Cегодня открываем прием заявок в переводческую резиденцию Букмейта

Дедлайн подачи заявки: 11 июля
Результаты не позднее 17 июля
Даты резиденции со 2 по 8 августа

Пять человек, прошедших отбор, проведут неделю в Доме творчества, работая над переводом романа Генри Джеймса «Другой дом» под руководством Александра Глазырина. Роман станет частью проекта «Переводы Букмейта», цель которого сделать не переведенную ранее классическую литературу доступной русскоязычным читателям. В электронном и аудиоформате книга появятся в Букмейте, а печатная версия опубликована издательством «Подписные издания»

Подать заявку на мастерскую можно на сайте дома творчества. Кроме ответов на вопросы анкеты, необходимо перевести небольшой отрывок из произведения Джеймса. Ссылка на него тоже есть в этой форме.

Переводчикам, прошедшим отбор, мы предоставим проживание, питание, рабочие пространства, а также поможем с оплатой железнодорожных и авиабилетов. По результатам работы в резиденции переводчикам выплачивается гонорар.

Очень сочувствую редакции и всем авторам Новой-Европа. Ну как-то переживем, конечно, однако до чего же гадко.

Что почитать о текущем общественно-политическом процессе? Лонг-лист «Политпроствета», который объявила сегодня премия «Просветитель»: 12 книг о власти и диктатуре, правде и пропаганде, войне, катастрофе и революции.

1)Владислав Аксенов «Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи» @nlobooks

2)Александр Баунов «Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры» @alpinaru

3)Илья Бер и др. «Правда ли», редактор-составитель Георгий Урушадзе @freedomltrs

4)Яков Гилинский «Онтологический трагизм бытия. Сборник статей» (Алетейя)

5)Дмитрий Громов «АУЕ*: криминализация молодежи и моральная паника» @nlobooks

6)Михаил Давыдов «Цена утопии: История российской модернизации» @nlobooks

7)Ксения Новохатько «Андрей Сахаров. Человек, который не боялся» @samokatbook

8)Юрий Плюснин «Социальная структура провинциального общества» @fond_khamovniki

9)Сергей Сергеев «Русское самовластие. Власть и её границы: 1462–1917 гг.» (Яуза-каталог)

10)Дарья Серенко** «Я желаю пепла своему дому» @babelbookstlv (готовится к изданию)

11)Михаил Ходорковский** «Как убить дракона? Пособие для начинающих революционеров»

12)Сборник статей под редакцией и с предисловием Николая Плотникова «Перед лицом катастрофы» (LIT VERLAG Dr. W. Hopf Berlin)

* Движение АУЕ признано экстремистским и запрещено в России.
** Внесены Минюстом РФ в реестр иноагентов.

«Мама, я съела слона» на самом деле задумывался Дашей Месроповой как роман. Так что в книге, которая должна выйти в Альпине.YoungAdult до конца этого года, появится еще один голос — Светы из Долгопрудного — соседки по номеру главной героини Веры в санатории для шахматистов. Те, кто читал произведение в лицейской версии, наверняка запомнили эту яркую персонажку с двойными стрелками и отцом-тираном.

По традиции поговорила с победительницей в блогерской номинации «Лицея»

​Посмотрела сериал «Плейлист волонтера» и вспомнила, чем меня в свое время так выбесил роман Штапича, по которому он снят.

С конца мая на Окко еженедельно выходил сериал «Плейлист волонтера», снятый по мотивам одноименного романа Мршавко Штапича (он же Артём Ляшенко), который выступил сценаристом экранизации. Автофикшн о поисковике волонтерского отряда в 2021 году вошел в финал литературной премии Нацбест и принес Артему некоторое внимание со стороны питерской литературной тусовки. Штапич исчез из нее также внезапно как и появился. В 2022-м засветился в Луганске за «добрыми делами» вместе с Анной Долгаревой и Александром Пелевиным в составе объединенной писательской группировки «Смертельная русская речь» (что бы это ни значило). Потом снова пропал из виду и вот весной 2023-го объявился уже как сценарист.

Сериал «Плейлист волонтера», главную роль в котором исполнил Иван Янковский, получил несколько наград фестиваля оригинального контента Original+, в том числе за каст и подбор музыки. Режиссером проекта выступил один из создателей мультипликационной франшизы «Три богатыря» — Максим Свешников.

Сценарий восьмисерийной киноадаптации незначительно отходит от оригинала: молодой, но уже успевший разочароваться в себе и в жизни герой, после развода возвращается жить к маме. Время выводов и переоценок еще не пришло, а потому герой много пьет, оплакивая собственную никчемность, и в итоге допивается до того, что пропадает. Жирные нулевые позади, на дворе начало десятых, в Москве зреет «болотная революция» (этот сеттинг есть в романе, в сериале нет, но для понимания времени я считаю важным его упомянуть), в России набирает популярность добровольческое поисковое движение «ЛизаАллерт».

«Прекрасное время империи, когда выяснилось, что в стране теряются люди и их вообще никто не ищет».

В сериале герой находится сам, обнаруживает, что его ищут волонтеры и, не желая возвращаться домой к напуганной матери (действительно, зачем?), напрашивается в штаб поисков, ну а дальше почти все как в книжке: втягивается, быстро становится звездой отряда, влюбляется.

Слоган сериала «В поисках других и себя», к сожалению, не оправдан. И это, наверное, самое большое разочарование, потому что у меня была надежда, что на этапе адаптации сценарии Ляшенко допишет это так же хорошо, как переписал начало. В романе герой попадает в отряд при менее интересных и более пошлых обстоятельствах, буквально выйдя поссать. Главная претензия к сериалу в целом та же, что и к тексту — мутный главный герой, болтающийся как оно самое в проруби, выезжающий на поиски не потому, что действительно хочет найти кого-то, а просто потому, что больше нечем заняться. Герой не особенно себя ищет, даже не старается, и как результат — не находит.

На чем же тогда держится сериал, если у главного персонажа нет арки? На том, на чем держалась и книга: на богатейшей фактуре. В рецензии два года назад я подробно отмечала неприглядную честность человеческих историй, стоящих за каждой описанной пропажей. Круто, что Ляшенко всю эту фактуру собрал и как мог, описал. Но все же недостаточно подсмотреть у жизни. Сериалу, как и книге, отчаянно не хватает если не придуманных, то хотя бы продуманных персонажей отряда. Списанные с реальных прототипов, они такие же мутные и оторванные от времени, как и главный герой.

Самое начало десятых в России можно характеризовать по-разному, но это точно не темное, не лихое и не потерянное время. Я бы скакала, что это своего рода даже золотые годы нашей страны. Тогда, в медведевскую паузу, мы еще не понимали, что Путин будет вечно и что пока мы спим, страна ночами по-тихому перекладывает рельсы в прекрасную автократию будущего. Ну, хорошо, кто-то стопудово знал и предчувствовал, но нам, двадцатилетним, этого не было видно. Наоборот, наконец мы могли получать по способностям. Работы и возможностей было много, денег в стране тоже.

(продолжение) Вспомните, это были те самые несколько лет, когда все массово переходили с нокий на 4 айфон, на который заработали сами на обычной работе, которую нашли не по блату, а по объявлению, и где пропадали с 9 до 21, потому что казалось, что наконец-то это напрямую конвертируется в доход и перспективы. Было не время бухать! Десятые — то самое десятилетие, когда в целом бухать стало неинтересно, потому что можно было недорого путешествовать, даже из Омска, бегать на свежевыложенной плиткой набережной, даже в Омске, покупать хороший кофе в подписанных именем стаканчиках и гулять с ним по наконец-то похорошевшим паркам. Даже в Омске.

Пока смотрела сериал, вспоминала первоисточник, и у меня постоянно возникало ощущение искривленного пространства. Я не понимала, откуда Штапич-герой взялся сам и откуда взял всех этих как будто неработающих, вечно бухающих и ебущихся друг с другом по кругу двадцатилетних потерянных людей? На какой летающей тарелке притащил их Штапич-автор в свою вроде как невыдуманную Москву десятых? Чего ж они все такие пропащие, как будто из 90-х?

Окей. Я не спорю, что в любые времена люди живут неодинаково и не у всех все хорошо. Догадываюсь, что нужны некоторое причины или обстоятельства, чтобы вписаться в поисковый отряд. Но так расскажи о них? Расскажи больше о Кукле, о Хрупком, о Зиде, о Татарке, об Осе, о Жорже. Расскажи об их прошлом и настоящем. Дай хоть что-то, чтобы мы поняли, почему всех этих людей засосало в болото, пожиже и позыбучее тех, из которых они достают потеряшек.

Несмотря на заметные докрутки сценария, в сериале мы этого тоже не увидим. Зато увидим изнанку отрядной жизни, которую Штапич-автор называет не иначе как «блядский улей». В финальной сери сезона на этом и строится весь сюжетный конфликт: Штапич-герой хочет Куклу, Кукла хочет Жоржа, Жорж хочет контроля, Штапич не слушается Жоржа на поиске, но как всегда всех находит, поэтому когда Кукла наконец дает Штапичу себя поцеловать (это прям вообще как будто главное наряжение всего сезона), Жорж тоже подкатывает к Кукле. Мне это напомнило, только не смейтесь, тот мем, про «она не любит меня, она любит тебя, да она не может любить меня, да я люблю тебя», и как-то этого смехотворно недостаточно для того, чтобы захотеть смотреть продолжение. Жаль, что такая богатая фактура пропала. Снова. Вот где бы пригодился поисковый отряд!

Официально мой любимый эпизод💔 Две недели держала в себе, но вот наконец-то пятый выпуск на платформах. И хотя наша консультантка по запуску говорит сильно не радоваться позициям в ежедневных чартах apple — «Девчонки умнее стариков» уже неделю в топ-3 в категории Книги!

​Не спешу рекомендовать новую Янагихару вот прям всем. Несмотря на двухсотлетний таймлайн, падение двух политических режимов, трехкратную смену персонажей и пятикратную смену оптик, третий роман американской писательницы гавайского происхождения Ханьи Янагихары «До самого рая» показался мне статичным, инертным, с вайбом обреченности. А еще трагически мизогинным и сокрушительным. И все вместе это непросто полюбить.

Хитрое устройство текста, каждая из трех частей которого представляет отдельную эпоху со своими особенностями общественного строя, описанные Янагихарой в разных манерах, традиционных для романной формы прошлого и позапрошлого столетия, легко можно принять за три черновика одного и того же произведения. Как будто Янагихара сначала решила написать свою историю в декорациях вымышленной Америки конца 19-го века, потом передумала и перенесла своих Дэвидов, Эдвардов и Чарльзов в 20 век, а потом снова продела этот же трюк, поместив кого-то гиперзаботливого, кого-то нуждающегося в заботе и кого-то, вносящего хаос, в постапокалиптический мир будущего, где люди съели все листья на деревьях и ведут неравную борьбу с вирусами.

Нельзя исключать, что все было именно так. И я долго думала, как она свяжет все эти вселенные. На финал романа надежды не было: конец у первой и второй частей таков, что совершенно ясно — Янагихара не намерена собирать героев в уютной гостиной, чтобы все объяснить; она с удовольствием оставит любого на полпути к счастью или погибели, не беспокоясь о чьих-то чувствах.

Внутренняя рифма открылась мне сильно позже. Я все думала про героев и обсуждала роман со всеми, кто соглашался со мной поговорить о нем. В один из таких разговоров я вдруг поняла, что каждая последующая история в некотором смысле продолжает предыдущую. Так, Липо-вао-нахеле открылось мне как тот самый рай, в который отправился Дэвид из первой части, и который (мы-то в отличие от героя знали наверняка) обернулся зависимостью, нелюбовью, адом.

Но даже до того, как мне удалось зарифмовать это все, текст меня по-читательски сокрушил своей прямотой и безжалостностью, а еще тем, как именно Янагихаре удалось запихнуть под одну обложку и постыдный американский колониализм, и болезненный расовый вопрос, и стигматизацию болезней, и весьма значительную для развитого капитализма проблему наследования, и еще много другого разного неприглядного и волнующего американское общество прямо сейчас.

Помещенная на самое видное место тема однополых отношений, ее легализация при одном общественном строе и криминализация при другом, не доминирует в «До самого рая». Мне, собственно, кажется, что у Янагихары это всегда так. Каждый раз она разбавляет ее другими общечеловеческими и внегендерными вопросами и проблемами, пока та не превращается в слабый раствор темы, а затем из жидкого состояния в газообразное — в воздух, которым мы дышим. Так естественно, так неестественно нормально для нас.

При этом Янагихара мизогинна. Женщины ей не только не интересны, но и даже слегка отвратительны. Женские персонажи ее прозы, в отличие от мужчин, редко умны и привлекательны, и почти всегда функциональны. Есть некоторая трагедия в том, что одна из важнейших современных писательниц Америки населяет свои романы асексуальными «некрасивыми темнокожими азиатками маленького роста», «мужеподобными, толстыми, приземистыми китаянками, неженственными и малосимпатичными», которые лишь оттеняют красивых, тонко чувствующих и обуреваемых страстями мужчин. Я много размышляла над этим и нашла что-то болезненно личное, чему сочувствуешь вопреки раздражению.

Но даже с такой «некрасивой» оговоркой «До самого рая» — крутой роман. Его мультивселенная дает возможность хорошенько поразмыслить о собственной отдельности (в масштабах семьи или государства), о ценности и цене свободы, о том, как легко мы обмениваем эту свободу на защищенность, и как вместе с тем теряем субъектность, о том, как часто совершаем из любви страшные поступки, как пожираем все вокруг. И какая же ирония, что нам это на роду написано.

Буду честна, когда мне присылают анонсы всяких классных офлайнов в Москве/Питере и уже на них не зовут, но просят информационно поддержать, мне больно. Я считываю это так: смотрите, Евгения, мы собираемся на следующих выходных очень классно потусить без вас, могли бы вы рассказать об этом у себя? Ну вот, рассказываю.

Я уже больше года не живу в России и, следовательно, не посещаю там культурных мероприятий. При этом, себя я всегда позиционировала как блогера, а свои площадки как личное блогерское пространство, в котором я делюсь только тем, с чем сопричастна: что прочитано или интересует, что собираюсь предложить в книжный клуб. В отношении ивентов у меня простая логика — я пишу о тех событиях, на которые меня приглашают, в которых я участвую или на которых уже побывала, и мне есть, что рассказать из своего опыта.

Возможно, из-за того, что несмотря на расстояние, я по-прежнему внимательно слежу за выходом новинок, рассказываю о буклистах ведущих премий, развиваю русскоязычное книжное комьюнити и участвую в различных литературных проектах, создается обманчивое впечатление, что я совсем рядом. Увы, это не так. Я живу в другой стране, мой книжный клуб больше чем на половину состоит из уехавших (недавно и давно), а фокус моих интересов сместился с книжной офлайн-культуры в России на книжную офлайн-культуру за ее пределами. Я с большим интересом наблюдаю за тем, как в стихийных центрах русской релокации открываются книжные магазины и кураторские библиотеки, создаются новые издательства и проходят книжные ярмарки. Возможно, однажды я что-нибудь об этом напишу. Ну, мне бы хотелось по крайней мере.

Еще я очень верю в технологии. В развитие цифрового контента, которому пофиг на границы государств. С каждым месяцем у меня все реже получается читать в бумаге, я все больше слушаю аудиокниги и читаю электронку. И знаете, удивительно какие тесные связи можно выстроить в сети, как удаленный доступ объединяет всех нас. Подтверждение тому я вижу, заходя в зум каждое последнее воскресенье месяца и обсуждая книги с людьми со всего мира. Поэтому мне сейчас очень интересно, как развиваются книжные сервисы, интересны любые онлайн-проекты, призванные объединить тех, кто остался и тех, кто уехал. А вот все прекрасные локальные ярмарки и книжные веранды в Москве, где меня сейчас не может быть — нет. И не рвите мне сердце, пожалуйста.

Я очень благодарна бренд-менеджерам и пиар-службам издательств, которые вот уже больше года ищут вместе со мной способы, как делать их книжки доступными для уехавших. Счастье, что многие издательства держат в голове важность своевременных цифровых релизов, отлаживают поставки в новые книжные не смотря на то, что это требует много сил, участия, а денег почти не приносит. Возможно, я нечасто пишу о сложностях, с которыми сталкиваюсь, будучи вырванной с мясом из высокоразвитой (и колониальной) московской книжной среды. И мне кажется, что делать это очень важно. В смысле, говорить, рассказывать, объяснять, благодарить и извиняться. Только так мы остаемся на связи, только так мы можем эти связи сберечь.

​Слушаю сейчас «Вьюрки» Дарьи Бобылевой — дачный хоррор про посёлок, который оказался внезапно отрезан от внешнего мира, а с жителями начала происходить всякая жуть. Так вот из 2023 года эта вроде как страшная книжка звучит как чтение, которым сердце успокоится. Ужасы жизни застрявших в жарком июле обитателей «Вьюрков» вовсе не пугают, а привлекают. Нестерпимо хочется на дачу. Или дачу. Или просто вот этого ощущения устаканенности жизни, когда есть дом и дача.

Накидайте, пожалуйста, еще чего-нибудь с дачным вайбом. А то душа просит!

​Отличный повод рассказать вам о «Балканской трилогии» Оливии Мэннинг — выход первой части в аудиоверсии на Букмейте, которую озвучила моя любимая подкастерка Валя Горшкова. Сейчас Валя начитывает остальные части, и я с удовольствием дослушаю их в аудио.

У Оливии Мэннинг, родившейся в Портсмуте (графство Гэмпшир) и проведшей большую часть юности в Ирландии, по ее словам, всю жизнь было «обычное англо-ирландское чувство отсутствия дома». Незадолго до войны она вышла замуж и вместе с мужем переехала в Бухарест. «Величайшее благо» — первый том ее автофикшн-трилогии — посвящен жизни в столице Румынии в начале Второй мировой войны. Это история о женщине, ищущей свое место в мире, объятом хаосом, в городе, погруженном в неопределённость войны и политической нестабильности, в среде, где все цепляются за яркую повседневную жизнь и, наконец, в недавнем браке.

Главная героиня Гарриет приезжает в «Восточный Париж» вслед за супругом, который получил должность преподавателя английской литературы в местом университете и по приезде сразу окунулся в работу. Гарриет ведет образ жизни, хорошо знакомый сегодня женам айтишников в релокации: «жду, когда муж закончит работу, чтобы пойти с ним гулять, потому что он единственный, кого я знаю в этом городе».

Будучи англичанами на Балканах, чета Принглов сразу обращает на себя внимание: «Нас все знают. Мы англичане. Кругом война», — говорит Гай в первый вечер в ресторане. «Скажи ему, что это их война, а не наша. А нам нужен столик получше». У книги очень ремарковский вайб: много жизни на фоне смерти, много женщин на фоне мужчин и много юмора на этот счет.

Гарриет пытается устроить их с Гаем жизнь, постоянно переживая о временном статусе пребывания в чужой стране и о судьбе приютившего их города, обстановка в котором с каждым днем становится все более напряженной: «На столиках кафе появились объявления, сообщавшие, что обсуждать политику запрещено под угрозой ареста».

Мэннинг очень хорошо показывает, до каких пределов может доходить эскапизм, как отчаянно люди цепляются за любую возможность вытеснить войну, спасая величайшее благо привычной жизни. Так Гай на протяжении романа постепенно утрачивает связь с реальностью, прячась в Шекспире, в то время как главная героиня остается один на один со своими переживаниями. Гарриет предстоит переосмыслить утраченную в браке самостоятельность и повзрослеть.

Первая часть трилогии заканчивается взятием Гитлером Парижа. Герои понимают, что рано или поздно им придется покинуть Бухарест.

Когда посыплется обстрел,
Мы будем как бы не у дел,
Там нас и найдешь —
Будто война лишь ложь.

Перевод Дарьи Горяниной
Издательство Ад Маргинем

Фильм «Барби» Греты Гервиг понравился мне с самой первой сцены. Я смотрела и думала, я и есть та девочка, которая играла с пупсами в дочки-матери, потому что больше не во что, и тут появилась она — кукла с «сисями» и на каблуках. Мир не будет прежним! И мир действительно изменился.

Есть классная книжка с исследованием феномена куклы Барби, которую написала Линор Горалик. Называется «Полая женщина. Мир Барби изнутри и снаружи» (НЛО, 2005). Узнала о ней недавно из статьи Даши Кушнир. Так вот, в этом исследовании Горалик приводит любопытные исторические факты. Оказывается, девочки играли «взрослыми» куклами испокон веков, а куклы-дети для игр в дочки-матери появились только в середине XIX века, когда женщины из обеспеченных классов осознали материнство как некоторую деятельность и начали больше участвовать в воспитании детей.

«Для маленькой девочки XVII, XVIII и даже начала XIX века задача «быть хорошей матерью» не стояла на повестке дня практически никогда, — пишет Горалик. — Юную леди никоим образом не учили быть матерью, наоборот, сама тема деторождения и воспитания потомства была покрыта единым ханжеским флером». Главной задачей воспитания девочки в те времена было замужество, а для удачной партии необходимо было умение одеваться и вести себя в обществе. Барби возвращается к этой тенденции и трансформирует ее.

Если игры девочек из далекого прошлого заканчивались «свадьбой», наши бабушки и мамы играли в «последствия» брака, современные девчонки получили альтернативу тому и другому.
Кукла Барби появилась в конце 50-х как продукт послевоенной Америки, в которой у женщин стало больше возможностей для самореализации. В том же 1959 году на рынок вышли и первые противозачаточные таблетки. Американки больше не хотели быть только женами и матерями, и Барби стала воплощением их мечты: свой дом, своя машина, своя жизнь.

Зазор, между тем, какой задумывалась Барби и тем, как ее стали воспринимать, образовался практически сразу. «Маттел» позиционировал свою куклу как открытую, добрую, ценящую дружбу и семейные ценности интеллектуалку, способную добиться успеха. В реальности в Барби увидели глупую блондинку, зацикленную на одежке и материальных благах, чьи недостижимые параметры заставляют женщин чувствовать, что они недостаточно хороши. И даже «развод» с Кеном, который состоялся в 2004 году, не сильно улучшил отношение феминисток к Барби.

Сценаристка и режиссерка Грета Гервиг строит художественный мир фильма «Барби» прямо на территории этого зазора. Ее героиня — стереотипная Барби, которую играет Марго Робби — покидает идеальный розовый Барбиленд, чтобы узнать неприятную правду о том, как на самом деле повлияла Барби на несколько поколений девчонок. Ей предстоит узнать, каково это быть настоящей женщиной с целлюлитом и депрессией, буквально заново научиться ходить по грешной земле на плоском ходу Биркенштоков, а еще помочь Кену (Райан Гослинг) принять собственную отдельность. Конечно, фильм «Барби» — это в основном комедия, но и драма тоже, а еще социальная сатира и яркое феминистское высказывание. Посмотрев работу Гервиг хочется переосмыслять собственные отношения с культовой куклой, поражаясь, насколько сильно, оказывается, она на нас повлияла, и снова носить розовое.

​Дебютная проза Марины Кочан «Хорея» — автофикшен васякинского извода — откровенный и безжалостный к себе и к читателю текст, в котором из придуманного только монтаж. Героиня «Хореи» настолько неотделима от авторки, что, кажется, не остается и сантиметра пространства для отстранения, ни малейшего островка безопасности, где не рискуешь напороться на личное, семейное, живое и настоящее. Я вынуждена постоянно держать это в голове, я чувствую себя обязанной тщательно выбирать слова. В итоге, я прихожу к единственно возможной оптике — читательской. Исключительно личной, избегающей любых обобщений. Так вот, по-читательски я ждала от «Хореи» другого.

Героиня романа Марина ждет ребенка и боится передать будущему сыну генетическое заболевание, которым страдал ее отец — ученый-радиобиолог, занимавшийся в конце 80-х тестированием почвы из Чернобыля. Готовясь стать матерью, она переосмысляет родительство и глубоко сожалеет о годах отчуждения в ее семье.

Материнство срывает все предохранители, и то, что годами копилось внутри, прорывается наружу. Проходя через опыт родов и столкнувшись с травмирующим акушерством, Марина как будто находит подтверждение тому недоверию, с которым в ее семье было принято относиться к медицине. И если о том, передалась ли хорея героине, мы узнаем только ближе к финалу, то передавшийся по наследству от родителей страх врачей открывается читателю сразу.

Отец сколько может, скрывает симптомы заболевания, а когда их становится невозможно скрывать, просто запирается в гостиной. И комната, где раньше собиралась вся семья, заболевает вместе с ним. В ожидании результатов теста на хорею Гентингтона, Марина мысленно возвращается в эту комнату, чтобы восстановить утраченную связь с отцом. Его фигура оказалась практически полностью вытеснена стыдом и отвращением к проявлениям болезни, страхом и желанием быть как можно дальше. Героине предстоит забраться в самую темную муть воспоминаний, заново пережить разрушение семьи, даже поехать искать дальних родственников, чтобы добраться до самых истоков, лучше узнать своих близких, простить их и себя.

Кочан красиво рифмует сцену с делающим первые шаги ребенком и воспоминания о теряющем равновесие отце, и по большому счету «Хорея» получилась про материнство значительно сильнее, чем обещала аннотация. В то время как я очень ждала про Чернобыль. Мне сильно не хватило в романе документалистики. Как будто было слишком мало про хорею как болезнь и совсем неважно про хорею как метафору. Так что я бы с легкостью выменяла каждое упоминание танцовщицы Пины Бауш на отсылки к медицинским исследованиям или вольный пересказ интервью с ревматологом. Я хотела точно знать, виноват ли Чернобыль, но вопрос так и остался открытым.

При этом, в такой небольшой книге (всего 180 страниц) не просто попытка рассказать историю еще одной по-своему несчастливой семьи. В ней попытка понять, что такое семья и можно ли остановить цепную реакцию распада, запущенную неизлечимой болезнью одного из ее членов. Неудобный, триггерящий, тематически уникальный и безусловно важный роман.

Издательство Есть смысл и NoAge Поляндрия, 2023 год.

В августе говорят женщины, пропадают сердца и ломаются жестянки — в новой подборке для книжного клуба три грандиозных текста о любви, насилии, контроле и стремлении к свободе.

Селеста Инг «Пропавшие наши сердца»
Перевод с английского Марины Извековой, Фантом Пресс
Новый роман Селесты Инг — антиутопия, в которой американское общество, пережив глобальный экономический и национальный кризис, назначает виновником всех бед азиатов, начинает запрещать все неамериканское, а чуть что — отбирает у тех детей, чтобы отдать в «нормальные» семьи, где из них вырастят настоящих американцев.

Алла Горбунова «Важа жестянка сломалась»
Редакция Елены Шубиной
Новая книга авторки «Конец света, моя любовь» — радикальный и визионерский текст об устройстве реальности. Как будто Горбунова решила наконец перестать писать автофикшен и попыталась выйти из себя в стратосферу, но по факту героиню зовут Алина Голубкова и она, конечно же, избранная женщина, у которой полный мэтч со сверхразумом.

Мириам Тэйвз «Говорят женщины»
Перевод с английского Шукшиной Екатерины, Inspiria
Основанная на реальных событиях история скандала в религиозной общине Боливии. Тамошние мужчины придумали план-кинжал: давать женщинам транквилизаторы для животных, насиловать их, а потом газлайтить, объясняя синяки и кровь происками демонов и наказанием за грехи. В 2011 году суд приговорил насильников к длительным срокам, но изнасилования в общине продолжаются.

Клуб по традиции пройдет в последнее воскресенье месяца. Обсуждать будем Горбунову, а остальные тексты уже трем в чате клуба.