Ад Маргинем молодцы. Видимо, будут переиздавать главные теоретические труды, изданные в советское время. Говорят, новый перевод. Дойдут и до Базена обязательно, дополнят. Доброе дело.
Важное интервью, которое я сделал с Гамалом Боконбаевым для Kino Depter.
В сентябре этого года в кинолагере Post Space прошла конференция «Айванизм в искусстве» от команды Tolon Museum of Modern Art. Мы поговорили с куратором музея Гамалом Боконбаевым о том, что такое айванизм и есть ли в нем смысл для кинематографистов.
В сентябре этого года в кинолагере Post Space прошла конференция «Айванизм в искусстве» от команды Tolon Museum of Modern Art. Мы поговорили с куратором музея Гамалом Боконбаевым о том, что такое айванизм и есть ли в нем смысл для кинематографистов.
kinodepter.tilda.ws
Гамал Боконбаев об айванизме
Что такое айванизм и есть ли в нем смысл для кинематографистов
Есть фильмы целительные. Смотришь их, словно купаясь в тихом озере, где гордыня растворяется, пусть временно. Ты обнажен в этих водах. Слышен лишь шепот: «Жив ли ты?» Был отец живым мертвецом, и сын продолжил его дело – быть мертвым.
Эвальд: Каждый поступает согласно потребностям. Об этом написано в любом учебнике.
Марианна: И какие потребности у нас?
Эвальд: У тебя дьявольская потребность быть живой, жить, существовать, давать жизнь.
Марианна: А у тебя?
Эвальд: Быть мертвым. Совершенно мертвым.
Отцу – 78. Сыну – 38. Здесь я вздрогнул – мне в ноябре 38 исполняется. Не хочу быть живым мертвецом.
Бергман говорил, что «Земляничная поляна» – не его фильм, а фильм Виктора Шёстрёма, сыгравшего главную роль. Бергман писал сценарий под него. Шёстрём сам был режиссером. И его «Возницу» Бергман называл величайшей картиной, которую он когда-либо видел.
Эвальд: Каждый поступает согласно потребностям. Об этом написано в любом учебнике.
Марианна: И какие потребности у нас?
Эвальд: У тебя дьявольская потребность быть живой, жить, существовать, давать жизнь.
Марианна: А у тебя?
Эвальд: Быть мертвым. Совершенно мертвым.
Отцу – 78. Сыну – 38. Здесь я вздрогнул – мне в ноябре 38 исполняется. Не хочу быть живым мертвецом.
Бергман говорил, что «Земляничная поляна» – не его фильм, а фильм Виктора Шёстрёма, сыгравшего главную роль. Бергман писал сценарий под него. Шёстрём сам был режиссером. И его «Возницу» Бергман называл величайшей картиной, которую он когда-либо видел.
Перевод старый:
— Что она говорит, Хуан Пресиадо?
— Она говорит, что прятала ноги между его ног. Закоченелые свои ноги, холодные, как обледеневшие камни, и тогда они согревались, словно она сунула их в жаркую печь, где золотится поспевающий хлеб. А он любил ее ноги, любил их кусать и уверял: они вкусней золотистого хлеба, только что вынутого из печи. И она засыпала, вся вжавшись в него, поглощенная им, чувствуя, что растворяется в небытии, ибо плоть ее отверзлась, рассеченная пылающим железом, но вот уже не жгучий огонь, а сладостное тепло упругими сильными толчками бьет в ее расслабленное тело, проникает в нее все глубже, глубже, пронизывает до крика. Однако смерть его, говорит она, причинила ей муку еще более глубокую.
Хуан Рульфо. Педро Парамо
— Что она говорит, Хуан Пресиадо?
— Она говорит, что прятала ноги между его ног. Закоченелые свои ноги, холодные, как обледеневшие камни, и тогда они согревались, словно она сунула их в жаркую печь, где золотится поспевающий хлеб. А он любил ее ноги, любил их кусать и уверял: они вкусней золотистого хлеба, только что вынутого из печи. И она засыпала, вся вжавшись в него, поглощенная им, чувствуя, что растворяется в небытии, ибо плоть ее отверзлась, рассеченная пылающим железом, но вот уже не жгучий огонь, а сладостное тепло упругими сильными толчками бьет в ее расслабленное тело, проникает в нее все глубже, глубже, пронизывает до крика. Однако смерть его, говорит она, причинила ей муку еще более глубокую.
Хуан Рульфо. Педро Парамо
Посмотрел документальный фильм 2016 года Tadmor (на арабском и иврите название Пальмиры, но здесь речь про название тюрьмы) про заключенных ливанцев, которые провели многие годы в сирийской тюрьме Тадмор. 22 мужчины, переживших заключение в Тадморе, соглашаются на эксперимент и на окраине Бейрута в заброшенной школе сооружают камеру, где и живут в течение фильма. Параллельно идут их истории – снятые интервью уже в павильоне.
Тяжелый фильм, пусть и реконструкция, но когда видишь, что при построении у одного мужика судороги начинаются (ему сложно себя контролировать), или срыв другого… Истории о том, как их били, унижали.
(Слабонервным не читать).Одному давили пальцы берцами, а он молчал, чтобы не доставлять удовольствия охраннику. Другой рассказал такую историю: влетела птичка в камеру. Туда, где ни у кого хлеба не было. Что-то в нее бросили. Упала ему в руки. Дрожит. Подбегает другой (сириец): «Это моя птица». Он: «Нет, моя». Другой: «Завтра пожалеешь». И ушел. Мужчина с птичкой говорит: «Дрожит вся. В рот голову положил. Дрожит. Не смог. Я подумал, что птица – это я. Сам себя в руках держу. Через несколько часов она умерла. Я отдал охраннику и ее выбросили». Сириец потом на построении сказал при всех, что вот ливанец, он сказал, что птица – сириец и оторвал ей голову. За это потом его дней 5-6 били, заставляли есть мертвых тараканов, проглотить мертвую птицу… Сирийца он потом избил сам. Тот просил прощения, но он не простил.
Сколько таких историй в мире? С тех пор, как человек узнал, насколько хрупко тело другого. В «Уроках тьмы» Херцога есть мощный эпизод, где показывают пыточные камеры со всем набором инструментов (кажется, в Кувейте). Другая сторона человечества.
До сих пор не понимаю, как оценивать такие фильмы. Фильмы ли это? Или фильмы-поступки. Где мужчины ниткой разрезают яйцо на 8 частей. «Это такому-то». Положили на маленький кусок лаваша. И пальцем растирают прилипшие кусочки желтка о лаваш, чтобы точно все досталось другому.
Tadmor, 2016 (Ливан, Швейцария, Катар, Франция, ОАЭ). Режиссеры: Моника Боргманн, Локман Слим. Трейлер тут. В сети можно найти копию на английском языке.
Тяжелый фильм, пусть и реконструкция, но когда видишь, что при построении у одного мужика судороги начинаются (ему сложно себя контролировать), или срыв другого… Истории о том, как их били, унижали.
(Слабонервным не читать).
Сколько таких историй в мире? С тех пор, как человек узнал, насколько хрупко тело другого. В «Уроках тьмы» Херцога есть мощный эпизод, где показывают пыточные камеры со всем набором инструментов (кажется, в Кувейте). Другая сторона человечества.
До сих пор не понимаю, как оценивать такие фильмы. Фильмы ли это? Или фильмы-поступки. Где мужчины ниткой разрезают яйцо на 8 частей. «Это такому-то». Положили на маленький кусок лаваша. И пальцем растирают прилипшие кусочки желтка о лаваш, чтобы точно все досталось другому.
Tadmor, 2016 (Ливан, Швейцария, Катар, Франция, ОАЭ). Режиссеры: Моника Боргманн, Локман Слим. Трейлер тут. В сети можно найти копию на английском языке.
Разбираю студенческие эссе. Студентка, которая жаловалась на то, какие фильмы мы смотрим по курсу, пишет в своем эссе: «На прошлом уроке мы с профессором обсуждали, что фильмы о древней Японии очень скучные» ))
Вот так живешь и не знаешь имен великих кинооператоров: Тонино Делли Колли. Вы только посмотрите список картин.
Wikipedia
Делли Колли, Тонино
итальянский кинооператор
Сегодня в киноклубе «Тоторо» посмотрели «Хороший, плохой, злой». Взрыв. Когда в последний раз со мной такое было? На «Ночах Кабирии», наверное. Кино на большом экране. Кино надо смотреть на большом экране. Забыл, когда в последний раз полностью смотрел Леоне. Все срезонировало, все unpacked. Манеры Туко (великий Илай Уоллак), как он подбирает оружие, его обаяние, улыбка, кольца на пальцах, розовый зонтик; красота Ли Ван Клифа, объем его персонажа в финале; пейзажи, композиция, ударные фразы («Понимаешь, мой друг, на свете есть два типа людей…»), музыка Эннио Морриконе… И видишь, как оттуда все растет. Стилизация – уровня трагедии. Финальное FINE. Свет. На лицах восторг. Ты сам взволнован. Мощная энергия зала. Показ сработал. Мы стоим в зале и делимся друг с другом радостью. Я шучу, что мы словно приняли каких-то наркотиков. Что это? Почему это? Я же это видел. Мощная волна кино… Давно я такого не испытывал. Каждый раз кажется, что это почти невозможно. И все-таки – сегодня это случилось. Счастлив.