Telegram Web Link
Наутро я проснусь один
меж простыни и одеяла.
Слепляло нас и отделяло
вчера.
Я глаз не отводил

от твоего нагого тела,
от тонких ног и серых глаз.
Казалось бы,
не в первый раз,
но так сознание балдело,

что не заметил, как ушёл,
как погрузился в мир иллюзий,
смешались где миры и люди.
Ты шла,
накинув капюшон,

вдоль оживлённой магистрали,
служившей города чертой.
Ты понимала:
ночью той
мы ближе не телами стали.
Сейчас смешаемся с толпой,
но знай, лучистая, что я бы
пошел отсюда до Челябы,
желая свидеться с тобой.

Далекий город сер и мрачен,
не для поэтов он, увы -
им не сносить там головы,
но я-то вылеплен иначе.

Я нетипичен: росл, плечист
и голос, будто рёв мотора.
Ты - путешествие, в котором
все начинает чистый лист.

Искать по картам не обучен.
Свети, полярная звезда!
Стихотворение сверстать
мне про тебя довелся случай.

Сожму все рифмы в кулаке,
явлюсь в твой город запылённый
весь окрылённый и влюблённый
верхом на ветре-бурлаке

и заберу тебя в столицу,
закинув гордо на плечо.
По сути, рифмы не причём,
я просто рад опять влюбиться.
Опять свела горизонталь,
(и - до истомы!)
и вырывались изо рта
слова и стоны.

Случился творческий союз
с таким изыском,
что в темной комнате салют
летал из искр.

Вдали от мятых простыней
(кровати вместо)
мы добирались по стене
до Эвереста.

И в запотевшее окно
(какая смелость!)
вжимались руки, чтоб оно
с тобою спелось.

И эта песня в унисон
(любви звоночек)
не предвещала скорый сон.
Не этой ночью.
Когда ты смотришь на закат,
как на чудес дитя восьмое,
всплывают
(бьюсь я об заклад!)
не города, не веси -
море

с его безжалостной волной,
кудрявой, шумной и протяжной.
А лишь сменяется Луной
закат,
и заливает пляжи,

ты взгляд,
в какой бы не была
стране,
возносишь сразу к небу.
В луне,
нагретой добела -
и Дивноморское, и Небуг,

и Туапсе, и Геленджик,
и Сочи
(жутко дорогущий!),
всплывают, ведь туда лежит
твой путь.
И всяк, с тобой идущий,

припрячет старенький пятак
и с пирса -
молота метатель -
его метнет подальше,
так,
чтоб вновь вернуться к морю.
Кстати,

чтоб хоть немного протрезветь
от чувств сокрытых и глубинных,
я расскажу и про рассвет,
тобой не менее любимый:

когда,
устав от новостей,
что рой комет к Земле несётся,
Луна отправится в постель
под одеяло звёзд,
а солнце

едва взойдёт над головой
и постучится людям в шторы,
ты различишь и голос мой,
и взгляд,
и силуэт, который

пойдёт по небу, собирать
слова, которыми
(помилуй!)
мне,
как заложнику пера,
удел - светить тебе и миру.
Поэт идёт домой пешком:
все электрички спать умчали,
и за плечами вещмешком
пылятся грусти и печали.
Одна - в четыреста страниц,
другая - на порядок тоньше.
Поэт идёт дорогой той же,
что и вчера.
Распространить
среди зевак свои слова,
так славно сложенные в рифмы -
его стремление сломать
систему,
но опять на рифы
садится судно,
и Арбат,
всегда величественный, статный,
десятилетиями складный,
становится тогда горбат.

Поэт идёт домой пешком,
поэт стихи под нос бормочет.
Поэт надеется, что он
изменит мир.
Он хочет очень.
В минуту, когда поймёшь,
что жизнь без меня паршива
(ведь важен не бренд у клёш,
а техника их пошива),

что вглубь многогранных строк,
способных навек увлечь нас,
я прятал не мелкий срок,
а
(как же глупа ты!)
вечность,

досада заполнит всё:
от пят до душевных полок.
Который уж год несёт
тебя из дуэта в соло?

Которую ночь, ревя,
проводишь ты под подушкой?
Который уж раз тебя
зовут не женой, а дружкой?

Я вновь отделяю грань
(душа-истеричка хнычет),
возьми её в руки, глянь,
кого ты там видишь нынче?
О, ПОЭЗИЯ!

Не пишу ни строки,
не чувствую
ничего, что б могло родить
ту поэзию, мне не чуждую,
ту поэзию,
что в груди

у любого, по ней бегущего
стометровку,
за разом раз
неизменней и пуще пущего
вызывает сердечный спазм.

Не пишу ни строки,
но мучаю
и себя, и невинный лист.
О, поэзия!
О, могучая!
Для чего же тебе сдались

и с какой, объясни мне, стати ли
вот такие рабы?
О, жуть!
Я не то, что в Союз писателей -
расшифровщиков не гожусь.

Не пишу ни строки,
но делаю,
все, что велено мне.
О, рок!
Ты снабдила меня наделами -
я исправно плачу оброк.

Посему о какой-то малости
(и заметь, без общины -
сам!)
попрошу:
чтоб хотя бы в старости
я почаще стихи писал.
И нет ни кудрей,
ни засаленных патл,
ни глаз голубых,
ни залысин.
Я внешне любому из них уступал
бы,
но внутренне...
Независим

теперь я от мнений,
сравнений, толпы,
от жалких каракулей гневных.
Теперь с предначертанной свыше тропы
меня не свести.
Ежедневно

я думаю:
коль собирается пазл,
то воля на это Господня -
намеренно он по Земле рассыпал
слова,
чтобы кто-то их поднял.

И раз мне не дан уникальный конёк,
останусь похожим на многих:
сердца буду жечь не глаголом -
огнём,
подобранным мной на дороге.
Небо под утро хмуро,
в рот набрало воды -
облако упорхнуло
с кем-то из молодых,

южных ветров проворных,
думая стать звездой.
Вздыбились кони-волны,
рвутся из водных стойл.

Цокот копыт их вышиб
эхо из горных круч.
Солнечный глаз заплывший
рыщет сквозь толщу туч

по близлежащим паркам.
Мало ли, рифмоплет-
ветер, цедя цигарку,
облаку в уши льёт.

Небо гремит и злится,
морщит молнистый лоб,
в морги и все больницы
ливнем стучит в стекло,

но не сыскать пропажи.
И пятибалльный шторм
грустно качает баржи,
не обезуметь чтоб.

Вынув бутылку водки,
небо напьется в синь,
будет погоды сводки
об облаках просить.

И по его заказу
(но, непременно, в долг)
все облака к закату
сгонят обратно в дом.

Ветер придет с повинной,
скажет, что не причем.
Только любвеобильность
выдаст румянец щек.
МОЙ ПЕРВЫЙ РОМАН

Спешу поделиться важной новостью. В свет вышел мой первый роман «Ростовская Сага».

«Ростовская Сага» - это первая в России книга о ночных гонках, в которой главной героиней является женщина – свободная и независимая, но при этом чувственная и ранимая. На страницах романа раскрывается запутанная история любви, вплетенная в колорит Ростова-на-Дону начала нулевых.

О чем сюжет?
В начале XXI-го века в г.Ростове-на-Дону стали распространены ночные гонки. Противостояние «гонщиков» и «бикеров» практически достигло своего апогея. Лера - главная героиня, хоть и возглавляет клан «четырехколесных», где-то глубоко в душе мечтает оседлать мотоцикл. На протяжении всей истории девушку, кроме душевных терзаний, сопровождают еще и сердечные: она становится заложницей своих чувств и попадает в любовный треугольник, из которого, казалось бы, нет выхода, ведь ее возлюбленные - заклятые враги. А еще и таинственный мотоциклист в черном шлеме, преследующий ее, не дает покоя… Сможет ли Лера выбрать между двумя мужчинами и решить все свои проблемы до того момента, когда пути назад уже не будет?

Как купить?
Книгу вы можете приобрести уже сейчас на сайте издательства.
https://www.litgid.com/catalog/sovremennaya_proza/rostovskaya_saga_roman/

Наступил важный этап моей жизни, и я сильно надеюсь на вашу поддержку 🙏

С любовью, ДК
В этом лесу нет проторенных троп.
Ветки летят в лицо.
Я натыкаюсь на озеро.
Стоп!
Явь это или сон?

Крик загоняет по горло в топь.
О, этот чертов крик…
Я заплываю все дальше.
Стой!
Раз, два, три.
Раз, два, три…

Озеро, будто моя колыбель.
Озеро - чистый яд -
тянет и тянет на дно.
Убей!
Сон это или явь?

Озеро, как искуситель-змей,
дарит последний вдох.
Я закрываю глаза -
не смей! -
и доплываю до…

Умные мальчики плавают вдоль
берега.
Что же ты?
Я не умею дышать под водой,
я не умею ды…
ВЕЧЕРНИЙ АРМАВИР

Город пуст.
Он будто вымер.
Моросит то тут, то там.
Доит облачное вымя
обленившийся титан.

По растрескавшейся плитке,
отдающей краснотой,
путешествуют улитки,
пьют растекшийся надой.

Крики птиц,
шумы фонтана,
вздохи Вечного огня
распеваются,
спонтанно
голоса объединя.

Лишь один бронзоволицый
коммунизма вечный брат
направляет армавирцев
в даль куда-то за Фортштадт.
ГОРОДОК ТЫ МОЙ

Городок ты мой уютный,
отчего же так уныл?
Оттого ли что не лютни,
а дудука и зурны

задушевные мотивы
заполняют твой простор?
Или что нет перспективы
расширения мостов?

Или что при сильном ливне
топит по уши тоннель
и станицу, что в долине
на заречной стороне?

Городок, не раз воспетый,
что тебя так тяготит?
Цены на квадратный метр
однокомнатных квартир

на Черемушках, «Мясухе»
или в частных секторах,
о которых ходят слухи,
нагоняющие страх?

Или сто торговых центров
вместо центров для детей?
Или коэффициенты
непредвиденных смертей?

Городок ты мой радушный,
не печалься, нос утри.
Пусть не кажешься снаружи
идеальным, но внутри

(чтобы гадость не пролезла,
ты следишь -
я знаю, как!)
в переулках и проездах
во дворах и закутках

у тебя такие люди...
Их сплочённый, братский дух
существует не под лютни,
а под плачущий дудук.
МУЗА

Подолом чёрного плаща
скрываю перья.
О, бесподобная, прощай!
Качусь теперь я

на поэтической волне
куда подальше.
Слова, что ты давала мне,
теперь подай же

другим, кому не достаёт.
Пускай расскажут
про одиночество твоё,
дворцы и стражу,

а я исчерпал свой запас -
устали руки.
Последний, поднятый за нас,
был тост разлуки.

Слывет молва: не подлежат
стихи возврату.
Они хранят два падежа,
предлог и дату.

На эту истину с тобой
глаза открыл я.
Не возвращай мне эту боль,
оставь лишь крылья.
Кончается все: и любовь, и чума -
и это когда-то кончится…
Не выжить бы только нам всем из ума,
а выжить, конечно, хочется.

Казалось бы, курс окончательно сбит,
и судно на рифах мается,
но там вдалеке полыхает софит
и каждому улыбается.

Мы живы, а значит ещё один шанс
даётся начать все заново:
становится фениксом птица-душа,
и в ней полыхает зарево.
…и, уже с позиции взрослого,
прохриплю, болтаясь в петле:
моя жизнь была просто просрана
за бесцельные тридцать лет…
2024/09/29 05:24:26
Back to Top
HTML Embed Code: