρας, ὧν ἀνόητος ἔην πόνος· ἡμέτερος δὲ
εὐσεβίην σκηπτοῦχος Ἰουστινιανὸς ἀέξων
Σέργιον αἰγλήεντι δόμῳ θεράποντα γεραίρει
Χριστοῦ παμμεδέοντος· τὸν οὐ πυρὸς ἀτμὸς ἀνάπτων (5)
οὐ ξίφος, οὐχ ἑτέρη βασάνων ἐτάραξεν ἀνάγκη,
ἀλλὰ θεοῦ τέτληκεν ὑπὲρ Χριστοῖο δαμῆναι,
αἵματι κερδαίνων δόμον οὐρανοῦ. Ἀλλ’ ἐνὶ πᾶσιν
κοιρανίην βασιλῆος ἀκοιμήτοιο φυλάξοι,
καὶ κράτος αὐξήσειε θεοστεφέος Θεοδώρας, (10)
ἧς νόος εὐσεβίῃ φαιδρύνεται, ἧς πόνος ἀεὶ
κᾀκ κτεάνων θρεπ]τῆρες ἀφειδέες εἰσὶν ἄγωνες. (Anthologiae graecae appendix, 358)


Прочие прежде цари хвалу воздавали умершим.
Был же бессмыслен их труд. Напротив, наш скиптродержец
Юстиниан, о святом благочестье радея, возводит
Этот блистательный храм в честь Сергия, чтителя Бога
И Всевладыки Христа. Его не страшили нимало 5
Ни дыханье огня, ни меч, ни пытки иные,
Но за Бога Христа претерпел он смертные муки
Кровью стяжав на небе обитель. Так пусть сохранит он
Неусыпающего государя над всеми господство
И преумножит он власть Феодоры боговенчанной, 10
Чей просвещается ум благочестием, чьими трудами
И состоянием щедро питается дело благое. (перевод мой)
#эпиграммы

Мозаика из Помпей. Неаполитанский Археологический музей, I в. н.э.
#кот

Агафий Миринейский, историк и поэт-эпиграмматист юстиниановского времени, был, по-видимому, также любителем животных. Во всяком случае, об этом свидетельствует эпиграмма его друга и ученика Дамохарида, в которой он обращается к бесстыжему коту Агафия, сожравшему его любимую куропатку. Кошек и птиц сложно содержать вместе, это я как любительница животных говорю!

(11) Ἀνδροβόρων ὁμότεχνε κυνῶν, αἴλουρε κακίστη, (1)
τῶν Ἀκταιονίδων ἐσσὶ μία σκυλάκων.
κτήτορος Ἀγαθίαο τεοῦ πέρδικα φαγοῦσα
λυπεῖς, ὡς αὐτὸν κτήτορα δασσαμένη.
καὶ σὺ μὲν ἐν πέρδιξιν ἔχεις νόον, οἱ δὲ μύες νῦν (5)
ὀρχοῦνται τῆς σῆς δραξάμενοι σπατάλης.

Псов кровожадных подельник, из всех котов наихудший,
Будешь причислен теперь ты к Актеоновым псам!
Ты, куропатку Агафия съев, хозяину горе
Точно такое принес, будто порвал самого!
О куропатках теперь помечтай, а мыши в то время
Радостно пляшут, твоей пищей набив животы. (перевод мой)
#Агафий_Миринейский #эпиграммы #кот

Изображение кота, похоже, делавшееся по тому же трафарету, что и предыдущее, но находится оно в Риме, в Национальном римском музее. Как говорится, найдите десять отличий!

Образ кота-разбойника повторяется не только в изобразительном искусстве. Вот два очень похожих друг на друга латинских стихотворения о котах. Одно принадлежит Луксорию (мы о нем говорили, это поэт V в., живший в Африке при вандалах), второе анонимно, но тоже из Салмазиевского сборника.

De catto, qui cum soricem maiorem devorasset, apoplexiam passus occubuit
Inmensi soricis cattus dum membra vorasset,
Deliciis periit crudius ille sius.
Pertulit adsuetae damnum per viscera praedae;
Per vitam moriens concipit ore necem. (Anthologia Latina, 375)

О кошке, которая умерла от удара, подавившись мышью
Кошка, огромную мышь пожирая несытою пастью,
В этом вкусном пиру встретила горький конец.
То, что терзала она, ей стало причиной терзанья:
Жизнь пожелав подкрепить, в рот приняла она смерть. (пер. М. Гаспарова)

De сatto qui comedens picam mortuus est.

Mordaces morsu solitus consumere mures
Invisum et domibus perdere dente genus
Cattus in obscuro cepit pro sorice picam
Multiloquumque vorax sorbuit ore caput.
Poena tanien praesens praedonem plectit edacem,
Nam claudunt rabidam cornea labra gulam.
Faucibus obsessis vitalis semita cessit
Et satur escali vulnere raptor obit.
Non habet exemplum vohicris vindicta peremptae.
Hostem pica suum moortua discruciat. (Anthologia Latina, 181)

Кот, подавившийся сорокой

Тот, кто мышей-грызунов пожирает обычно, хватая,
И истребляет их род, столь ненавистный жилью, —
Кот ухватил в темноте вместо мыши-полевки сороку,
Голову птице отгрыз, алчно ее проглотил.
5 Скорым возмездьем, однако, обжора-разбойник наказан:
Жадную глотку его клюв заградил роговой.
Заперта глотка, и этим пресеклась тропинка для жизни:
Сытый по горло, погиб хищник от птицы своей.
Так беспримерно отмщенье погубленной хищником птицы:
10 Даже погибнув, она губит врага, истерзав. (пер. Ю. Шульца)
#Луксорий #эпиграммы

Сегодня память мучеников Гервасия и Протасия. Житие их абсолютно мифическое, якобы они жили во времена Нерона. В житии к ним еще каким-то образом присоединился мученик Кельсий, откуда он взялся, я не могу сказать. Но Гервасий и Протасий интересны тем, что их мощи обрел Амвросий Медиоланский в базилике «у Римских ворот» (ныне Сан-Назаро). О самом обретении он писал в письме сестре Марцеллине: «Мы обрели двух мужей высокого роста, какой встречался в древности. Все кости в целости, много крови».
Эти мученики были для Амвросия как-то особенно важны, поэтому и сам он погребен рядом с ними, между ними. Их скелеты, одетые в церковные облачения и открытые обозрению, можно видеть и сейчас в миланской базилике Сант-Амброджо.

Grates tibi, Iesu, nouas
noui repertor muneris
Protasio Geruasio
martyribus inuentis cano.

Piae latebant hostiae, 5
sed non latebat fons sacer;
latere sanguis non potest,
qui clamat ad Deum Patrem.

Caelo refulgens gratia
artus reuelauit sacros; 10
nequimus esse martyres,
sed repperimus martyres.

Hic quis requirat testium
uoces, ubi factum est fides?
Sanatus impos mentium 15
opus fatetur martyrum.

Caecus recepto lumine
mortis sacrae meritum probat.
Seuerus est nomen uiro,
usus minister publici. 20

Vt martyrum uestem attigit
et ora tersit nubila,
lumen refulsit ilico
fugitque pulsa caecitas.

Soluta turba uinculis, 25
spiris draconum libera,
emissa totis urbibus
domum redit cum gratia.

Vetusta saecla uidimus,
iactata semicinctia 30
tactuque et umbra corporum
aegris salutem redditam. (Ambrosius, hymn. 13)


Благодарю Тебя, Христе,
За новые дары Твои!
Протасия с Гервасием,
их мощи обретя, пою!

Сокрыты были мощи их, 5
Но не источник святости:
Сокрыть нельзя святую кровь,
Взывающую ко Отцу.

Блистая с неба, благодать
Останки их открыла нам, 10
и пусть не мученики мы,
Но мучеников обрели.

Представит кто свидетельство,
Чтоб все сомненья отмести?
Безумца исцеление 15
Их подвиг исповедует.

Слепой, что снова видит свет,
Докажет святость смерти их.
Севером тот зовется муж,
всем ведомы труды его! 20

Рукой коснулся ризы он,
Протер глаза туманные,
И вдруг увидел ясный свет,
И слепота рассеялась.

Народ освобожден от уз, 25
Служенье змеям кончено,
Теперь вольны, и можно им
Домой вернуться с радостью.

Узрели мы, как в древности,
Повязки, ввысь взлетевшие, 30
Как от одной лишь тени их
К больным вернулось здравие. (перевод мой)
#Амвросий_Медиоланский

Мозаика из Помпей, I в. Неаполитанский Археологический музей.

Оппиан из Апамеи в своей «Кинегетике» о кошках, а также других мелких животных говорить отказываетя, считая их недостойными внимания. Правда, о некоторых все-таки немного говорит.
Μοῦσα φίλη, βαιῶν οὔ μοι θέμις ἀμφὶς ἀείδειν· (570)
οὐτιδανοὺς λίπε θῆρας, ὅσοις μὴ κάρτος ὀπηδεῖ,
πάνθηρας χαροποὺς ἠδ’ αἰλούρους κακοεργούς,
τοί τε κατοικιδίῃσιν ἐφωπλίσσαντο καλιαῖς,
καὶ τυτθοὺς ἀταλοὺς ὀλιγοδρανέας τε μυωξούς·
τοὶ δ’ ἤτοι σύμπασαν ἐπιμύουσι μένοντες (575)
χειμερίην ὥρην, δέμας ὕπνοισιν μεθύοντες·
δύσμοροι, οὔτε βορὴν ἑλέειν, οὐ φέγγος ἰδέσθαι·
φωλειοῖσι δ’ ἑοῖς ὕπνον τοσσοῦτον ἔχουσιν,
ᾗς νέκυες κεῖνται, δυσχείμερον οἶτον ἑλόντες.
αὐτὰρ ἐπὴν ἔαρος πρῶται γελάσωσιν ὀπωπαί, (580)
ἄνθεά τ’ ἐν λειμῶσι νέον γε μὲν ἡβήσειαν,
νωθρὸν κινήσαντο δέμας μυχάτης ἀπὸ λόχμης,
φάεά τ’ ἀμπετάσαντο καὶ ἔδρακον ἠελίου φῶς,
καὶ γλυκερῆς νεοτερπὲς ἐδητύος ἐμνήσαντο,
αὖθις δὲ ζωοί τε πάλιν τ’ ἐγένοντο μυωξοί. (585)
Λείπω καὶ λάσιον γένος οὐτιδανοῖο σκιούρου,
ὅς ῥά νύ τοι θέρεος μεσάτου φλογερῇσιν ἐν ὥραις
οὐρὴν ἀντέλλει σκέπας αὐτορόφοιο μελάθρου·
οἷον δή νυ ταῶνες ἑὸν δέμας ἀγλαόμορφον
γραπτὸν ἐπισκιάουσιν ἀριπρεπὲς αἰολόνωτον· (590)
τῶν οὐδὲν μερόπεσσι Διὸς τεχνήσατο μῆτις
τερπνότερον φαιδροῖσιν ἐν ὄμμασιν εἰσοράασθαι,
οὐδ’ ὅσα πανδώτειραν ἐπὶ χθόνα μητέρα βαίνει,
οὐδ’ ὁπόσα πτερύγεσσιν ἐπ’ ἠέρα πουλὺν ὁδεύει,
οὐδὲ μὲν ὅσσα βυθοῖσιν ἐπ’ ἄγρια κύματα τέμνει· (595)
τοῖον ἐπ’ ὀρνίθεσσιν ἀριζήλοις ἀμαρύσσει
χρυσῷ πορφύροντι μεμιγμένον αἰθόμενον πῦρ. (Oppianus, Cynegetica, 2, 570-597)

Милая Муза, не должен я петь о тварях ничтожных, 570
Слабых зверей ты оставь, которым отказано в силе!
Диких котов ясноглазых и прочих хищников мелких,
Тех, что воруют тайком у людей домашнюю птицу.
Или же крошечных сонь, ни на что не способных и слабых.
В спячку впадают они и так проводят всю зиму: 575
Дремлют и, веки смежив, опьяняются сном своим крепким.
Ни принимают, несчастные, пищи, и света не видят.
В норах своих таким объяты сном беспробудным,
Точно умершие, те, кто путь свой земной совершил уж.
Но, лишь только весна улыбнется и взглянет приветно, 580
Вновь на лугах запестреют цветы, расцветая повсюду,
Вялое тело свое из укрытий на свет они кажут,
И подставляют лучам, и видят солнца сиянье,
И обретают способность вкушать приятную пищу,
И возвращаются вновь тогда к своей жизни обычной.
Я без вниманья оставлю и племя белок пушистых,
Тех, что летней порой, в часы огневого полудня
Хвост распускают, как будто шатер над собой раскрывая.
Так и павлины скрывают свое изящное тело,
Хвост расписной свой раскрыв, покрытый пестрым узором. 590
Нет, ничего на земле не придумано Зевсовой мыслью,
Что доставляло бы смертным очам такую отраду,
Ни из существ, что по щедрой земле, праматери, ходят,
Ни из пернатых, какие по воздуху вольно летают,
Ни среди тех, что в глубинах морскую волну рассекают, 595
Как оперенье павлинов, в котором слиты друг с другом
Злата мерцанье и пурпур с оттенком пламени жарким. (перевод мой)

Павлин. Мозаика из ротонды Галерия (конец III - начало IV в.), Салоники.

Оппиан от белок по ассоциации перешел к павлинам, и, раз уж они были упомянуты, стоит и нам на них обратить внимание, тем более, что в позднеантичном искусстве они весьма популярны. В поэзии менее, но все же есть, например, басня «Журавль и павлин». Она представлена и у греческого поэта-баснописца II в. Бабрия, и у его латинского последователя Авиана (V в.). Вот для начала Бабрий. Его басни написаны задорно звучащим хромым ямбом с перебоем ударения в последней стопе.

(65) Ἤριζε τεφρὴ γέρανος εὐφυεῖ ταῷ
σείοντι χρυσᾶς πτέρυγας. “ἀλλ’ ἐγὼ ταύταις,”
ἡ γέρανος εἶπεν, “ὧν σὺ τὴν χρόην σκώπτεις,
ἄστρων σύνεγγυς ἵπταμαί τε κὠλύμπου·
σὺ δ’ ὡς ἀλέκτωρ ταῖσδε ταῖς καταχρύσοις (5)
χαμαὶ πτερύσσῃ,” φησίν, “οὐδ’ ἄνω φαίνῃ.”
Θαυμαστὸς εἶναι σὺν τρίβωνι βουλοίμην
ἢ ζῆν ἀδόξως πλουσίᾳ σὺν ἐσθῆτι. (Babrius, 65)

Павлин золотоперый и журавль серый
Затеяли однажды спор. Журавль молвил:
"Тебе смешон убогий цвет моих крыльев,
Но я на них взлетаю к небесам с криком,
А ты своими золотыми зря машешь:
Тебя никто не видел никогда в небе".
Не лучше ли с почетом жить в плаще рваном,
Чем в драгоценном платье, но с дурной славой? (перевод М. Гаспарова)

Ноябрь. Мозаика из Эль-Джема, III в.

Еще один павлин, из музея Бардо (Тунис). II-III вв. н.э.

А вот та же басня о журавле и павлине в переводе-пересказе латинского баснописца Авиана (V в.)

Thraciam volucrem fertur Iunonius ales
Communi sociam conteruisse cibo;
Namque inter varias fuerat discordia formas,
Magnaque de facili iurgia lite trahunt,
Quod sibi multimodo fulgerent membra decore, 5
Caeruleam facerent livida terga gruem;
Et simul erectae circumdans tegmina caudae,
Sparserat archamum sursus in astra iubar.
Illa licet nullo pennarum certet honore,
His tamen insultans vocibus usa datur: 10
Quamvis innumerus plumas variaverit ordo,
Mersus humi semper florida terga geris:
Ast ego deformi sublimis in aera penna,
Proxima sideribus numinibusque feror.

Есть рассказ, что Юнонин павлин фракийскую птицу,
Общею пищей кормясь, высокомерно хулил,
Ибо несхожее их подвигло обличье на распрю
И из-за малых причин встал непомерный раздор.
Он похвалялся, что члены его многовидно сверкают,
А на плечах журавля — блеклый и сизый наряд.
Вот он, возвысивши хвост над собой осеняющим кровом,
Распространяет дугой звездный сияющий блеск.
Но собеседник в ответ, не тщеславясь красой оперенья,
Вот какую повел столь же обидную речь:
«Хоть и несчетными ты на перьях красками блещешь,
Все же в своей пестроте вечно привержен к земле, —
Я же на крыльях своих, пускай на взгляд и невзрачных,
Мчусь в воздушную высь к звездным пределам богов». (пер. М. Гаспарова)