Дружеская пирушка. Мозаика из музея Бардо (Тунис). III в.

В преддверии свободных дней можно подумать о развлечениях, отдыхе и даже винопитии. Поэтому сегодня предлагаю вашему вниманию такой анакреонтик. Впрочем, слишком упиваться вином, тревожа соседей и их быков, не советую.

Ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
τότ’ ἐμὸν ἦτορ ἰανθέν
<μέλος> ἄρχεται λιγαίνειν,
<ἀναβάλλεται δὲ> Μούσας.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον, 5
ἀπορίπτονται μέριμναι
πολυφρόντιδές τε βουλαί
ἐς ἁλικτύπους ἀήτας.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
λυσιπήμων τότε Βάκχος 10
πολυανθέσιν <μ’> ἐν αὔραις
δονέει μέθηι γανώσας.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
στεφάνους ἄνθεσι πλέξας
ἐπιθείς τε τῶι καρήνωι 15
βιότου μέλπω γαλήνην.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
μύρωι εὐώδεϊ τέγξας
δέμας, ἀγκάλαις δὲ κούρην
κατέχων, Κύπριν ἀείδω. 20
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον,
ὑπὸ κυρτοῖσι κυπέλλοις
τὸν ἐμὸν νόον ἁπλώσας
θιάσωι τέρπομαι κούρων.
ὅτ’ ἐγὼ πίω τὸν οἶνον, 25
τοῦτ’ ἐμοὶ μόνωι τὸ κέρδος,
τοῦτ’ ἐγὼ λαβὼν ἀποίσω·
τὸ θανεῖν γὰρ μετὰ πάντων. (Сarmina Аnacreontea. 50)

Как вином я упиваюсь,
Так мое теплеет сердце,
И запевом звонкой песни
Муз зовет на состязанье.
Как вином я упиваюсь,
Так уходят все заботы,
Многодумные советы
Растворяются в прибое,
Как вином я упиваюсь,
Вакх, от мук освободитель,
Многоцветным дуновеньем
Опьяненье навевает.
Как вином я упиваюсь,
Так, цветы в венки сплетая,
Возлагая на главу их,
Сам пою о жизни мирной.
Как вином я упиваюсь,
Умащая благовоньем
Тело, девушку в объятьях
Сжав, Киприду воспеваю.
Как вином я упиваюсь,
Так в изящном, гнутом кубке
Утопив свой ум, ликую,
Наслаждаясь пляской юных.
Как вином я упиваюсь,
В нем мое приобретенье,
Взяв от жизни все, оставлю,
Умерев со всеми вместе. (перевод мой)

2 мая с недавних пор отмечается международный день тунца. И правда, рыба эта вполне заслуживает того, чтобы иметь собственный праздник. Она изображалась на гербах некоторых городов южной Франции и испанской Андалусии. Ну, а у нас есть особый повод отмечать праздники, посвященные рыбам, о которых рассказывает Оппиан из Аназарба в своей поэме «О рыбной ловле»). Вот рассказ о том, как ловят тунцов.

Θύννων δ’ αὖ γενεὴ μὲν ἀπ’ εὐρυπόροιο τέτυκται (620)
Ὠκεανοῦ· στείχουσι δ’ ἐς ἡμετέρης ἁλὸς ἔργα
εἰαρινοῦ μετὰ λύσσαν ὅτ’ οἰστρήσωσι γάμοιο.
τοὺς δ’ ἤτοι πρῶτον μὲν Ἰβηρίδος ἔνδοθεν ἅλμης
ἀνέρες ἀγρώσσουσι βίῃ κομόωντες Ἴβηρες·
δεύτερα δὲ Ῥοδανοῖο παρὰ στόμα θηρητῆρες (625)
Κελτοὶ Φωκαίης τε παλαίφατοι ἐνναετῆρες·
τὸ τρίτον ἀγρώσσουσιν ὅσοι Τρινακρίδι νήσῳ
ἐνναέται πόντου τε παρ’ οἴδμασι Τυρσηνοῖο.
ἔνθεν ἀπειρεσίοις ἐνὶ βένθεσιν ἄλλοθεν ἄλλος
κίδνανται καὶ πᾶσαν ἐπιπλώουσι θάλασσαν. (630)
πολλὴ δ’ ἔκπαγλός τε παρίσταται ἰχθυβόλοισιν
ἄγρη, ὅτ’ εἰαρινὸς θύννων στρατὸς ὁρμήσωνται.
χῶρον μὲν πάμπρωτον ἐπεφράσσαντο θαλάσσης
οὔτε λίην στεινωπὸν ἐπηρεφέεσσιν ὑπ’ ὄχθαις
οὔτε λίην ἀνέμοισιν ἐπίδρομον, ἀλλὰ καὶ αἴθρῃ (635)
καὶ σκεπανοῖς κευθμῶσιν ἐναίσιμα μέτρα φέροντα.
ἔνθ’ ἤτοι πρῶτον μὲν ἐπ’ ὄρθιον ὕψι κολωνὸν
ἴδρις ἐπαμβαίνει θυννοσκόπος, ὅστε κιούσας
παντοίας ἀγέλας τεκμαίρεται, αἵ τε καὶ ὅσσαι,
πιφαύσκει δ’ ἑτάροισι· τὰ δ’ αὐτίκα δίκτυα πάντα (640)
ὥστε πόλις προβέβηκεν ἐν οἴδμασιν· ἐν δὲ πυλωροὶ
δικτύῳ, ἐν δὲ πύλαι, μύχατοί τ’ αὐλῶνες ἔασιν.
οἱ δὲ θοῶς σεύονται ἐπὶ στίχας, ὥστε φάλαγγες
ἀνδρῶν ἐρχομένων καταφυλαδόν· οἱ μὲν ἔασιν
ὁπλότεροι, τοὶ δ’ εἰσὶ γεραίτεροι, οἱ δ’ ἐνὶ μέσσῃ (645)
ὥρῃ· ἀπειρέσιοι δὲ λίνων ἔντοσθε ῥέουσιν,
εἰσόκεν ἱμείρωσι καὶ ἀγρομένους ἀνέληται
δίκτυον· ἀφνειὴ δὲ καὶ ἔξοχος ἵσταται ἄγρη. (Oppianus, Halieutica, 3, 620-648)

Племя тунцов на широких просторах живет Океана. 620
Но заплывают и в наши моря, когда по весне их
К совокуплению неодолимая тяга охватит.
Первыми станут ловить их в волнах Иберийского моря
Гордые силой своей необорной мужи-иберийцы.
После, вторыми, где Родан в море впадает, откроют 625
Кельты рыбалку и жители славные древней Фокеи.
Третьими те, кто живет на Тринакрии острове, или
У побережий Тирренского моря, охотиться будут.
После по всем беспредельным просторам тунцы разбредутся;
Всюду рассеявшись, моря глубины собою заполнят. 630
Невероятный улов получают всегда рыболовы,
Ранней весной, когда войско тунцов идет в наступленье.
Прежде всего выбирают для лова удобное место,
Ни слишком тесное, сжатое берегом, всюду нависшим,
Ни слишком голое, буйных ветров открытое воле, 635
Но чтобы было и в меру просторным, и в меру укромным.
Там на крутой возвышенный холм сначала восходит
Сведущий муж, наблюдатель тунцов, и все примечает
Разнообразные стаи: откуда они, и какие,
И сообщает товарищам. Те же немедленно ставят 640
Сети, - как будто бы город! Имеются в нем и ворота,
Есть и привратники, есть в глубине и дворы, и проходы.
Вот уж тунцы наступают рядами, как будто фаланги
Многих мужей, разделенных на филы. Все возрасты есть там:
Юные, тут же старейшие, рядом и те, что в расцвете. 645
Все их огромное полчище внутрь сетей заплывает, -
Сколько захочет заплыть, и сколько поместится в сети.
Так изобильный и щедрый улов рыбаки получают. (перевод мой)

Кроссворд
По горизонтали
1/ Греческий поэт, автор маленькой поэмы о взятии Трои.
3/ Придворный поэт императора Гонория.
6/ Латинский поэт, много писавший о самом себе и своих близких.
7/ Один из двух греческих поэтов с одинаковыми именами.
8/ Греческий поэт, автор поэмы о любви юноши и девушки, живших по разные стороны Геллеспонта.
По вертикали
2/ Латинский поэт, оставивший описание похорон Юстиниана.
4/ Латинский христианский поэт, начавший писать или собирать свои стихи только после выхода на пенсию.
5/ Один из латинских отцов церкви, автор гимнов.
9/ Величайший греческий эпик поздней античности.

Птица, сидящая на плоде граната. Мозаика из Помпей.

Сегодня познакомимся с отрывком стихотворения, сохранившимся на папирусе. Это «Слет птиц» (P. Cairo inv. 67860). Стихотворение написано ямбическим диметром. Опубликовано в издании Die griechischen Dichterfragmente der römischen Kaiserzeit / hrsg. E. Heitsch. Göttingen, 1961.

προσίπταν‌[θ’ ὅθ’ ἀηδονίς
θηρεύειν ἀκοὴν Δι‌[ός
ἀνά<ρ>θ‌ρ‌οις μινυρίσμ‌[ασιν
μελίχρως ἐδίδαξ[εν.
καὶ γὰρ κόσσυφος ἀγ‌[καλεῖ (4)
λάβρως εὐκέλαδον‌ [μέλος· (5)
φθόγγοις οὖλον ὑπ‌[οκρέκων
ἦλθε μουσικὸς ὄρν‌[ις.

Как прилетела ласточка
Привлечь стараясь Зевсов слух,
В невнятном щебетании
Свой нежный изливала плач.
И черный дрозд свою поет
Тут песню благозвучную
И отзывалась звукам тем
Певунья легкокрылая. (перевод мой

Персонификация Константинополя на реверсе монеты, конец IV - начало V в.

Недавно мы отмечали условный день основания Рима, а сегодня, 11 мая, отметим такой же условный день основания Константинополя, точнее, несколько менее условный день перенесения столицы Константином. И тоже обратимся к персонификациям Города. Всякого рода персонификации в эпоху поздней античности были популярны и в искусстве, и в имперской пропаганде. Неудивительно и их появление в поэзии. Так, в «Экфрасисе Софии Константинопольской» появляется персоницифированный Константинополь, названный Римом (напомню, что официально город и назывался «Новый Рим»), который ведет диалог с Юстинианом. Повод не самый радостный: обрушение купола Софии при землетрясении 558 года. Но император обещает помочь, что он и сделал за четыре года.

τῶι δὲ παρεστηκυῖα σακέσπαλος ἔννεπε Ῥώμη·
“παγκρατές, ὀλβιόμοιρε Δίκης ἕδος, ἕρμα πολήων, (220)
ἥρπασε βασκανίη με, χάρις δέ τίς ἐστι Μεγαίρης,
ὅττι σέθεν ζώοντος ἐπέχραε κάλλεϊ Ῥώμης.
στήθεσιν ἡμετέροισι περιρραγὲς ἕλκος ἀνίσχει·
ἀλλά, μάκαρ, (δύνασαι γὰρ ἐφ’ ἕλκεϊ φάρμακα πάσσειν)
χεῖρα τεὴν προτίταινε, ῥυηφενέος τροφὸν ὄλβου. (225)
πάντα κυβερνητῆρι τεῶι διέπουσα χαλινῶι
ὑμετέροις ὑπέθηκα τροπαιοφόροισι θριάμβοις.
ἠρεμέει καὶ Μῆδος ἄναξ καὶ Κελτὶς ὁμοκλή,
καὶ ξίφος ὑμετέροις φιλοτήσιον ὤπασε θώκοις
Ἰνδὸς ἀνήρ, ἐλέφαντας ἄγων καὶ μάργαρα πόντου· (230)
Καρχηδὼν γόνυ δοῦλον ἐμοῖς ἔκλινε τροπαίοις.
εἰς ἐμὲ φορτὶς ἅπασα φερέσβιον ἐλπίδα τείνει,
κύκλιον εἰσορόωσα δρόμον διδυμάονος ἄρκτου,
ὥς κεν ἐμοῖς τεκέεσσιν ἐπίρρυτον ὄλβον ὀρέξω·
ἐμπορίην δ’ ἀνάγοντες ἐπιπνείουσιν ἀῆται. (235)
ταῦτα τεοῖς καμάτοισιν ἐφέσπεται· ἀλλ’ ἐπὶ πάσης
ἀγλαΐης θημῶνι πεσεῖν ὑπὸ χεύματα Λήθης
μήποτέ μοι, σκηπτοῦχε, τὸ θέσκελον ἔργον ἐάσηις.
οὐ γάρ, ἄναξ, εἰ καί σε καταπτήσσουσι κλιθέντα
Αὐσονίοις θεσμοῖσιν ἀπείρονος ἔθνεα γαίης, (240)
εἰ καὶ πᾶσαν ἔδειμας ἐμοὶ πόλιν, οὔποτε δήεις
σύμβολον ὑμετέροιο φαάντερον ἄλλο θοώκου.”
ὣς φαμένη χαρίεντα λιλαίετο χείλεα πῆξαι
ποσσὶν ἀνακτορέοισιν. ὁ δ’ ἵλαον ἠθάδι Ῥώμηι
δεξιτερὴν ὤρεξεν ὑποκλάζουσαν ἐγείρων. (245)
ἦκα δὲ μειδήσας, ἵνα μυρίον ἄλγος ἐλάσσηι,
εὐφροσύνης πλήθοντας ἀκηδέος ἔκφατο μύθους·
“ῥῖψον ἄχος, βασίλεια πόλις, μὴ θυμὸν ὀρίνηις·
ὡς βέλος οὐ νίκησε τεὸν σάκος οὐδέ τις ἄλλη
ἄκλονον ἐστυφέλιξε τεὴν φρένα βάρβαρος αἰχμή, (250)
μηδὲ βαρυτλήτοισιν ὑποκλάζοιο μερίμναις.
τέτλαθι, παμβασίλεια πόλις, μὴ θυμὸν ἀμύξηις·
καὶ γὰρ ἐμοῖς καμάτοισιν ἀοιδοτέρην σε τελέσσω
αὖτις ἀναστήσας κορυφὴν εὐάντυγα νηοῦ.” (Paulus Silentiarius, Descriptio Sophiae, 219-254)

Тут, потрясая щитом, прорекла к нему Римская матерь:
«О, городов всех заступник, творец законов блаженный! 220
Видишь: ограбила Зависть меня; есть и в злобе услада,
Так что и рядом с тобой, под твоей надежной защитой
Рваная рана зияет в груди моей уязвленной.
Ныне, блаженный (ты можешь возлить на раны лекарство!)
Щедроподатель, коснись же меня целительной дланью! 225
Я ведь всегда под уздою твоей смирялась охотно,
С радостью путь проходя блестящих ваших триумфов.
Ныне склонились мидийцев вожди и кельты притихли,
И пред престолом твоим сложил покорно оружье
Индии сын, повелитель слонов, добытчик жемчужин. 230
Рабски колена свои Карфаген предо мною склоняет,
И корабли стремятся ко мне, полны упованья,
Ход круговратный на небе следя двух звездных медведиц,
Щедрое чадам моим отовсюду неся изобилье,
Ветры, усердствуя, дуют, товары к нам пригоняя. 235
Все это дивным трудам твоим сопутствует. Ты же
Не попусти, чтоб погиб навек под струями Леты
— О скиптродержец, — божественный труд, мое украшенье!
Знаешь ли, царь? Даже если народы земли беспредельной,
Под авзонийский склоняясь закон, пред тобою трепещут, 240
Хоть бы и весь ты построил мне город, но все же не смог бы
Памятник столь величавый другой такой же воздвигнуть».
Так говоря, распростерлась она, чтоб устами коснуться
Ног самодержца. Но он, благосклонно руку десную
К матери Римской простер, помогая встать преклоненной. 245
С мягкой улыбкой, стремясь облегчить ее злостраданья,
Радости полные речи он к ней обратил, изрекая:
«Боль позабудь, о царственный град! Тебя не сразила,
В щит вонзившись, стрела, и еще никогда не бывало,
Варварский чтоб наконечник копья прошел в твое сердце. 250
Бремя заботы тяжелой тебя не сломило ни разу.
Так потерпи же, всецарственный град, свой дух не круши ты,
Верь мне: я сделаю так, чтоб была ты еще именитей,
Вновь я воздвигну главу благозданную славного храма» (перевод мой).

А вот и кроссворд ко дню основания Константинополя. В вопросах охвачен период его истории до VI в. включительно.

Свв. мученики Нерей и Ахиллей. Икона с просторов интернета.

Сегодня в Католической церкви празднуется (уж не знаю, насколько празднуется) память мчч. Нерея и Ахиллея. В православных святцах этих имен не нашла (может, где-то в недрах «Полного месяцеслова Востока» С. Спасского и значатся, но не докопалась). Впрочем, это неважно, поскольку это святые неразделенной Церкви. Они дают нам повод начать знакомство с творчеством папы Римского Дамаса (ок. 300 – 384), занимавшего римскую кафедру с 366 г. Этот папа сочинил множество стихотворных эпитафий мученикам. Они были высечены на мраморных стелах, некоторые даже сохранились. Вот и мучеников Нерея и Ахиллея он почтил стихотворением. Больше о них ничего не известно. Интересно, как в этой эпиграмме переворачивается понятие воинской доблести («смело бросить щит» - оксюморон). Больше об этих мучениках ничего не известно, существовали ли они, тоже неизвестно (какие-то подозрительно мифологические имена у них, к тому же рифмующиеся), но во всяком случае это те мученики, которые почитались в Риме IV в.

De sanctis martyribus Nereo et Achilleo.
Militiae nomen dederant, almumque gerebant
Officium pariter spectantes jussa tyranni,
Praeceptis pulsante metu servire parati.
Mira fides rerum! subito posuere furorem,
Conversi fugiunt, ducis impia castra relinquunt;
Projiciunt clypeos, phaleras et tela cruenta;
Confessi gaudent Christi portare triumphos.
Credite per Damasum possit quid gloria Christi. (Damasus, carm. 25).

Службе военной себя посвятив, свой долг исполняли,
Хлеб добывая, к любым повеленьям тирана готовы.
Страх неотступный приказам его вынуждал подчиняться.
Сколь удивительна вера! Внезапно боязнь отступила,
В Бога поверив, бегут, нечестивый лагерь оставив.
Обземь швыряют щиты, фалеры, кровавые копья
И, исповедав Христа, Его триумф разделяют.
Верьте Дамаса словам: вот что может слава Христова! (перевод мой)
#Дамас

Веер со сценой похищения Елены, конец XVIII - начало XIX в. (из собрания московского музея Пушкина).

Посетила я на днях выставки в музее Пушкина на Пречистенке, и тот веер со сценой похищения Елены, который вы видите, очередной раз напомнил мне о поэме Коллуфа. Там Елену никто на руках не уносит. Интересно, что основной акцент поэт делает на описании красоты не Елены, а Париса. Елена просто зачарована его красотой, а когда дальше он еще хвастается перед ней (дочерью Зевса вообще-то) своим происхождением и славой своего города, она уже забывает обо всем и следует за ним.
Вот портрет Париса.

ἤδη δ’ ἀγχιδόμοισιν ἐπ’ Ἀτρείδαο μελάθροις
ἵστατο θεσπεσίῃσιν ἀγαλλόμενος χαρίτεσσιν. (250)
οὐ Διὶ τοῖον ἔτικτεν ἐπήρατον υἷα Θυώνη·
ἱλήκοις, Διόνυσε· καὶ εἰ Διός ἐσσι γενέθλης,
καλὸς ἔην καὶ κεῖνος ἐπ’ ἀγλαΐῃσι προσώπων.
ἡ δὲ φιλοξείνων θαλάμων κληῖδας ἀνεῖσα
ἐξαπίνης Ἑλένη μετεκίαθε δώματος αὐλὴν (255)
καὶ θαλερῶν προπάροιθεν ὀπιπεύουσα θυράων
ὡς ἴδεν, ὣς ἐκάλεσσε καὶ ἐς μυχὸν ἤγαγεν οἴκου
καί μιν ἐφεδρήσσειν νεοπηγέος ὑψόθεν ἕδρης
ἀργυρέης ἐπέτελλε· κόρον δ’ οὐκ εἶχεν ὀπωπῆς
ἄλλοτε δὴ χρύσειον ὀισαμένη Κυθερείης (260)
κοῦρον ὀπιπεύειν θαλαμηπόλον—ὀψὲ δ’ ἀνέγνω,
ὡς οὐκ ἔστιν Ἔρως· βελέων δ’ οὐκ εἶδε φαρέτρην—
πολλάκι δ’ ἀγλαΐῃσιν ἐυγλήνοισι προσώπων
παπταίνειν ἐδόκευε τὸν ἡμερίδων βασιλῆα·
ἀλλ’ οὐχ ἡμερίδων θαλερὴν ἐδόκευεν ὀπώρην (265)
πεπταμένην χαρίεντος ἐπὶ ξυνοχῇσι καρήνου. (Colluthus, Raptio Helenae)

Вот уж Парис подошел к соседним чертогам Атрида,
Остановился и замер, божественный прелестью полный. 250
Нет, не такого прекрасного сына родила Фиона
Зевсу, - прости, Дионис! Хоть ты и Зевсово семя,
Но красотою лица и тебе он не уступил бы.
Двери ключом отперев чертогов гостеприимных,
Вышла внезапно во двор Парису навстречу Елена 255
И, заметив его у ворот блестящих снаружи,
Тотчас с собой позвала войти во внутренность дома
И усадила его на трон высокий и новый,
Из серебра. И глядела, насытиться видом не в силах,
Думая, что пред собой золотого сына Киприды 260
Видит она, и ошибку свою лишь потом осознала,
Что не Эрот перед ней: ни колчана, ни стрел не имел он.
Часто лица красотой и глаз прекрасных сияньем
Он ей казался самим владыкой лозы виноградной,
Но на главе у него не хватало венца из сплетенных 265
Гроздьев тяжелых, до самых бровей чело закрывавших. (перевод мой)
#Коллуф

Похищение Елены. Изображение с этрусского саркофага, II-I в. до н.э. Верона, музей-лапидарий Маффеи.

Продолжим о Коллуфе и его «Похищении Елены». У него сам уход Елены из дома практически никак не изображается. Это происходит ночью, как будто во сне, - неслучайно он говорит о двух вратах, из которых слетают сны. Главное, на чем акцентирует внимание поэт – это горе девятилетней Гермионы, дочери Елены, обнаружившей отсутствие матери. И это детское горе эмоционально не слабее обиды богини раздора, в контексте поэмы это одно из звеньев цепи обид, навлекающих гибель на Трою.

νὺξ δέ, πόνων ἄμπαυμα μετ’ ἠελίοιο κελεύθους,
ὕπνον ἐλαφρίζουσα, παρήορον ὤπασεν ἠῶ
ἀρχομένην· δοιὰς δὲ πύλας ὤιξεν ὀνείρων, (320)
τὴν μὲν ἀληθείης—κεράων ἀπελάμπετο κόσμος—
ἔνθεν ἀναθρῴσκουσι θεῶν νημερτέες ὀμφαί,
τὴν δὲ δολοφροσύνης, κενεῶν θρέπτειραν ὀνείρων.
αὐτὰρ ὁ ποντοπόρων Ἑλένην ἐπὶ σέλματα νηῶν
ἐκ θαλάμων ἐκόμισε φιλοξείνου Μενελάου, (325)
κυδιόων δ’ ὑπέροπλον ὑποσχεσίῃ Κυθερείης
φόρτον ἄγων ἔσπευδεν ἐς Ἴλιον ἰωχμοῖο.
Ἑρμιόνη δ’ ἀνέμοισιν ἀπορρίψασα καλύπτρην
ἱσταμένης πολύδακρυς ἀνέστενεν ἠριγενείης,
πολλάκι δ’ ἀμφιπόλους θαλάμων ἔκτοσθε λαβοῦσα, (330)
ὀξύτατον βοόωσα τόσην ἀνενείκατο φωνήν·
παῖδες, πῆ με λιποῦσα πολύστονον ᾤχετο μήτηρ,
ἣ χθιζὸν σὺν ἐμοὶ θαλάμων κληῖδας ἑλοῦσα
ἔδραθεν ὑπνώουσα καὶ ἐς μίαν ἤλυθεν εὐνήν;
ἔννεπε δακρυχέουσα, συνωδύροντο δὲ παῖδες. (335)
ἀγρόμεναι δ’ ἑκάτερθεν ἐπὶ προθύροισιν ἐρύκειν
Ἑρμιόνην στενάχουσαν ἐπειρήσαντο γυναῖκες·
τέκνον ὀδυρομένη, γόον εὔνασον. ᾤχετο μήτηρ,
νοστήσει παλίνορσος· ἔτι κλαίουσα νοήσεις.
οὐχ ὁράᾳς; γοεραὶ μὲν ἐπιμύουσιν ὀπωπαί, (340)
πυκνὰ δὲ μυρομένης θαλεραὶ μινύθουσι παρειαί.
ἦ τάχα νυμφάων ἐς ὁμήγυριν ἀγρομενάων
ἤλυθεν, ἰθείης δὲ παραπλάζουσα κελεύθου
ἵσταται ἀσχαλόωσα, καὶ ἐς λειμῶνα μολοῦσα
Ὡράων δροσόεντος ὑπὲρ πεδίοιο θαάσσει, (345)
ἢ χρόα πατρῴοιο λοεσσομένη ποταμοῖο
ᾤχετο καὶ δήθυνεν ἐπ’ Εὐρώταο ῥεέθροις.
τοῖα δὲ δακρύσασα πολύστονος ἔννεπε κούρη·
οἶδεν ὄρος, ποταμῶν ἐδάη ῥόον, οἶδε κελεύθους
ἐς ῥόδον, ἐς λειμῶνα· τί μοι φθέγγεσθε, γυναῖκες; (350)
ἀστέρες ὑπνώουσι, καὶ ἐν σκοπέλοισιν ἰαύει·
ἀστέρες ἀντέλλουσι, καὶ οὐ παλίνορσος ἱκάνει.
μῆτερ ἐμή, τίνα χῶρον ἔχεις; τίνα δ’ οὔρεα ναίεις;
πλαζομένην θῆρές σε κατέκτανον; ἀλλὰ καὶ αὐτοὶ
θῆρες ἀριζήλοιο Διὸς τρομέουσι γενέθλην. (355)
ἤριπες ἐξ ὀχέων χθαμαλῆς ἐπὶ νῶτα κονίης
σὸν δέμας οἰοπόλοισιν ἐνὶ δρυμοῖσι λιποῦσα;
ἀλλὰ πολυπρέμνων ξυλόχων ὑπὸ δάσκιον ὕλην
δένδρεα παπτήνασα καὶ αὐτῶν μέχρι πετήλων
σὸν δέμας οὐκ ἐνόησα· καὶ οὐ νεμεσίζομαι ὕλῃ. (360)
μὴ διεροῖς στονόεντος ἐπ’ Εὐρώταο ῥεέθροις
νηχομένην ἐκάλυψεν ὑποβρυχίην σε γαλήνη;
ἀλλὰ καὶ ἐν ποταμοῖσι καὶ ἐν πελάγεσσι θαλάσσης
Νηιάδες ζώουσι καὶ οὐ κτείνουσι γυναῖκας. (Raptio Helenae, 317-364)

Солнце свершило свой путь и ночь настала благая,
Легкий дарящая сон, зарей свободной вечерней
Предварена. И двое ворот для снов отворила: 320
Истины были ворота одни – сиял на них месяц, -
И долетали сквозь них богов откровенья бессмертных,
Были вторые воротами лжи, для пустых сновидений.
В это время Парис на корабль мореходный Елену,
Гостеприимный чертог Менелаев покинув, приводит. 325
И, защитой могучей гордясь самой Кифереи,
С грузом своим роковым направляет путь к Илиону.
А Гермиона, сорвав с головы и вверивши ветру
Легкий покров, на заре, обливаясь слезами, стеная,
Выйти из дому не раз своих призывала служанок, 330
И, надрываясь от плача, такие слова прорыдала:
«Слуги, куда моя мама ушла, меня позабывши?
Только вчера еще, взяв ключи наших общих покоев,
Спать легла и уснула она со мной на постели.»
Так говорила, лиющая слезы, и с нею служанки 335
Вместе рыдали и, встав с двух сторон возле двери покоя,
Стонущую старались они Гермиону утешить.
«Детка, не плачь, не надо рыдать! Не ушла твоя мама,
Скоро вернется она. Вот-вот ее ты увидишь!
Прямо сейчас! Тебе же слеза глаза застилает, 340
Нежные щечки твои поблекли от горьких стенаний.
Может быть, мама твоя отправилась к девам-подругам
И, на обратном пути, тропу потеряв, заблудилась.
Ныне в печали стоит она на лугу, посвященном
Орам, иль, может, устав, прилегла на росистые травы. 345
Или же тело омыть в волнах отеческой речки
Ей захотелось и медлит она у потока Эврота».