скриншоты из воспоминаний 11 ноября когдатошних годов.
мое любимое данечкино сочинение - "будущая падаль наслаждалась жизнью". это 2015, данечке было двенадцать, и это одно из немногих сочинений, простите, татьяна александровна, написаных - одно н или два? - им лично от души, за многие остальные и пятерки с пометкой "маме", мне до сих пор неловко.
в 2014 готовились к новому году, как могли.
в 2021 после ковида я прорвалась к мамульку и бусяну. и тогда казалось, все страшное закончилось, дальше только счастливое.
а сегодня вот так. говорят, на нас идут циклон и ливни, привет, циклон и ливни, у нас запас сардинок и вина, костик вымыл наши огромные окна - в обвязке, ужасая соседей, ужасавших нас фейерверками и тремя днями свадьбы под окнами, знали бы вы албанские свадьбы, пусть лучше ливень.
и потом вспомнить, что было 11 никогдабря дветысячиникогдачетвертого
мое любимое данечкино сочинение - "будущая падаль наслаждалась жизнью". это 2015, данечке было двенадцать, и это одно из немногих сочинений, простите, татьяна александровна, написаных - одно н или два? - им лично от души, за многие остальные и пятерки с пометкой "маме", мне до сих пор неловко.
в 2014 готовились к новому году, как могли.
в 2021 после ковида я прорвалась к мамульку и бусяну. и тогда казалось, все страшное закончилось, дальше только счастливое.
а сегодня вот так. говорят, на нас идут циклон и ливни, привет, циклон и ливни, у нас запас сардинок и вина, костик вымыл наши огромные окна - в обвязке, ужасая соседей, ужасавших нас фейерверками и тремя днями свадьбы под окнами, знали бы вы албанские свадьбы, пусть лучше ливень.
и потом вспомнить, что было 11 никогдабря дветысячиникогдачетвертого
два года назад мы приехали во влёрочку, напомнил мне сегодня календарь. нигде никак не укладываются эти два года - мгновенные и бесконечные.
я только научилась говорить про здесь - дом, домой, скучаю по дому. ладно, через месяц здесь я начинаю скучать по дому в израиле, по дорогам, по чему-то, что не влёрочка, но всё равно - это первый за наши с костиком почти тридцать лет вместе собственный личный дом. страшненький немножко, с обманным не доделанным ремонтом, с камнерезкой внизу, петухами и собаками, с ледяной сейчас кухней на балконе, но дом же.
нам уже улыбаются соседи, у нас тут друзья, продавщица из магазина «всего по чуть-чуть» говорит каждый день - здравствуй, мальчик и девочка, и хохочет, там своя история. мы тут столько уже пережили хорошего и стрёмного, к нам приезжали любимые люди из эстонии, москвы, кишинёва, минска и израиля. мы полгода учим албанский, и костик щебечет так, что местный житель, конечно, ржёт, но ржёт доброжелательно, а меня спрашивают, как я вышла замуж за косовара.
мы вполне обалбанились и прижились. и всё равно это так странно.
и так обидно, что закончились слова - ну да, я же обещала писать весь ноябрь, но ноябрь схлопнулся, а мы и не заметили.
пусть будет каждодневный декабрь, попробую ещё раз.
а пока пусть будет морская звезда. прошлой осенью друг женя и подруга женька нашли по звезде на уй фтохт, холодной нашей воде, и увезли по домам. а мне никак не попадалась. позавчера нашла. пусть будет на счастье нам и всем.
и ещё два спасибо дорогим людям за помощь и поддержку, пааво, света, спасибо, без вас бы этого ничего не получилось.
я только научилась говорить про здесь - дом, домой, скучаю по дому. ладно, через месяц здесь я начинаю скучать по дому в израиле, по дорогам, по чему-то, что не влёрочка, но всё равно - это первый за наши с костиком почти тридцать лет вместе собственный личный дом. страшненький немножко, с обманным не доделанным ремонтом, с камнерезкой внизу, петухами и собаками, с ледяной сейчас кухней на балконе, но дом же.
нам уже улыбаются соседи, у нас тут друзья, продавщица из магазина «всего по чуть-чуть» говорит каждый день - здравствуй, мальчик и девочка, и хохочет, там своя история. мы тут столько уже пережили хорошего и стрёмного, к нам приезжали любимые люди из эстонии, москвы, кишинёва, минска и израиля. мы полгода учим албанский, и костик щебечет так, что местный житель, конечно, ржёт, но ржёт доброжелательно, а меня спрашивают, как я вышла замуж за косовара.
мы вполне обалбанились и прижились. и всё равно это так странно.
и так обидно, что закончились слова - ну да, я же обещала писать весь ноябрь, но ноябрь схлопнулся, а мы и не заметили.
пусть будет каждодневный декабрь, попробую ещё раз.
а пока пусть будет морская звезда. прошлой осенью друг женя и подруга женька нашли по звезде на уй фтохт, холодной нашей воде, и увезли по домам. а мне никак не попадалась. позавчера нашла. пусть будет на счастье нам и всем.
и ещё два спасибо дорогим людям за помощь и поддержку, пааво, света, спасибо, без вас бы этого ничего не получилось.
три дня за один.
главное, к чему тут надо привыкнуть - албанцы никогда не откладывают на завтра то, что можно сделать через неделю. аваш-аваш (медленно), оно же нгадаль (очень медленно), оно же «у нас сиеста, мы отдыхаем». зачем сиеста в плюс пятнадцать и дождь? потому что кофе, раки, бурек и посидеть - святое.
в марте итальянцы отказали нам в визе. ладно, это был наш косяк, мы не прочитали где-то на задворках сайта мелким шрифтом, что на визу нельзя подаваться, если до окончания внж меньше трех месяцев. но деньги и документы взяли. но отказали. с формулировкой - недостоверные сведения о цели пребывания.
летом на визу мы податься не успели - сначала два месяца ждали одобрения продления внж. потом месяц ждали пластиковые карточки внж (аваш-аваш). потом улетели в израиль. вернулись с надеждой податься к грекам. три последних довоенных шенгена у нас были греческие, длинные, прекрасные и откатанные в греции с любовью.
три недели мы собирали документы, пытались скачать анкету, записаться в греческое консульство - греческое консульство молчало. и вдруг написало - приезжайте в 10.30 в понедельник, 4 декабря, с оплаченным визовым сбором. написало за полчаса до закрытия единственного банка, в котором сбор можно оплатить. костик прибежал в банк за пять минут до закрытия. но там уже все ушли. потом были два праздничных дня - день флага и день освобождения от итальянско-фашистских захватчиков (итальянцев здесь очень любят и их много), суббота и воскресенье, когда никто не работал, понедельник, который был не четвертое декабря, а второе, но греческое консульство снова молчало, и мы на всякий случай поехали в тирану с папочками документов. до тираны 150 километров. через полчаса стояния в очереди пришло письмо - сорян, вам таки в среду надо.
мы приехали в среду, отстояли в очереди. ответили на вопросы, почему мы живем в албании, а не в россии. потому что мы не хотим жить в стране, напавшей на другую страну, сказали мы хором. потому что мы против войны. у нас теперь тут дом. вот бумажка на дом. и внж, вот внж. и друзья в греции, по которым мы очень скучаем, вот приглашение от друзей.
документы у нас не взяли. в обратных билетах нашли ошибку - и да, это снова наш косяк, там вместо 25 года возвращения стоит 24, а мы такие потерянты, что год и не посмотрели, что там год, тут в днях недели роешься, как тревожная белка в траве - где орешек, был же орешек, вроде только что закопала, а где закопала, а что закопала, какой орешек.
еще им не понравилась банковская выписка и переводы из других стран. как объяснить, что кому-то нужны рубли, а нам евро, и что мы так меняем рубли на евро. у вас перевод на две тысячи? предоставьте контракт. соберите все снова и пришлите, мы подумаем.
мы тоже подумали и пошли пить раки в ближайшее кафе. никого, желтые платаны, пустые столики, рыжий кот и очень хочется плакать.
пришла суровая женщина.
- англишт, испаништ, германишт?
- мирменджес, - сказали мы, - ду кафе дзе ду раки.
- вы говорите на албанском? - спросила женщина на албанском и закричала на албанском: - эй, тут двое хотят кофе и раки, и они говорят на албанском.
тут же пришли мужчина, еще женщина, серый кот, голубь, еще мужчина.
и мы минут десять рассказывали им на плохом албанском, что да, мы тут живем и нам нравится, а они хохотали и снова - как всегда тут, - пытались угадать, откуда мы. не угадали - и хорошо.
- кофе и раки утром - да вы настоящие албанцы, - сказала женщина.
голубь, коты и платаны не сказали ничего, а хозяин кафе взял с нас за все два евро. как со своих, наверное.
на обратной дороге в небе над дурресом облако сложилось в акулу. но пока я отрывала костика от тоски, акула стала ершом. а когда костик посмотрел в окно, там уже висела орущая пиранья.
я, как тувеянссоновский ондатр, во всем вижу знаки. не знаю, орущая пиранья - это хороший знак?
p.s. и заранее напишу, что очень благодарна за сочувствие. это не про пожалеть, это просто жизнь, она же орущая пиранья.
главное, к чему тут надо привыкнуть - албанцы никогда не откладывают на завтра то, что можно сделать через неделю. аваш-аваш (медленно), оно же нгадаль (очень медленно), оно же «у нас сиеста, мы отдыхаем». зачем сиеста в плюс пятнадцать и дождь? потому что кофе, раки, бурек и посидеть - святое.
в марте итальянцы отказали нам в визе. ладно, это был наш косяк, мы не прочитали где-то на задворках сайта мелким шрифтом, что на визу нельзя подаваться, если до окончания внж меньше трех месяцев. но деньги и документы взяли. но отказали. с формулировкой - недостоверные сведения о цели пребывания.
летом на визу мы податься не успели - сначала два месяца ждали одобрения продления внж. потом месяц ждали пластиковые карточки внж (аваш-аваш). потом улетели в израиль. вернулись с надеждой податься к грекам. три последних довоенных шенгена у нас были греческие, длинные, прекрасные и откатанные в греции с любовью.
три недели мы собирали документы, пытались скачать анкету, записаться в греческое консульство - греческое консульство молчало. и вдруг написало - приезжайте в 10.30 в понедельник, 4 декабря, с оплаченным визовым сбором. написало за полчаса до закрытия единственного банка, в котором сбор можно оплатить. костик прибежал в банк за пять минут до закрытия. но там уже все ушли. потом были два праздничных дня - день флага и день освобождения от итальянско-фашистских захватчиков (итальянцев здесь очень любят и их много), суббота и воскресенье, когда никто не работал, понедельник, который был не четвертое декабря, а второе, но греческое консульство снова молчало, и мы на всякий случай поехали в тирану с папочками документов. до тираны 150 километров. через полчаса стояния в очереди пришло письмо - сорян, вам таки в среду надо.
мы приехали в среду, отстояли в очереди. ответили на вопросы, почему мы живем в албании, а не в россии. потому что мы не хотим жить в стране, напавшей на другую страну, сказали мы хором. потому что мы против войны. у нас теперь тут дом. вот бумажка на дом. и внж, вот внж. и друзья в греции, по которым мы очень скучаем, вот приглашение от друзей.
документы у нас не взяли. в обратных билетах нашли ошибку - и да, это снова наш косяк, там вместо 25 года возвращения стоит 24, а мы такие потерянты, что год и не посмотрели, что там год, тут в днях недели роешься, как тревожная белка в траве - где орешек, был же орешек, вроде только что закопала, а где закопала, а что закопала, какой орешек.
еще им не понравилась банковская выписка и переводы из других стран. как объяснить, что кому-то нужны рубли, а нам евро, и что мы так меняем рубли на евро. у вас перевод на две тысячи? предоставьте контракт. соберите все снова и пришлите, мы подумаем.
мы тоже подумали и пошли пить раки в ближайшее кафе. никого, желтые платаны, пустые столики, рыжий кот и очень хочется плакать.
пришла суровая женщина.
- англишт, испаништ, германишт?
- мирменджес, - сказали мы, - ду кафе дзе ду раки.
- вы говорите на албанском? - спросила женщина на албанском и закричала на албанском: - эй, тут двое хотят кофе и раки, и они говорят на албанском.
тут же пришли мужчина, еще женщина, серый кот, голубь, еще мужчина.
и мы минут десять рассказывали им на плохом албанском, что да, мы тут живем и нам нравится, а они хохотали и снова - как всегда тут, - пытались угадать, откуда мы. не угадали - и хорошо.
- кофе и раки утром - да вы настоящие албанцы, - сказала женщина.
голубь, коты и платаны не сказали ничего, а хозяин кафе взял с нас за все два евро. как со своих, наверное.
на обратной дороге в небе над дурресом облако сложилось в акулу. но пока я отрывала костика от тоски, акула стала ершом. а когда костик посмотрел в окно, там уже висела орущая пиранья.
я, как тувеянссоновский ондатр, во всем вижу знаки. не знаю, орущая пиранья - это хороший знак?
p.s. и заранее напишу, что очень благодарна за сочувствие. это не про пожалеть, это просто жизнь, она же орущая пиранья.
албанская зима - это жёлтые платаны, рыжие мандарины во дворах, жжёная кукуруза на мангалах, запах дыма, дожди, дожди, косые, мелкие, огромные, горизонтальные, когда стёкла надуваются ветром, как паруса, молнии во всё небо, пустые мокрые улицы, серое море, плащи и шляпы и каждый второй дедушка почти ален делон или штирлиц, снег на макушке дальней горы, гирлянды на пальмах и эвкалиптах, розовые, как твои губы когда-то, помидоры, стада индюков, идущих на рождественское заклание, и радуги, каждый день радуги в окне.
в ареополисе новый прекрасный друг лена сказала - всё, вы нам привезли лето, проклятие лошадок - правда, лена переименовала нас в осликов апокалипсиса, - снято.
и мы даже поверили. потому что мани, средний палец пелопоннеса, самый южный и тёплый, и крошечный ареополис на нём, были таким счастьем.
но ночью мы въехали в албанию - греческие пограничники не хотели нас выпускать, сначала забрали паспорта, потом нас с сердитым "донт ворри, кам, донт ворри", - увели в тюремный закуток. я была очень ворри, в автобусе остался рюкзак с вещами, вокруг ночь и туман. наши визы не считывались, собрался консилиум пограничников.
- это пиздец? - спросила я костика.
костик неуверенно сказал - нет, ещё нет.
- хайкинг? бизнес? - спросили нас пограничники.
- нет, сказали мы, - мы живем в албании.
на этом греческие пограничники зависли вместе с компьютером на полчаса. иногда выходили и переспрашивали - вы живете в албании? нет, вы правда живете в албании? серьёзно, в албании?
потом всё-таки отпустили. мы вышли - автобуса нет.
- гоу, гоу, сказали нам пограничники и помахали в сторону предполагаемой албании.
тут я почти легла на асфальт поплакать, но нам посвистел второй водитель автобуса - он нас ждал, очень сердитый в афинах, потому что наши билеты на наш автобус оказались овербукингом, и нас подсадили в его автобус, и водитель, наверное, предчувствовал нехорошее. повел к албанской границе, утешая - гречи олвейз проблема пер шчипери, донт ворри. задержанный из-за нас почти на час автобус встретил нас сочувственно.
в четыре ночи мы въехали в какое-то никуда, водитель сказал - кто на влёру, на выход, скоро за вами приедут.
мы вышли в никуда, автобус уехал. ночное албанское никуда - это кусочек асфальта, вой шакалов, тьма, холодно и истерически мигающий фонарь
- а теперь пиздец? - спросила я костика. - никто же за нами не приедет.
- смотри, - сказал костик, - это млечный путь. как он хорошо виден без засветки вокруг. наслаждайся.
млечный путь был очень млечен. за нами таки приехали.
и всё, мы дома и ничего больше случиться не должно, с нас ведь снялось проклятие осликов апокалипсиса, подумали мы, проснувшись - а просыпаться дома, к которому ты никак не привыкнешь, и каждый раз, выныривая из сна, думаешь мгновенно - что это, где это, кто это я, а, ну да, это же дом, - всё ещё странно, - очень длинное предложение, пусть будет точка.
а вечером погасло всё. то есть вообще всё. не квартал, не улица, весь город. вот я стою под гирляндой и обогревателем - а без него и кондиционера в квартире плюс тринадцать примерно, - и вдруг гаснет всё. тьма везде. ни огонька за окном. как будто ты плывёшь в космолёте куда-то за край вселенной, нарезая помидоры и сыр для салата, и смотришь в бездну - а там и правда млечный путь.
и мы даже поверили. потому что мани, средний палец пелопоннеса, самый южный и тёплый, и крошечный ареополис на нём, были таким счастьем.
но ночью мы въехали в албанию - греческие пограничники не хотели нас выпускать, сначала забрали паспорта, потом нас с сердитым "донт ворри, кам, донт ворри", - увели в тюремный закуток. я была очень ворри, в автобусе остался рюкзак с вещами, вокруг ночь и туман. наши визы не считывались, собрался консилиум пограничников.
- это пиздец? - спросила я костика.
костик неуверенно сказал - нет, ещё нет.
- хайкинг? бизнес? - спросили нас пограничники.
- нет, сказали мы, - мы живем в албании.
на этом греческие пограничники зависли вместе с компьютером на полчаса. иногда выходили и переспрашивали - вы живете в албании? нет, вы правда живете в албании? серьёзно, в албании?
потом всё-таки отпустили. мы вышли - автобуса нет.
- гоу, гоу, сказали нам пограничники и помахали в сторону предполагаемой албании.
тут я почти легла на асфальт поплакать, но нам посвистел второй водитель автобуса - он нас ждал, очень сердитый в афинах, потому что наши билеты на наш автобус оказались овербукингом, и нас подсадили в его автобус, и водитель, наверное, предчувствовал нехорошее. повел к албанской границе, утешая - гречи олвейз проблема пер шчипери, донт ворри. задержанный из-за нас почти на час автобус встретил нас сочувственно.
в четыре ночи мы въехали в какое-то никуда, водитель сказал - кто на влёру, на выход, скоро за вами приедут.
мы вышли в никуда, автобус уехал. ночное албанское никуда - это кусочек асфальта, вой шакалов, тьма, холодно и истерически мигающий фонарь
- а теперь пиздец? - спросила я костика. - никто же за нами не приедет.
- смотри, - сказал костик, - это млечный путь. как он хорошо виден без засветки вокруг. наслаждайся.
млечный путь был очень млечен. за нами таки приехали.
и всё, мы дома и ничего больше случиться не должно, с нас ведь снялось проклятие осликов апокалипсиса, подумали мы, проснувшись - а просыпаться дома, к которому ты никак не привыкнешь, и каждый раз, выныривая из сна, думаешь мгновенно - что это, где это, кто это я, а, ну да, это же дом, - всё ещё странно, - очень длинное предложение, пусть будет точка.
а вечером погасло всё. то есть вообще всё. не квартал, не улица, весь город. вот я стою под гирляндой и обогревателем - а без него и кондиционера в квартире плюс тринадцать примерно, - и вдруг гаснет всё. тьма везде. ни огонька за окном. как будто ты плывёшь в космолёте куда-то за край вселенной, нарезая помидоры и сыр для салата, и смотришь в бездну - а там и правда млечный путь.
данечке сегодня двадцать два.
спросили вчера - как ты?
- ну, - сказал данечка, - я три дня думал, что лучше, и решил, что 22 нравится больше, чем 21, симметрия.
купил замороженный тортик. почитал с нами пратчетта, даже включил камеру - и мы посмотрели на свою креветочку и козу души моей, поржали, переводя пьяный диалог ваймса и остальных, потупили.
у нас очень терпеливый и умный деточка, немножко забывающий русский, и наши чтения, и - а что делать с тестом, я хочу испечь бородинский хлеб, и какой купить шуроповерт, и ну мам, кто советует своим детям заводить тиндер, ты что, - это та реальность, в которой мне тревожно и больно каждый день.
потому что креветочке мы могли подарить радость лего-лего-легко, книжками, паровозиками, блинами, путешествиями.
а сейчас подарить радость мы не можем. мы взрослые. деточка взрослый.
я только теперь поняла, что самое страшное в родительстве - когда ты ничем не можешь помочь своему деточке.
и обнять не можешь - это первый данечкин день рождения, когда мы не вместе.
прошлый был в албании - данечка не полюбил албанию совсем. но мы играли в настолки, и данечка бубнил, и делал бровь, и обниматься можно было чуть-чуть, и он готовил нам завтраки, и так смешно сказал - мам, дай затянуться твоей сижкой, я что-то не очень понял, как работает зажигалка, а у меня рабочий созвон, мне надо активировать мозг.
у меня и данечкиных фоточек нет, только с того прошлого дня рождения. смешные - на первой я пыталась сделать селфи, но костик с данечкой как раз обсуждали движение почв и залегание чего-то где-то, и влёровская кофейня, и наша дурацкая балконная кухня с гирляндой.
как же я скучаю, как же я хочу, чтобы данечка был счастливым.
спросили вчера - как ты?
- ну, - сказал данечка, - я три дня думал, что лучше, и решил, что 22 нравится больше, чем 21, симметрия.
купил замороженный тортик. почитал с нами пратчетта, даже включил камеру - и мы посмотрели на свою креветочку и козу души моей, поржали, переводя пьяный диалог ваймса и остальных, потупили.
у нас очень терпеливый и умный деточка, немножко забывающий русский, и наши чтения, и - а что делать с тестом, я хочу испечь бородинский хлеб, и какой купить шуроповерт, и ну мам, кто советует своим детям заводить тиндер, ты что, - это та реальность, в которой мне тревожно и больно каждый день.
потому что креветочке мы могли подарить радость лего-лего-легко, книжками, паровозиками, блинами, путешествиями.
а сейчас подарить радость мы не можем. мы взрослые. деточка взрослый.
я только теперь поняла, что самое страшное в родительстве - когда ты ничем не можешь помочь своему деточке.
и обнять не можешь - это первый данечкин день рождения, когда мы не вместе.
прошлый был в албании - данечка не полюбил албанию совсем. но мы играли в настолки, и данечка бубнил, и делал бровь, и обниматься можно было чуть-чуть, и он готовил нам завтраки, и так смешно сказал - мам, дай затянуться твоей сижкой, я что-то не очень понял, как работает зажигалка, а у меня рабочий созвон, мне надо активировать мозг.
у меня и данечкиных фоточек нет, только с того прошлого дня рождения. смешные - на первой я пыталась сделать селфи, но костик с данечкой как раз обсуждали движение почв и залегание чего-то где-то, и влёровская кофейня, и наша дурацкая балконная кухня с гирляндой.
как же я скучаю, как же я хочу, чтобы данечка был счастливым.
мы с утра ушли ходить, чтобы не смотреть каждую минуту в новости и не думать, как отдадут.
какими. живыми ли вернут. насколько живыми. я не могу перестать об этом думать. как вернут оставшихся. какими вернут. рыжих малышей, девочек и мальчиков, женщин и мужчин, таких живых 470 дней назад.
счастье, что девочки дома. пусть вернутся все остальные живыми.
страшно думать, что они пережили и переживают сейчас.
тут не надо много слов.
хоть на минуту почувствовать, как это - если с тобой или твоими родными делают такое. на минуту.
почему у - сколько их там, сотни тысяч, уже миллион, - не хватает кусочка сердца, чтобы стать на минуту одной/одним из этих девочек и мальчиков, рыжих малышей, мужчин и женщин, а не вот этими в зеленых повязках с автоматами, через которых надо пройти два метра до свободы.
какими. живыми ли вернут. насколько живыми. я не могу перестать об этом думать. как вернут оставшихся. какими вернут. рыжих малышей, девочек и мальчиков, женщин и мужчин, таких живых 470 дней назад.
счастье, что девочки дома. пусть вернутся все остальные живыми.
страшно думать, что они пережили и переживают сейчас.
тут не надо много слов.
хоть на минуту почувствовать, как это - если с тобой или твоими родными делают такое. на минуту.
почему у - сколько их там, сотни тысяч, уже миллион, - не хватает кусочка сердца, чтобы стать на минуту одной/одним из этих девочек и мальчиков, рыжих малышей, мужчин и женщин, а не вот этими в зеленых повязках с автоматами, через которых надо пройти два метра до свободы.