Предисловие к первому выпуску альманаха-огня (альманаха/огня) главной редакторки и со-основательницы проекта Екатерины Захаркив на русском и английском языках на нашем сайте:
Музыка и поэзия – это со-грезящие, которые предлагают нам присоединиться к их сну. Здесь мы будем вместе жечь книги. Жечь дисциплинарное попечительство над искусством, институциональное знание, предавать огню организацию культурного мышления, академическую интерпретацию, авторитетное мнение, соберемся у костра воспламененных томов метаязыка.
[...]
Возможные миры, вызванные из потайного закулисья, влияют на степени и модусы колебания реальности и позволяют исследовать ее альтернативность. Эти миры, эти сны: что мы есть, когда мы больше не мы сами? Художники собственных угасающих следов, слушатели безостановочных метаморфоз друг друга. Тот смысл, та чувственность.
http://fajro.abc-group.ru/KatyaZakharkiv.html
Музыка и поэзия – это со-грезящие, которые предлагают нам присоединиться к их сну. Здесь мы будем вместе жечь книги. Жечь дисциплинарное попечительство над искусством, институциональное знание, предавать огню организацию культурного мышления, академическую интерпретацию, авторитетное мнение, соберемся у костра воспламененных томов метаязыка.
[...]
Возможные миры, вызванные из потайного закулисья, влияют на степени и модусы колебания реальности и позволяют исследовать ее альтернативность. Эти миры, эти сны: что мы есть, когда мы больше не мы сами? Художники собственных угасающих следов, слушатели безостановочных метаморфоз друг друга. Тот смысл, та чувственность.
http://fajro.abc-group.ru/KatyaZakharkiv.html
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Видеооткрытка от Фёдора Гладилина ⚡️
В подкасте Марьяны Савченко «Хроники изоляции» звучит стихотворение о пандемии китайской поэтессы Си Ва. Текст читает Лена Килина. Перевод выполнен Елизаветой Абушиновой. Услышать стихи можно на 02:32:17.
Подкаст: http://fajro.online/MarianaSavchenko.html
Сегодня мы делимся текстом Си Ва, а если хотите почитать больше Лизиных переводов, то обязательно подписывайтесь на ее канал: https://www.tg-me.com/odinkalmikidvakitaya
СЛОЖЕННЫЕ В БУДДИЙСКОЙ МОЛИТВЕ РУКИ ПОХОЖИ НА НАДГРОБИЯ В ДОЛГОЙ БЕССОННОЙ НОЧИ
этой ночью, где самовольничает вирус
системой названный распространителем слухов врач*
беззвучно ушел. в ночи закрыты
люди. всё складывающиеся в буддийской молитве руки
похожи на стоящие в пустоте ночного неба скорбные надгробия
этот нам незнакомый, но такой знакомый врач
лечил катаракты, глаукомы и странные болезни глаз
что было его ремеслом, а эта имеющая
катаракты, глаукомы и странные болезни глаз система
заставила его бросить скальпель, несправедливо обвиненным покинуть
в комнатах закрытых людей. сложенные в буддийской молитве руки
похожи на вертикальные на черной земле гневные надгробия
этот в полиции выслушивавший нотации, подписавшийся под протоколом «понял»
врач заставил нас от непонимания прийти к пониманию
и изнутри понимания издавать непонятные стоны
люди складывают руки в буддийской молитве, это похоже на стоящие между пониманием
и непониманием в долгой бессонной ночи надгробия
__
*речь в стихотворении идет о китайском враче по имени Ли Вэньлян, первым сообщившем о вспышке коронавируса в Китае
人们合十的手,像长夜不眠的墓碑 | 西娃
这个病毒肆意的夜晚
被体质命名为造谣者的医生
无声离开了。被关在夜里的
人们。纷纷合十的手
像竖在夜空中悲痛的墓碑
这个我们不熟悉,又很熟悉的医生
治愈白内障,青光眼和奇怪的眼疾
是他的手艺,而这个有着
白内障,青光眼和奇怪眼疾的体制
让他丢下了手术刀,冤屈地离开
关在屋子中的人们。合十的手
像竖在黑土地上愤怒的墓碑
这个在公安的训诫上,签上“明白”
的医生,让我们从不明白走向明白
又从明白里发出不明白的呻吟
人们合十的手,像竖立在明白与
不明白之间,长夜不眠的墓碑
Си Ва /西娃/ — авторка поколения 1970-х из Тибета, но живет в Пекине, занимается неодаосизмом. Удостоена многих премий, в 2010 вошла в десятку лучших сетевых поэтов, стихи переведены на немецкий, хинди, английский и японский.
Подкаст: http://fajro.online/MarianaSavchenko.html
Сегодня мы делимся текстом Си Ва, а если хотите почитать больше Лизиных переводов, то обязательно подписывайтесь на ее канал: https://www.tg-me.com/odinkalmikidvakitaya
СЛОЖЕННЫЕ В БУДДИЙСКОЙ МОЛИТВЕ РУКИ ПОХОЖИ НА НАДГРОБИЯ В ДОЛГОЙ БЕССОННОЙ НОЧИ
этой ночью, где самовольничает вирус
системой названный распространителем слухов врач*
беззвучно ушел. в ночи закрыты
люди. всё складывающиеся в буддийской молитве руки
похожи на стоящие в пустоте ночного неба скорбные надгробия
этот нам незнакомый, но такой знакомый врач
лечил катаракты, глаукомы и странные болезни глаз
что было его ремеслом, а эта имеющая
катаракты, глаукомы и странные болезни глаз система
заставила его бросить скальпель, несправедливо обвиненным покинуть
в комнатах закрытых людей. сложенные в буддийской молитве руки
похожи на вертикальные на черной земле гневные надгробия
этот в полиции выслушивавший нотации, подписавшийся под протоколом «понял»
врач заставил нас от непонимания прийти к пониманию
и изнутри понимания издавать непонятные стоны
люди складывают руки в буддийской молитве, это похоже на стоящие между пониманием
и непониманием в долгой бессонной ночи надгробия
__
*речь в стихотворении идет о китайском враче по имени Ли Вэньлян, первым сообщившем о вспышке коронавируса в Китае
人们合十的手,像长夜不眠的墓碑 | 西娃
这个病毒肆意的夜晚
被体质命名为造谣者的医生
无声离开了。被关在夜里的
人们。纷纷合十的手
像竖在夜空中悲痛的墓碑
这个我们不熟悉,又很熟悉的医生
治愈白内障,青光眼和奇怪的眼疾
是他的手艺,而这个有着
白内障,青光眼和奇怪眼疾的体制
让他丢下了手术刀,冤屈地离开
关在屋子中的人们。合十的手
像竖在黑土地上愤怒的墓碑
这个在公安的训诫上,签上“明白”
的医生,让我们从不明白走向明白
又从明白里发出不明白的呻吟
人们合十的手,像竖立在明白与
不明白之间,长夜不眠的墓碑
Си Ва /西娃/ — авторка поколения 1970-х из Тибета, но живет в Пекине, занимается неодаосизмом. Удостоена многих премий, в 2010 вошла в десятку лучших сетевых поэтов, стихи переведены на немецкий, хинди, английский и японский.
Музыкальная рубрика "Психоделические шезлонги облачного воскресенья" возвращается с новым альбомом техасского трио Khruangbin. https://khruangbin.bandcamp.com/album/mordechai
Khruangbin
Mordechai, by Khruangbin
10 track album
Делимся опубликованной в журнале НЛО в 2017 году статьей авторки центрального теоретического материла первого выпуска альманаха-огня Саломеи Фегелин. «Шум: Слушая чужое высказывание, очерчивающее неподвижный горизонт вокруг моих ног» – философское осмысление шума как звуковой крайности, отличающейся настойчивостью звучания и требующей непосредственного сопротивления. Шум, как и миры sonic fiction, балансирует между семиотикой и феноменологией: его означивание не закреплено значением, а структура выражения смысла связана с процессом его непосредственного переживания.
Шум не просто требует моего внимания, но буквально захватывает его, исключая все остальные возможности чувственного восприятия. В своей громкой или тихой настойчивости он действует, как обезболивающее. Однако речь идет не об отсутствии чувствительности, а об обостренной восприимчивости к звуку. Это, по выражению Мишеля Шиона, «сгусток ощущения», плотно прилегающий к телу. В шуме это я падаю из окна высотки на верх автомобиля. Я чувствую этот сгусток прямо под кожей. Тело звука придвинулось так близко, что стало моим телом: шум обитает во мне. Словно бы властью чуждых сил шум захватывает меня, и я становлюсь для самой себя зеркалом его настойчивости.
Это тесное взаимодействие говорит в пользу одинокой модели восприятия звука, а невидимые шумные движения, которые делает один создающий шум танцор на рейве, подчеркивают хрупкость коммуникации.
[...]
Никто не смог бы услышать меня сейчас, как и я не могу слышать внешний мир. Это мой мир, живой мир моего шума, плотно прилегающий к телу. Я перенимаю его ритм и бегу, бегу. Подчиняясь его звукам, я устаю, меня даже клонит в сон. Возможно, именно так чувствуют себя люди, перед тем как их похищают инопланетяне. Это подготовка перед тем, как их световой луч унесет тебя. Это художественная попытка вырезать меня из общей глины человечества и дать мне самостоятельное существование, готовое ко взлету. На подготовку уходит час. Она длится, и мое самосознание медленно распрямляется, превращаясь в шум.
Шум не просто требует моего внимания, но буквально захватывает его, исключая все остальные возможности чувственного восприятия. В своей громкой или тихой настойчивости он действует, как обезболивающее. Однако речь идет не об отсутствии чувствительности, а об обостренной восприимчивости к звуку. Это, по выражению Мишеля Шиона, «сгусток ощущения», плотно прилегающий к телу. В шуме это я падаю из окна высотки на верх автомобиля. Я чувствую этот сгусток прямо под кожей. Тело звука придвинулось так близко, что стало моим телом: шум обитает во мне. Словно бы властью чуждых сил шум захватывает меня, и я становлюсь для самой себя зеркалом его настойчивости.
Это тесное взаимодействие говорит в пользу одинокой модели восприятия звука, а невидимые шумные движения, которые делает один создающий шум танцор на рейве, подчеркивают хрупкость коммуникации.
[...]
Никто не смог бы услышать меня сейчас, как и я не могу слышать внешний мир. Это мой мир, живой мир моего шума, плотно прилегающий к телу. Я перенимаю его ритм и бегу, бегу. Подчиняясь его звукам, я устаю, меня даже клонит в сон. Возможно, именно так чувствуют себя люди, перед тем как их похищают инопланетяне. Это подготовка перед тем, как их световой луч унесет тебя. Это художественная попытка вырезать меня из общей глины человечества и дать мне самостоятельное существование, готовое ко взлету. На подготовку уходит час. Она длится, и мое самосознание медленно распрямляется, превращаясь в шум.
ОКТАВИО ПАС — ЧИТАЯ ДЖОНА КЕЙДЖА
Читать
и обратно:
музыка без измерений
звуки проходящие через обстоятельства.
в себе я их cлышу
проходящими вне
вне себя я их вижу
со мной проходящими
я — событие.
Музыка:
я слышу внутри то, что я вижу снаружи
я вижу внутри то, что я слышу снаружи
(Дюшан: Я не могу слышать себя слушающего.)
я — архитектура мгновенных звуков
в пространстве что распадается.
(Все с чем мы встречаемся имеет отношение к делу.)
Музыка
изобретает тишину,
архитектура
изобретает пространство.
Лаборатории воздуха.
Тишина
пространство музыки:
запертое
пространство:
тишины нет
кроме как в пространстве ума.
Тишина это идея,
идея-фикс музыки.
Музыка — не идея:
это движение,
звуки на прогулке по тишине.
(Ни один звук не боится тишины
которая его гасит.)
Тишина это музыка,
музыка это не тишина
Нирвана это Сансара
Сансара это не Нирвана
Знание это незнание:
восстановление невежества,
знание знания.
Это не то же самое,
слышать послеполуденные шаги
среди домов и деревьев
и
созерцая эту самую послеполуденность
среди тех же домов и деревьев сейчас
после чтения
Тишина:
Нирвана это Сансара,
тишина это музыка.
(Пусть жизнь затемняет
разницу между искусством и жизнью.)
Музыка это не тишина:
это не говорение того,
что говорит тишина,
это говорение того,
что она не говорит.
У тишины нет значения,
у значения нет тишины
Не услышанной
музыка скользит между тем и другим
(Любое что-то — эхо ничто.)
В тишине моей комнаты
шорох моего тела:
неслышимо.
Однажды я услышу его мысли.
Послеполуденность замерла:
и все же — она продолжается.
Мое тело слышит тело моей жены
(гибкая нить звука)
и отвечает:
это называется музыка.
Музыка реальна,
тишина — это идея.
Джон Кейдж — японец
и не идея:
он солнце на снегу.
Cолнце и снег - не одно и тоже:
Cолнце это снег и снег это снег
или
солнце это не снег и снег это не снег
или
Джон Кейдж — не американец
(CША намерены сохранять Свободный Мир свободным
США намерены)
или
Джон Кейдж американец
(и США может стать
просто еще одной частью мира
ни больше, ни меньше)
Cнег это не солнце,
музыка это не тишина
cолнце это снег,
тишина это музыка.
(Ситуация должна быть Да-и-Нет
не или-или)
Между тишиной и музыкой,
искусством и жизнью
cнегом и солнцем,
есть человек
этот человек — Джон Кейдж
(преданный этому промежуточному ничто)
Он предупреждает:
не снегом, не солнцем
словом
что
не является тишиной
Через год после понедельника вы услышите об этом.
Читать
и обратно:
музыка без измерений
звуки проходящие через обстоятельства.
в себе я их cлышу
проходящими вне
вне себя я их вижу
со мной проходящими
я — событие.
Музыка:
я слышу внутри то, что я вижу снаружи
я вижу внутри то, что я слышу снаружи
(Дюшан: Я не могу слышать себя слушающего.)
я — архитектура мгновенных звуков
в пространстве что распадается.
(Все с чем мы встречаемся имеет отношение к делу.)
Музыка
изобретает тишину,
архитектура
изобретает пространство.
Лаборатории воздуха.
Тишина
пространство музыки:
запертое
пространство:
тишины нет
кроме как в пространстве ума.
Тишина это идея,
идея-фикс музыки.
Музыка — не идея:
это движение,
звуки на прогулке по тишине.
(Ни один звук не боится тишины
которая его гасит.)
Тишина это музыка,
музыка это не тишина
Нирвана это Сансара
Сансара это не Нирвана
Знание это незнание:
восстановление невежества,
знание знания.
Это не то же самое,
слышать послеполуденные шаги
среди домов и деревьев
и
созерцая эту самую послеполуденность
среди тех же домов и деревьев сейчас
после чтения
Тишина:
Нирвана это Сансара,
тишина это музыка.
(Пусть жизнь затемняет
разницу между искусством и жизнью.)
Музыка это не тишина:
это не говорение того,
что говорит тишина,
это говорение того,
что она не говорит.
У тишины нет значения,
у значения нет тишины
Не услышанной
музыка скользит между тем и другим
(Любое что-то — эхо ничто.)
В тишине моей комнаты
шорох моего тела:
неслышимо.
Однажды я услышу его мысли.
Послеполуденность замерла:
и все же — она продолжается.
Мое тело слышит тело моей жены
(гибкая нить звука)
и отвечает:
это называется музыка.
Музыка реальна,
тишина — это идея.
Джон Кейдж — японец
и не идея:
он солнце на снегу.
Cолнце и снег - не одно и тоже:
Cолнце это снег и снег это снег
или
солнце это не снег и снег это не снег
или
Джон Кейдж — не американец
(CША намерены сохранять Свободный Мир свободным
США намерены)
или
Джон Кейдж американец
(и США может стать
просто еще одной частью мира
ни больше, ни меньше)
Cнег это не солнце,
музыка это не тишина
cолнце это снег,
тишина это музыка.
(Ситуация должна быть Да-и-Нет
не или-или)
Между тишиной и музыкой,
искусством и жизнью
cнегом и солнцем,
есть человек
этот человек — Джон Кейдж
(преданный этому промежуточному ничто)
Он предупреждает:
не снегом, не солнцем
словом
что
не является тишиной
Через год после понедельника вы услышите об этом.
Недавно в @f_writing была опубликована подборка Инны Краснопер в аудио- и текстовом форматах. Ее же мультимедийная работа ожидается в догорающем выпуске альманаха-огня.
Политика тления обусловлена характером стихии огня: процесс горения во многом самопроизволен и не может полностью контролироваться редакторами. Помимо публикации-перформанса Инны Краснопер в первом номере мы прогнозируем премьеру сингла-коллаборации известных музыкантов (из России и Англии), а еще трека с элементами полевых записей речи пожарных от группы саунд-художников. Отметим, что вероятность непредвиденных зон возгорания по-прежнему велика.
🔥🔥🔥
Из предисловия Екатерины Захаркив к подборке Инны Краснопер На месте той:
[...] раскрепощенный звук в поэзии Краснопер выводит семантику в особую коллаборационную структуру, в которой слова и темы, ими намеченные, не растворяются в собственном произнесении как процедуре, но, скорее, мерцают в горизонтальном ритме: едва завладев вниманием, одна составляющая (смысл) уступает место другому элементу (звук) — и обратно — можно сказать, что они перетекают друг в друга [...]. Так, поэтическая материя выступает здесь перформативно, хотя перформативность понимается специфически: в качестве актов мерного перехода возможностей, которые необходимо выслушать, чтобы услышать сложное множество происходящего. https://syg.ma/@ekaterina-zakharkiv/inna-krasnopier
Политика тления обусловлена характером стихии огня: процесс горения во многом самопроизволен и не может полностью контролироваться редакторами. Помимо публикации-перформанса Инны Краснопер в первом номере мы прогнозируем премьеру сингла-коллаборации известных музыкантов (из России и Англии), а еще трека с элементами полевых записей речи пожарных от группы саунд-художников. Отметим, что вероятность непредвиденных зон возгорания по-прежнему велика.
🔥🔥🔥
Из предисловия Екатерины Захаркив к подборке Инны Краснопер На месте той:
[...] раскрепощенный звук в поэзии Краснопер выводит семантику в особую коллаборационную структуру, в которой слова и темы, ими намеченные, не растворяются в собственном произнесении как процедуре, но, скорее, мерцают в горизонтальном ритме: едва завладев вниманием, одна составляющая (смысл) уступает место другому элементу (звук) — и обратно — можно сказать, что они перетекают друг в друга [...]. Так, поэтическая материя выступает здесь перформативно, хотя перформативность понимается специфически: в качестве актов мерного перехода возможностей, которые необходимо выслушать, чтобы услышать сложное множество происходящего. https://syg.ma/@ekaterina-zakharkiv/inna-krasnopier
syg.ma
Инна Краснопер. На месте той
Новые стихи берлинской художницы и поэтессы Инны Краснопер
Рубрика Психоделические шезлонги абстрактного воскресенья на этот раз знакомит вас с новым альбомом лос-анджелесского художника и музыканта Лайонела Вильямса
Публикуем фрагмент перформанса "МАЛО", созданного Андреем Черкасовым, Сашей Елиной и Кириллом Широковым. Из авторской аннотации: "Отправная точка перформанса "МАЛО" — наверное, одна из самых известных конструктивистских книг, сборник «Для голоса», созданный в 1923 году поэтом Владимиром Маяковским и художником Эль Лисицким. Книга была сделана специально для чтецов-декламаторов, выступающих со стихами Маяковского по всей стране.
Почти век спустя мы возвращаемся к ней в качестве не только исполнителей, но и соавторов — в частности с помощью поэтической техники блэкаута. Блэкаут — это активное взаимодействие с текстом (любым, не обязательно поэтическим) с помощью чёрного маркера."
Культурный центр ЗИЛ, 23.05.2018
Видео — Петр Ладен
Почти век спустя мы возвращаемся к ней в качестве не только исполнителей, но и соавторов — в частности с помощью поэтической техники блэкаута. Блэкаут — это активное взаимодействие с текстом (любым, не обязательно поэтическим) с помощью чёрного маркера."
Культурный центр ЗИЛ, 23.05.2018
Видео — Петр Ладен
В рубрике «Психоделические баррикады пасмурного воскресенья» сегодня альбом американского электронного музыканта Topdown Dialectic Vol.2. Эхо высокотехнологичных миражей, под которое можно станцевать фристайл в заброшенных офисных и галерейных пространствах.
Рубрика «Кресло-качалка далекого воскресенья» возвращается с 2 альбомами шведского гитариста Jon Collin. «Sky writings» - кассета, вышедшая на Winebox Press в 2008 году. «From a petrified forest» уже в 2019 на Garden Portal. Идеальный саундтрек, чтобы медленно впадать в забвение на затерянной даче, вдыхая аромат теофанических зарослей и изредка переговариваясь с призраками Джона Фэи и Мориса Бланшо. https://joncollin.bandcamp.com/album/sky-writings
Jon Collin
Sky Writings, by Jon Collin
7 track album
Я называю стихом то, что учит сердце, то, что обнаруживает сердце, наконец, то, что слово сердце по-видимому означает и что в моем языке я с трудом отличаю от слова сердце (цит. по переводу Михаила Маяцкого).
У Жака Деррида есть небольшое эссе – Che cos’e` la poesia? (Что такое поэзия? – итал.) – в котором предпринимается попытка определить поэтическое через воплощенную идиому сердца: поэтическое может быть тем, что хочется выучить, но от кого-то другого и благодаря кому-то другому – под его диктовку, сердцем/наизусть (to learn by heart, apprendre par cœur).
При этом Деррида допускает по крайней мере два несовместимых значения заучивания наизусть. Стихотворение – это то, что можно затвердить механически, и это то, что можно сделать внутренним и синхронизировать с биением сердца. Механическое и аффективное или даже сакральное либо позволены в связке, либо подразумеваются как единое целое. Интересно то, что стихотворение особенно акцентируется в качестве визуального, прямо перед вашими глазами, умоляющего посмотри на меня, будучи звуковой дорожкой, а не звуком как таковым. Как если бы диктант был бы лишь записью, графической фиксацией с призрачными эффектом траурного бодрствования (Eсли я ответ, то продиктованный, произноси(т) поэзия/ю, учи меня наизусть, переписывай, берегись и береги меня, разглядывай меня, продиктованную: звуковую дорожку, wake, световую бороздку, фотографию траурного праздника).
Как это ни странно, отношение поэтического к музыкальному не рассматривается напрямую. Эту загадку можно разрешить на примере сотрудничества Деррида с архитектором Питером Айзенманом над Хоральным произведением, когда Айзенман почувствовал разочарование, обнаружив, что подход Деррида тяготеет скорее к письму и визуальному, чем к музыке и невербальному. Ответ Деррида:
Я воспринимаю себя как пишущий в дискурсивной форме, аналогичной архитектуре, о которой я мечтаю, архитектуре, которая была репрессирована и запрещена. Как я могу описывать эту архитектуру, о которой я знаю, но которую еще не знаю? По крайней мере, я могу сказать, что здесь архитектура и музыка совпадают. Вот почему я был особенно счастлив, что Питер и я стали работать вместе под знаком "хорального произведения" и, кроме того, он согласился с тем, чтобы лира, музыкальный инструмент, выступила в качестве его символа (Jacques Derrida and Peter Eisenman, Choral Works, 1997).
В своем эссе Деррида представляет стихотворение в виде ежа, свернутого в клубок, максимально открытого и выходящего за пределы самого себя, и в то же время – защищающегося и скрытного. Загадочный, очень скромный зверек, близкий к земле. Так, стихотворение – это то, что скрывает свое существо. Оно ощетинивается от возможности того, что на него посмотрят. Со стороны оно выглядит как мученик, в которого вонзаются копья со всех сторон, и как тот, кто отвлекает внимание от самого себя, рассеивая штрихи и векторы во всех направлениях прочь от своего существования, находящегося под угрозой. Деррида помещает стихотворение-ежика на автостраду. Он хочет показать это движение: земля, откуда мы пришли, и земля, к которой мы устремились. Это не прогулка по тропе или тротуару так же, как и не просто блуждание. Это обязательно опасное перемещение по проезжей части: Стих может катиться клубком, но и это для того, чтобы повернуть наружу свои остренькие знаки. Конечно, он может размышлять над языком или говорить поэтично, но он никогда не соотносится сам с собой, он не едет сам, как те несущие смерть моторы. Eго событие всегда прерывает или опрокидывает абсолютное знание, бытие прямо у себя в автотелии. Этот "демон сердца" никогда не бывает собранным, он, скорее, теряется (бред или мания), он подставляется случаю, он предпочитает быть раздавленным тем, что находит на него.
У Жака Деррида есть небольшое эссе – Che cos’e` la poesia? (Что такое поэзия? – итал.) – в котором предпринимается попытка определить поэтическое через воплощенную идиому сердца: поэтическое может быть тем, что хочется выучить, но от кого-то другого и благодаря кому-то другому – под его диктовку, сердцем/наизусть (to learn by heart, apprendre par cœur).
При этом Деррида допускает по крайней мере два несовместимых значения заучивания наизусть. Стихотворение – это то, что можно затвердить механически, и это то, что можно сделать внутренним и синхронизировать с биением сердца. Механическое и аффективное или даже сакральное либо позволены в связке, либо подразумеваются как единое целое. Интересно то, что стихотворение особенно акцентируется в качестве визуального, прямо перед вашими глазами, умоляющего посмотри на меня, будучи звуковой дорожкой, а не звуком как таковым. Как если бы диктант был бы лишь записью, графической фиксацией с призрачными эффектом траурного бодрствования (Eсли я ответ, то продиктованный, произноси(т) поэзия/ю, учи меня наизусть, переписывай, берегись и береги меня, разглядывай меня, продиктованную: звуковую дорожку, wake, световую бороздку, фотографию траурного праздника).
Как это ни странно, отношение поэтического к музыкальному не рассматривается напрямую. Эту загадку можно разрешить на примере сотрудничества Деррида с архитектором Питером Айзенманом над Хоральным произведением, когда Айзенман почувствовал разочарование, обнаружив, что подход Деррида тяготеет скорее к письму и визуальному, чем к музыке и невербальному. Ответ Деррида:
Я воспринимаю себя как пишущий в дискурсивной форме, аналогичной архитектуре, о которой я мечтаю, архитектуре, которая была репрессирована и запрещена. Как я могу описывать эту архитектуру, о которой я знаю, но которую еще не знаю? По крайней мере, я могу сказать, что здесь архитектура и музыка совпадают. Вот почему я был особенно счастлив, что Питер и я стали работать вместе под знаком "хорального произведения" и, кроме того, он согласился с тем, чтобы лира, музыкальный инструмент, выступила в качестве его символа (Jacques Derrida and Peter Eisenman, Choral Works, 1997).
В своем эссе Деррида представляет стихотворение в виде ежа, свернутого в клубок, максимально открытого и выходящего за пределы самого себя, и в то же время – защищающегося и скрытного. Загадочный, очень скромный зверек, близкий к земле. Так, стихотворение – это то, что скрывает свое существо. Оно ощетинивается от возможности того, что на него посмотрят. Со стороны оно выглядит как мученик, в которого вонзаются копья со всех сторон, и как тот, кто отвлекает внимание от самого себя, рассеивая штрихи и векторы во всех направлениях прочь от своего существования, находящегося под угрозой. Деррида помещает стихотворение-ежика на автостраду. Он хочет показать это движение: земля, откуда мы пришли, и земля, к которой мы устремились. Это не прогулка по тропе или тротуару так же, как и не просто блуждание. Это обязательно опасное перемещение по проезжей части: Стих может катиться клубком, но и это для того, чтобы повернуть наружу свои остренькие знаки. Конечно, он может размышлять над языком или говорить поэтично, но он никогда не соотносится сам с собой, он не едет сам, как те несущие смерть моторы. Eго событие всегда прерывает или опрокидывает абсолютное знание, бытие прямо у себя в автотелии. Этот "демон сердца" никогда не бывает собранным, он, скорее, теряется (бред или мания), он подставляется случаю, он предпочитает быть раздавленным тем, что находит на него.
Итак, убережется ли стихотворение-ежик и каким образом? Произнесение – это спасение или гибель? Выживет ли он как след, как гусеница, которую переехал случайный джип; выживет ли он в сжатом виде? Это виртуальный ежик, мультяшный ежик: шлеп! Или ему удастся этого избежать? Выживет ли он, потому что он следует от сердца к сердцу без какого-либо посредничества, ведь любые промежуточные ступеньки или подъемные мосты разрушаются, стоит их пересечь? Вроде отброшенной лестницы Витгенштейна? Деррида говорит о стихотворении в обоих отношениях – как о видимых следах и как о чем-то отступающем (то, что одновременно подставляется смерти и уберегает себя). Комбинация бытия и небытия, эта потенциальность и позволяет сердцу бить в своем носителе, точнее, бить своего носителя: полностью обращенного в слух.
В рубрике «Воскресная иголка в пламенеющем стоге сена» две нелегкие кавер версии на легендарную песню Эллиотта Смита Needle in the hay