Я кстати разбираю архивы не только фотографий, но и музыки:

и комментирую это в школьном чате

Убийство времени

Леша во многом отличается от остальных эмигрантов в Германии. Эмигранты в Германии, как и в любой стране мира, как правило, не любят выделяться из общей массы и стремятся подражать поведению, одежде и разговорам, которые слышат в новом обществе. Если они эмигрируют в страну, где в моде чудовищные по своей нелепости наряды, значит, они первые начинают их носить каждый день. Если в новой стране принято вешать кого-то на площадях, что же тут поделаешь, теперь есть на что посмотреть и в субботу вечером.

В этом смысле эмигранты похожи на детей. Подражание большинству обычно распространяется на все сферы их жизни, будь то игры, стиль в одежде или любое другое занятие. Стремление к одинаковости играет у них роль своего рода защитной окраски, которая обеспечивает безопасность, а если ты отличаешься, то повышается риск того, что ты будешь высмеян и не принят в компанию.


Новый очерк об эмиграции — это не просто переезд, а вечное ощущение временности, о том, что глобализация не стирает границы, а делает их ещё ощутимее, о том какая Россия большая, о Земфире, и о том, как мелкие детали напоминают о доме сильнее, чем километры на карте:
https://telegra.ph/Ubijstvo-vremeni-02-24

В каком-то смысле я тоже редкоземельные материалы, уважаемый русский американец с домом и фермой в штате Вашингтон. Давайте приступим к моей совместной разработке.

В связи с вчерашним моим очерком. Интересное наблюдение про свободу мнения.

Если я выкладываю текст или спорю лично с «прогосударственными» знакомыми, мы ругаемся, обсуждаем, но они слушают, и общение продолжается.

Но если, например, я критикую оппозиционеров в «Берлине» — в тексте или в личном разговоре — мои «либеральные» знакомые чаще просят меня не говорить такое впредь и постепенно отваливаются/отписываются.

Вот и думайте.

Вообще, замечаю это и в общественном поле: например, провоенные спикеры говорят друг другу— «я с тобой не согласен, другой провоенный спикер, но мы объединены одной идеей».

А либеральная общественность скорее скажет — «нет, я не хочу иметь с тобой ничего общего, ты для меня такой же враг, как и провоенные спикеры».

Вот и думайте снова.

Ещё я понял, что мне ужасно не нравится термин «оставшиеся», который без конца используют публичные спикеры на разных политических каналах.

«Оставшиеся» — это как будто был какой-то референдум, где люди голосовали, уезжать из России или нет, и вот остались те, кто якобы проголосовал против. Жизнь немного сложнее, чем TikTok: жизнь людей, живущих с вами в одной хрущёвке, может быть настолько непохожа на вашу, насколько это вообще возможно.

У термина «оставшиеся» всегда негативная коннотация — типа мы тут такие разумные, а те остались.
Это вам не прививки: здесь отсутствие действия не приравнивается к чему-то плохому.

#посмотрел

«Настоящая боль» ("Real pain")

Два двоюродных брата, Дэвид (Джесси Айзенберг) и Бенджи (Киран Калкин), отправляются в Польшу, чтобы почтить память своей покойной бабушки, пережившей концлагерь. Их путешествие — это попытка разобраться с собственными чувствами, осмыслить наследие своей семьи и, возможно, хоть немного понять друг друга, несмотря на бесконечные отличия в характерах.

«Настоящая боль» — фильм, пропитанный чистым настроением, как будто его снимал еврейский Линклейтер. Камерное, меланхоличное, без чрезмерной слёзодавильни, хотя по сути весь сюжет — это два американца, которые едут смотреть, как их бабушка выжила в концлагере. Айзенберг здесь удивительно тонкий режиссёр: он не давит на эмоции, не устраивает моральных лекций, а даёт своим героям пространство просто быть — с их неврозами, шутками и попытками разобраться в том, что они должны чувствовать.

Киран Калкин и Айзенберг идеально сочетаются на экране. Бенджи Калкина — взбалмошный, яркий, вечно иронизирующий — вносит хаос в любой диалог. Дэвид Айзенберга — сдержанный, тревожный, привыкший всё анализировать — его полная противоположность. Вместе они создают странный, но абсолютно живой дуэт, где столкновение характеров рождает комедию, а за ней — очень тихую и личную трагедию.

Но удивительно, как американское кино боится сделать шаг в сторону. Здесь поднимаются хорошие вопросы: можно ли ехать первым классом поезда в лагерь, где людей загоняли в вагоны ногами? Нужно ли испытывать вину за события 70-летней давности? Насколько этично бесконечно говорить о своих чувствах, не давая другим проживать свою жизнь? Но в отличие от европейского кино, американцы, как правило, останавливаются на том, что сам факт постановки вопроса уже и есть подвиг.

Именно так происходит и здесь. Фильм задаёт нужные вопросы, но не идёт дальше, словно боясь дать на них хоть какие-то размышления. Возможно, для Айзенберга как режиссёра сам процесс проговаривания этих тем уже кажется достаточным.

Тем не менее, «Настоящая боль» — это хорошее, тонкое кино, которое работает не на пафосе, а на честности. Оно не предлагает готовых ответов, но, по крайней мере, не боится спрашивать. А в американском кино это уже заслуживает Оскар.

Последнее время много работаю под миксы jazz house, старый хип-хоп, jungle и тд.

Вот микс какой! Очень приятный и уютный!

https://youtu.be/4Nsgcd3e9KA?si=567dtk0ev6Sag_4d

#посмотрел

«Недруги» ("Hostiles")

1892 год. Закалённый в боях капитан Блокер (Кристиан Бэйл), всю жизнь сражавшийся с индейцами, получает приказ сопроводить умирающего вождя шайеннов Желтого Ястреба (Уэс Стьюди) и его семью обратно на их земли. Вынужденное путешествие превращается в тяжелое испытание, где ненависть сталкивается с необходимостью сотрудничества, а прошлое не даёт забыть, почему эти люди стали врагами. По пути они встречают молодую женщину (Розамунд Пайк), недавно потерявшую всю свою семью в нападении команчей, и её личная трагедия становится ещё одним звеном в этой мрачной истории.

«Недруги» — это хорошая версия сериала «Первозданная Америка» (рецензия здесь). Здесь есть всё, что там не дотянули: плотный сценарий, сильные образы, бескомпромиссная жестокость фронтира. Кристиан Бэйл снова доказывает, что у него нет слабых ролей, а его персонаж проходит через классическое сценарное превращение: от ожесточённого солдата, который не видит в индейцах людей, до человека, вынужденного пересмотреть всё, во что он верил. Здесь мало слов и много дел, что только добавляет фильму реалистичности.

Розамунд Пайк, на мой взгляд, в этом фильме сильно недооценена. Её героиня не просто «женщина на фоне мужской драмы», а полноценный персонаж, который через свой личный ад проходит с не меньшей тяжестью, чем главный герой.

Да, история здесь явно отредактирована под современные реалии. В ней есть щепотка честности — что, мол, индейцы тоже бывали жестокими, — но в целом она всё равно не отображает весь ужас того, что происходит, когда геноцид превращается в государственную стратегию.

За два часа фильм выстраивает полноценную сагу о пути, который меняет всех, кто его проходит. Здесь есть всё — путешествие, наполненное смертельными испытаниями, внутреннее перерождение героев и столкновение с настоящими демонами прошлого. Что-то вроде античного эпоса, только вместо Сциллы и Харибды — команчи, дезертир-убийца и жестокие землевладельцы. Начав этот путь одними людьми, к его завершению они становятся совершенно другими. И если у этого фильма и было бы альтернативное название, то это должно было быть— «Одиссея капитана Джозефа Блокера».

Мило это всё!
И современная российская культура есть и перспективы есть.
В очередной раз убеждаюсь, что если просто не мешать людям, все будет: и Оскары, и Пулицеры и всё что хочешь.
Но увы, наш путь «не благодаря, а вопреки».

https://www.tg-me.com/commeunmagazine/13668

Про Оскар я уже писал много лет назад, но текст остается актуальным и сегодня.
Собственно, с того момента ничего не изменилось, поэтому даю краткую выдержку.

У кинопремии «Оскар» есть несколько больших проблем. Но не тех, о которых последние несколько лет трубят американские СМИ. И, конечно же, не тех, о которых говорят СМИ российские.

Дети

Главная угнетаемая и недооценённая группа людей, начиная с 1929 года, — это дети (до 18 лет). Существует огромное количество фильмов, где дети играют главную роль, но крайне редко они номинируются на премию в любой из категорий. Если афроамериканцев в одном году было немного, то есть большая вероятность, что в следующем их будет больше. Если женщин в этом году оказалось мало, скорее всего, в следующем или через два года их станет больше. Это маятник. Сегодня больше одних, завтра других. Но не детей.

Фильм «Комната» практически держится на главном герое, которого играет десятилетний (на тот момент) Джейкоб Трамбле. Бри Ларсон, которая играет с ним и, на мой субъективный взгляд, хуже него, получила «Оскар» за лучшую женскую роль. Единственное, чего удостоился Джейкоб, — это похвала от актрисы со сцены.

В разные годы дети и подростки номинировались на премию, но выигрывали лишь единицы. Самая известная из них — Татум О’Нил, получившая статуэтку в десятилетнем возрасте за роль в фильме Бумажная луна. Конечно, вся её жизнь после этого изменилась.

И в этом как раз кроется главная проблема «невручения „Оскара“ детям». Карьера взрослого актёра или актрисы после награды, как правило, идёт в гору. «Шестое чувство» у нас ассоциируется прежде всего с мальчиком, который говорит «I see dead people», и только через какое-то время мы вспоминаем, что там вообще-то ещё и Брюс Уиллис играет. А если бы Маколею Калкину дали «Оскар» за «Один дома»? Может быть, он и не подсел бы ни на что. Но «Один дома» — это несерьёзное кино, скажете вы, за него нельзя давать награду.

И тут мы переходим ко второй угнетаемой группе.

Комедии

Подавляющее большинство номинируемых каждый год фильмов относится к драме. Можно даже сказать, что 99% всех номинированных за всю историю — это драмы. Конечно, нельзя утверждать, что, например, «Три билборда на границе Эббинга, Миссури» не содержат элементов комедии. Но мы говорим о «чистой», «неприкрытой» комедии.

Фильм «Аэроплан» стал культовым сразу после выхода на экраны. В какой-то степени он стал эталоном комедийного жанра. Шутка
— Surely you can’t be serious?
— I am serious, and don’t call me Shirley!
до сих пор остаётся рекордсменом по числу упоминаний в американской культуре.

Комедии, американские академики не считают жанром, достойным номинации, и это огромная ошибка. «Назад в будущее», «Защищая твою жизнь», «Тутси», «День сурка», «Совершенно секретно» — все эти фильмы в своё время заслуживали номинацию на «Лучший фильм».

Удивительно, но даже «Большой Лебовски», который занимает верхние строчки во всех возможных рейтингах и который любят как снобы, так и широкая публика, не был номинирован ни в одной категории. «День сурка», в котором абсолютно гениальный сценарий и абсолютно гениальный Билл Мюррей, не получил ни одной награды, хотя заслуживал как минимум парочку.

Как мы видим, вводятся странные номинации вроде «Лучший популярный фильм» (читай — «лучший по сборам»), вводятся расовые квоты (что, как мне кажется, должно быть скорее обидно, чем приятно), но, увы, некоторые киногруппы продолжают оставаться в тени.