Forwarded from TARKOVSKY
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Cinemagraphie
Главное о любимом режиссёре в его день:
🌾 Запечатленное время, символы-архетипы и мотив пути — режиссёрский стиль Андрея Тарковского
🌾 «Список Тарковского» — десятка любимых фильмов режиссёра
🌾 Брейгель, Дюррер, Рублёв и да Винчи — произведения искусства в фильмах Андрея Тарковского
🌾 Почему герои «Сталкера» не вошли в Комнату?
🌾 Кинопробы актрис на роль жены Сталкера в одноимённом фильме
🌾 Образ Матери в «Зеркале»
🌾 Запечатленное время, символы-архетипы и мотив пути — режиссёрский стиль Андрея Тарковского
🌾 «Список Тарковского» — десятка любимых фильмов режиссёра
🌾 Брейгель, Дюррер, Рублёв и да Винчи — произведения искусства в фильмах Андрея Тарковского
🌾 Почему герои «Сталкера» не вошли в Комнату?
🌾 Кинопробы актрис на роль жены Сталкера в одноимённом фильме
🌾 Образ Матери в «Зеркале»
60-е в титрах:
1. «Банда аутсайдеров», реж. Жан-Люк Годар, 1964
2. «Птицы большие и малые», реж. Пьер Паоло Пазолини, 1966
3. «Ночь», реж. Микеланджело Антониони, 1961
4. «Отвращение», реж. Роман Полански, 1965
5. «Лолита», реж. Стэнли Кубрик, 1962
6. «Восемь с половиной», реж. Федерико Феллини, 1963
7. «Стреляйте в пианиста», реж. Франсуа Трюффо, 1960
8. «Виридиана», реж. Луис Бунюэль, 1961
9. «Психо», реж. Альфред Хичкок
10. «Короткие встречи», реж. Кира Муратова, 1967
1. «Банда аутсайдеров», реж. Жан-Люк Годар, 1964
2. «Птицы большие и малые», реж. Пьер Паоло Пазолини, 1966
3. «Ночь», реж. Микеланджело Антониони, 1961
4. «Отвращение», реж. Роман Полански, 1965
5. «Лолита», реж. Стэнли Кубрик, 1962
6. «Восемь с половиной», реж. Федерико Феллини, 1963
7. «Стреляйте в пианиста», реж. Франсуа Трюффо, 1960
8. «Виридиана», реж. Луис Бунюэль, 1961
9. «Психо», реж. Альфред Хичкок
10. «Короткие встречи», реж. Кира Муратова, 1967
Ари Астер, Жулия Дюкурно, братья Дарденн и Джафар Панахи сразятся в этом году за главный приз Каннского кинофестиваля.
В «Особом взгляде» покажут режиссёрские дебюты Скарлетт Йоханссон и Харриса Дикинсона, а в «Каннской премьере» — ленту Кирилла Серебренникова про Йозефа Менгеле, самого кровожадного врача в истории нацистских концлагерей.
Смотр пройдёт с 13 по 24 мая, полная программа — здесь.
В «Особом взгляде» покажут режиссёрские дебюты Скарлетт Йоханссон и Харриса Дикинсона, а в «Каннской премьере» — ленту Кирилла Серебренникова про Йозефа Менгеле, самого кровожадного врача в истории нацистских концлагерей.
Смотр пройдёт с 13 по 24 мая, полная программа — здесь.
Telegraph
Программа Каннского кинофестиваля 2025
Фильм открытия - «Уехать однажды», реж. Амели Боннен Основной конкурс «Финикийская схема», реж. Уэс Андерсон
«Разделение»: омут памяти
Во втором сезоне сериал о разделённых сотрудниках корпорации Lumon значительно помрачнел. Офисная рутина больше не в центре внимания, теперь нам предлагают заглянуть по ту сторону «страшных» цифр и узнать, что собственно делает их такими «страшными». На поверхность выходят скрытые мотивы руководства Lumon и взаимоотношения между Интрами и Экстрами (в оригинале «Innie» и «Outie»).
Кому принадлежит тело человека, прошедшего процедуру разделения, тому, кто решился к ней прибегнуть, или тому, кто был создан в результате? Как офисный работник, никогда не покидавший пределы офиса, формирует свои представления о внешнем мире? И могут ли люди, буквально живущие на работе, быть счастливыми? На вопросы создатели сериала, конечно, не отвечают, стимулируя зрителя к самостоятельным поискам. Обходя белые пятна, оставленные, очевидно, под третий сезон, попробуем вслед за героями пройти к Водопаду Скорби, чтобы отыскать кое-какие ключи.
Из первого сезона мы помним, что к разделению прибегают люди, которых затапливают непереносимые чувства. В поисках «обезболивающего» они оказываются на пороге Lumon, где их Интрам обещают счастье в обмен на 8-часовой рабочий день. Приходя на работу, измученный страданиями человек снимает с себя не только наручные часы, но и память о событиях прошлого. Вот уж поистине груз с плеч. Правда, со временем заместившая его Интра накапливает собственный опыт, обрастает чувствами и воспоминаниями, обретает субъектность, проще говоря. И теперь поди разбери, кто из них настоящий.
Что в итоге делает нас нами: запомненное или пережитое? Экстра и Интра делят на двоих одно тело, с которым происходят разные события, но пока они не помнят о произошедшем, этот опыт остаётся чуждым. Вот почему Хелли Р. требует своих воспоминаний, она пишет свою историю. И всё же на каком-то уровне тело знает о пережитом. Джемма чувствует боль в руке и челюсти — следы, по которым можно простроить неизвестные маршруты.
К отношениям с телом восходит и вопрос происхождения: приходятся ли Экстры, создающие Интр из собственной плоти, им родителями? По крайней мере, Хелли Р., как настоящий подросток, выражает бурное негодование, что Экстра одевает её «как ребёнка», а Марк в диалоге со своим Интрой очень уж напоминает раздражённого отца, у которого не хватает терпения объяснять сыну очевидные вещи. В том же отеческом тоне написано и послание Дилана своему Интре. Подобно тому, как нарциссическое слияние мешает некоторым родителям разглядеть в своих детях отдельных личностей, Экстрам по той же причине сложно понять, что интересы Интр могут идти в разрез с их собственными.
О не до конца разорванной связи между Интрой и Экстрой свидетельствует и сохранная речь Интры. Если бы прошлое и вправду перестало существовать, то слова больше ничего не значили бы, язык пришлось бы изобретать заново. В Lumon, кстати, за речью тщательно следят: стремясь к тотальному упрощению, Милчека заставляют отказаться от использования «заумных» слов в пользу односложных. Картины и книги, которые появляются в офисе, нарочито вульгарны — повышение культурного уровня недопустимо для Интр, чья главная задача — работать, не задавая лишних вопросов.
За благородной целью избавить человечество от боли в Lumon скрывается жажда наживы и безграничной власти — управлять бесчувственным существом также просто, как управлять роботом. А уж сколько людей с удовольствием заплатило бы за подобную «анестезию».
Идеальный план даёт сбой там, где в дело вступают чувства. Даже разделившись на 24 части Джемма протягивает руку тому, кого узнаёт, а Марк С. борется за свою любовь также отчаянно, как и его Экстра. Посреди стерильных коридоров в вечном рабочем дне люди также радуются, грустят, злятся и боятся. Эмоции, на которых построена вся система управления Lumon, — её же ахиллесова пята.
Чем крепче сжимаешь чью-то руку, тем глубже входит в тебя Другой. Чем сильнее любил, тем больнее расставаться. Поэтому сколько чипов в голову не вшивай, живому человеку Водопад Скорби ни за что не обойти.
Во втором сезоне сериал о разделённых сотрудниках корпорации Lumon значительно помрачнел. Офисная рутина больше не в центре внимания, теперь нам предлагают заглянуть по ту сторону «страшных» цифр и узнать, что собственно делает их такими «страшными». На поверхность выходят скрытые мотивы руководства Lumon и взаимоотношения между Интрами и Экстрами (в оригинале «Innie» и «Outie»).
Кому принадлежит тело человека, прошедшего процедуру разделения, тому, кто решился к ней прибегнуть, или тому, кто был создан в результате? Как офисный работник, никогда не покидавший пределы офиса, формирует свои представления о внешнем мире? И могут ли люди, буквально живущие на работе, быть счастливыми? На вопросы создатели сериала, конечно, не отвечают, стимулируя зрителя к самостоятельным поискам. Обходя белые пятна, оставленные, очевидно, под третий сезон, попробуем вслед за героями пройти к Водопаду Скорби, чтобы отыскать кое-какие ключи.
Из первого сезона мы помним, что к разделению прибегают люди, которых затапливают непереносимые чувства. В поисках «обезболивающего» они оказываются на пороге Lumon, где их Интрам обещают счастье в обмен на 8-часовой рабочий день. Приходя на работу, измученный страданиями человек снимает с себя не только наручные часы, но и память о событиях прошлого. Вот уж поистине груз с плеч. Правда, со временем заместившая его Интра накапливает собственный опыт, обрастает чувствами и воспоминаниями, обретает субъектность, проще говоря. И теперь поди разбери, кто из них настоящий.
Что в итоге делает нас нами: запомненное или пережитое? Экстра и Интра делят на двоих одно тело, с которым происходят разные события, но пока они не помнят о произошедшем, этот опыт остаётся чуждым. Вот почему Хелли Р. требует своих воспоминаний, она пишет свою историю. И всё же на каком-то уровне тело знает о пережитом. Джемма чувствует боль в руке и челюсти — следы, по которым можно простроить неизвестные маршруты.
К отношениям с телом восходит и вопрос происхождения: приходятся ли Экстры, создающие Интр из собственной плоти, им родителями? По крайней мере, Хелли Р., как настоящий подросток, выражает бурное негодование, что Экстра одевает её «как ребёнка», а Марк в диалоге со своим Интрой очень уж напоминает раздражённого отца, у которого не хватает терпения объяснять сыну очевидные вещи. В том же отеческом тоне написано и послание Дилана своему Интре. Подобно тому, как нарциссическое слияние мешает некоторым родителям разглядеть в своих детях отдельных личностей, Экстрам по той же причине сложно понять, что интересы Интр могут идти в разрез с их собственными.
О не до конца разорванной связи между Интрой и Экстрой свидетельствует и сохранная речь Интры. Если бы прошлое и вправду перестало существовать, то слова больше ничего не значили бы, язык пришлось бы изобретать заново. В Lumon, кстати, за речью тщательно следят: стремясь к тотальному упрощению, Милчека заставляют отказаться от использования «заумных» слов в пользу односложных. Картины и книги, которые появляются в офисе, нарочито вульгарны — повышение культурного уровня недопустимо для Интр, чья главная задача — работать, не задавая лишних вопросов.
За благородной целью избавить человечество от боли в Lumon скрывается жажда наживы и безграничной власти — управлять бесчувственным существом также просто, как управлять роботом. А уж сколько людей с удовольствием заплатило бы за подобную «анестезию».
Идеальный план даёт сбой там, где в дело вступают чувства. Даже разделившись на 24 части Джемма протягивает руку тому, кого узнаёт, а Марк С. борется за свою любовь также отчаянно, как и его Экстра. Посреди стерильных коридоров в вечном рабочем дне люди также радуются, грустят, злятся и боятся. Эмоции, на которых построена вся система управления Lumon, — её же ахиллесова пята.
Чем крепче сжимаешь чью-то руку, тем глубже входит в тебя Другой. Чем сильнее любил, тем больнее расставаться. Поэтому сколько чипов в голову не вшивай, живому человеку Водопад Скорби ни за что не обойти.
Пылкий любовник, ненасытный младенец или одержимый преследователь?
Вампир Носферату в версии Роберта Эггерса встаёт из могилы, чтобы пересечь море и спасти свою невесту от одиночества.
Бледный как труп готический ремейк экспрессионистского фильма Мурнау исследует судьбу женской сексуальности в мире тугих корсетов и грубых верёвок. Как подавленные желания превращаются в болезнь, почему прошлое пахнет сиренью и можно ли испытать оргазм от поцелуя в сердце, рассказываем здесь.
#cinemagraphie_review
Вампир Носферату в версии Роберта Эггерса встаёт из могилы, чтобы пересечь море и спасти свою невесту от одиночества.
Бледный как труп готический ремейк экспрессионистского фильма Мурнау исследует судьбу женской сексуальности в мире тугих корсетов и грубых верёвок. Как подавленные желания превращаются в болезнь, почему прошлое пахнет сиренью и можно ли испытать оргазм от поцелуя в сердце, рассказываем здесь.
#cinemagraphie_review
Telegraph
«Носферату»: (не)мёртвая любовь
By Cinemagraphie Затёртая видеокассета с некачественной копией «Носферату» Фридриха Вильгельма Мурнау попала в руки Роберту Эггерсу, когда ему было девять лет. Тьма, льющаяся с экрана, позволяла разглядеть лишь силуэты, а дефекты изображения придавали культовому…