США рассказали, как с их точки зрения выглядит победа Украины

Самое интересное в законопроекте о помощи Украине — не сама помощь (было понятно, что ее примут) — а неприметное положение 504 на 32 странице.

В течение 45 дней после принятия закона, главы Пентагона и Госдепартамента должны представить подобный план с конкретными, достижимыми и проверяемыми критериями американской помощи, учитывая конкретные задачи, стоящие перед Украиной, и путь, которым США могут помочь ей достичь победы.

В тексте указано, кстати, в чем эта победа состоит — в сохранении Украины в качестве демократической, независимой и суверенной страны, способной противостоять будущей агрессии. Ни слова про территории и границы 1991, 2022 и иных годов.

Бесконечной чековой книжки не будет — учитывая, что большинство республиканцев проголосовали против, нас ждут интересные времена. Как минимум, после выборов 2024 года.

Американский русист Стивен Коткин написал в Foreign Affairs довольно обстоятельную статью по поводу пяти сценариев будущего для России.

Из примечательного — довольно нехарактерное для иностранца понимание особенностей российской действительности (например, относительной этнической гомогенности России при более 80% этнически русских и декоративного статуса многих национальных республик).

Кроме того, Коткин не поддается на колченогое евразийство и справедливо отмечает, что среди стран Азии Россия никогда не будет чувствовать себя «своей», будучи культурно совершенно европейской страной. Россия — европейская, но не западная, так было всегда и это нормально — вот его ключевая мысль.

Он довольно пессимистично оценивает перспективу сближения России с Китаем, традиционно для американских экспертов отмечая, что в условиях отсутствия у Москвы внешнеполитических альтернатив, велик риск попасть в невыгодную зависимость.

Эта зависимость, впрочем, компенсируется двумя факторами: во-первых, трепетным отношением к России лично Си Цзиньпина (который все же не вечен) и, во-вторых, стратегическим фактором: условная проамериканская Россия на северной границе Китая станет для Пекина стратегической катастрофой, вынудив его тасовать войска и сильно ухудшив его геополитические перспективы.

Нынешней России Коткин рисует довольно умеренные перспективы, отмечая, что она не даёт потенциальным союзникам из «глобального Юга» доступ к улучшению собственного человеческого капитала, эффективных технологий госуправления и готовых воевать, связанных договором военных союзников. Из экспорта у нее, по словам Коткина, лишь ресурсы, «политическое хулиганство» и талантливые люди.

Мрачность прогнозов понятна: в конце Коткин рассуждает, что США все равно непросто будет тягаться с Россией и Китаем, и требует от Вашингтона общественной мобилизации и реформ.

Наконец, из интересного — традиционная для Коткина параллель России и Франции. Как и в России, во Франции есть важное для национального сознания имперское прошлое, традиции авторитарного правления и мощного бюрократического аппарата, что не мешает ей иметь сегодня довольно стандартную демократию со своими особенностями. Это один из «сценариев будущего».

В этом плане Коткин отличается от некоторых довольно плоско мыслящих «русистов»: несмотря на особенности нынешней ситуации, он довольно объективно оценивает и потенциал России, и необходимость наладить с ней отношения, не пытаясь ее поменять.

Именно попытки извне поменять что Россию, что Китай, Коткин считает причинами ожесточения Москвы и Пекина и нынешней геополитической конфронтации.

Друзья, к выходным (пусть и ненастоящим!) продолжаем видеоформат. Сегодня про Эрдогана — немного про историю его жизни и попытки сочетать исламизм с проевропейскими лозунгами. Ну и про то, друг он нам или враг.

https://youtu.be/ubBDeaJXaUY?si=eEotgZIk1_UE_83_

Эклектичность российской политики памяти принято высмеивать: у вас здесь, мол, заимствованные из сталинианы «вражеские трофеи» на фоне Москвы-Сити с криптобиржами и эскортницами.

Того гляди по улицам погонят украинских пленных, мимо которых на прокатных электросамокатах будут мчаться подростки с цветными волосами и электронными сигаретами со вкусом дыни.

Все верно: для кого-то горелые танки это настоящий символ священной, последней войны с Западом, для кого-то — кургузая попытка вернуть даже не свинцовую серьезность сталинского времени, а скорее лакированное андроповское представление о ней. Для кого-то, конечно, просто развлечение.

Все эти представления верны одновременно, и слава богу: мы живём в постидеологическую эпоху, когда общество в массе своей нельзя заставить во что-то поверить всерьез и надолго. Можно вынудить принять мейнстрим, заставить говорить фразами из государственного телевизора или оппозиционного Ютуба, но всерьез поверить — нет.

Это верно по обе стороны противостояния: Макрон, рядящийся то в Наполеона, то в де Голля, мало чем отличается от Джонсона, представляющего себя новым Черчиллем, или от Медведева в военном френче, буквально зачитывающего сталинские распоряжения.

Тучи рассеются, орудия смолкнут, кители и мундиры отправятся по шкафам — и представитель какого-нибудь Renault или Siemens, выбирающий банк-корреспондент для обработок платежей в рублях, будет чрезвычайно оскорблен даже напоминанием о «невероятной угрозе с востока».

Свидетель последней войны с Западом, в свою очередь, запишется на выдачу многоразового Шенгена, а уехавший любитель порассуждать о генетическом рабстве россиян вернется в уютную бабушкину двушку в Алтуфьево.

Уже, наверное, года полтора, комментируя развитие ситуации вокруг украинского конфликта, раз за разом приходится проговаривать одну довольно очевидную мысль: правила игры, определенные в марте 2022 года, остаются в силе.

Правила такие:

1. Россия настаивает на решении ситуации с помощью переговоров с позиции силы (осенью 2022 к первоначальным политическим требованиям добавились требования территориальные);

2. Россия не будет применять ядерное оружие; помимо успокоения Запада надо понимать, что это и победы не принесет, и вызовет осуждение того самого глобального Юга;

3. Запад не участвует в конфликте напрямую (военными контингентами), хотя поставляет весь спектр вооружений от кассетных боеприпасов до дальнобойных ракет и самолетов: Москва этим фактом громко возмущается, однако не наносит ударов ни по каким западным аэродромам и пунктам базирования вне территории Украины.

В рамках этих правил и идет перетягивание каната: кто с каких позиций будет вести переговоры.

Никакие громкие слова о постановке на очередную наивысшую боеготовность ядерных сил России и рассуждения об отправке солдат НАТО на Украину не меняют решительным образом ничего: вам просто морочат голову.

Изменение этой ситуации возможно только в случае масштабного перелома ситуации с любой из сторон: например, обрушения фронта ВСУ, массовых гражданских жертв при штурме крупного украинского города или оккупации уже «канонично» российских городов.

Решение при этом будет приниматься по ходу: никто заранее не скажет «ударим тут» или «отправим войска сюда». Так что держим голову в холоде.

Washington Post в материале о «новой консервативной России» удивляет своим откровенно ориенталистским к ней отношением.

Это именно так, как на Восток смотрели его покорители: не как на нормальные, но по-своему организованные общества, а как на «таинственных» и «непонятных» дикарей, влекомых своими чудными верованиями и природной силой.

Россия — современная урбанизированная страна с высоким уровнем образования, насквозь светская, со все возрастающей ценностью личной свободы: именно свободы от государства, чтобы никакой временщик в пиджаке или религиозном одеянии не думал указывать, как жить, куда ходить и что делать.

Хочется развод — развод. Хочется аборт — аборт. Хочется быть религиозным на уровне куличей и поста в Рамадан — пожалуйста. Хотите привлекать к работе на государство или военной службе? Извольте достойные зарплаты и высокий доход. Никаким консерватизмом тут и не пахнет.

С учебниками в целом вообще смехотворно: в начале 1991 в них писали про гениального Владимира Ильича, в 1992 уже про большевистский переворот. И никто даже бровью не повел.

В общем, всерьез верить, что естественный исторический вектор общества можно фундаментально поменять административными мерами в 2024 году просто неприлично.

https://www.tg-me.com/briefsmi/21503

День Победы сегодня, конечно, умирает.

С одной стороны праздник, нарратив празднования которого сложился в позднесоветские годы, сталкивается с возрождёнными национальными мифами — и выясняется, что традиционное «все как один — и русский, и украинец, и азербайджанец, и еврей, и армянин» уже не отзывается так, как раньше, и своё, частное, нынешнее для многих становится важнее, чем общее, но уже прошлое.

С другой стороны по Дню Победы бьют те, у кого война с коммунизмом и внешней оккупацией жестоким режимом превращается в войну с людьми и человеческим подвигом.

Наконец, изнутри по Дню Победы бьют те, кто кощунственно привязывает события прошлого к событиям нынешнего, те, кто, манипулируя, говорит: «Если ты помнишь Победу, сегодня ты должен поддержать/одобрить/проголосовать». Нет, друзья, так не пойдет.

На фоне всего этого вредительства задача сохранения праздника преодоления, праздника победы жизни над буквально индустриализированным злом с планом «Ост», планом голода и научным планом истребления десятков миллионов людей — наша с вами личная задача.

Задача людей, чьи родословные наживо изрезаны и вспороты порезами гитлеровского ножа, который наши предки сломали буквально голыми руками. Сломали явно не для того, чтобы их кровью и болью сегодня кто-то или нам пенял, или прикрывался.

Политики уйдут, войны закончатся, национальные нарративы сосредоточатся на другом, а Победа останется. Дай бог и нас переживет. С праздником, друзья.

Одна из наиболее негативных черт, которую релоканты увезли с собой из России совершенно неизменной — абсолютная пакетность, неизбирательность мышления.

Навеяно комментариями к посту художника Артема Лоскутова, который, как и положено акционисту, пошел против мейнстрима и выложил картинку с критикой Израиля, столкнувшись с мощнейшим валом совершенно отвязной критики.

Понятно, что последние годы в целом, а у нас особенно вряд ли способствовали формированию какой-то живой и разнообразной общественной дискуссии — идеологическая мобилизация как раз и предполагает разделение общества на «своих» и «чужих».

Это то, что в науке называется «аффективной поляризацией», когда несогласные с вами кажутся вам не просто людьми с другим мнением, а какими-то ненормальными, дураками, предателями.

Но среди уехавших много молодых людей прогрессивных взглядов со знанием разных языков, представителей творческой интеллигенции, космополитов с доступом к широчайшему набору источников информации и, что называется, передовых общественных практик.

И вроде от этих людей можно ожидать нюансированных рассуждений вроде «да, поступки ХАМАС ужасны, но ответ Израиля выходит за пределы самообороны, да и вопрос с палестинским государством не решен...» или «не приветствуя масштабные бомбардировки как средство разрешения конфликтов, просим не забывать, с чего конфликт начался».

Но нет: как видим, в случае спора моментально включается разделение на «своих» и «чужих».

Понятно, что «релокация» для многих — вынужденный и травмирующий опыт, который не способствует спокойным рассуждениям. Также понятно, что любой международный конфликт людям свойственно примерять на себя («если Путин за создание палестинского государства, я буду против»).

Но тенденция эта все равно тяжёлая и удручающая — нам с ней жить и нам ее, конечно, выправлять. Несогласие — это норма. Вражда — нет.

По последним новостям скажу следующее: известный трагикомический мем про Шойгу теперь звучит "Кто не хочет разговаривать с Лавровым, будет разговаривать с Белоусовым". Примечательно, вот и думай теперь.

@vneshpol

Российская политическая система ввиду своей закрытости помимо собственно функций управленческих выполняет множество других функций: смыслообразующих, символических, устрашающих, во многом буквально формирующих общество.

Фигура Сергея Шойгу на посту министра обороны всегда выполняла несколько задач: во-первых, являла привычный постсоветскому глазу образ "настоящего мужика" на посту министра обороны. Чтобы мощный подбородок, стальной взгляд, железный кулак и иконостас медалей. Крепость и мощь российской армии должны были иметь непосредственное выражение в олицетворенном образе военного министра.

Во-вторых, фигура господина Шойгу обозначала преемственность со "здравыми силами" 90-х годов: ветеран российской политики, "державший" МЧС и для многих бывший в те нестабильные годы символом стабильности, прочерчивал прямую линию между новой Россией и лично Владимиром Путиным.

В-третьих, тувинец Шойгу являл собой видимое выражение многонационального характера России — вокруг бывшего министра обороны даже сложился небольшой культ личности, в его родных краях знатного выходца почитали как реинкарнацию великого "Субедей-маадыра, самого славного полководца Чингисхана".

В рамках смыслообразующей и символической логики мощный политический ветеран-тувинец со стальным взглядом был идеальным министром обороны. Сейчас, когда ситуация на полях сражений требует непосредственной (скучной и совершенно несимволической) ресурсной эффективности, министром обороны назначают гражданского специалиста по экономике. Потому что войны выигрываются в шахтах, на скважинах и в экселевских табличках, а не на танковом биатлоне и не на фресках главного храма ВС РФ.

Такую логику я могу только приветствовать: на мой взгляд, управленческая система должна ставить своей целью эффективность достижения поставленных обществом задач (желательно, конечно, при наиболее широком общественном участии), а не пытаться играть в Левиафана, генерировать смыслы и устрашать подданных фигурой вневременного суверена.

Это все, повторюсь, в русле формальной логики отбора кадров: в рамках этой модели мы не рассматриваем, насколько поставленные перед МО РФ и всем госаппаратом цели отвечают интересам общества — здесь ответ у каждого свой, а логика должна быть едина в каждом случае.

С коллегами из РБК обсудили недавнее наступление российских войск в Харьковской области и реакцию на него западных политических кругов и медиа. Чего ждать и какие у кого есть опции: https://tv.rbc.ru/archive/chez/6643a3982ae59639f4231de8

Фактически с самого начала, но я появляюсь где-то на 0:50.

Во всей нашей грозной военной истории последних двух лет есть один аспект, который продолжает меня озадачивать по сей день.

Вот Александр Габуев — признанный иноагентом — в NYTimes вполне справедливо пишет, что сближение России с Китаем это, вопреки мнению многих в западном истеблишменте, не личное желание Владимира Путина на фоне разлада с Западом, а вполне насущная необходимость для страны: более того, необходимость эта вполне разделяется обычными людьми, "разозленными на Европу за карательные санкции", для которых из Москвы добраться до Пекина сегодня быстрее и дешевле, чем до Берлина.

На Китай разворачиваются российские ресурсные потоки, представители элиты подыскивают репетиторов китайского для своих маленьких детей, а подростков все чаще отправляют учиться в университеты КНР. Российские ученые начинают работать в китайских компаниях, и пока Стивен Кинг и Нил Гейман отзывают права на продажу своих книг в РФ, на русский все чаще переводят книги китайские (при щедрых субсидиях из Пекина). И эффекты от этого, мол, будут чувствоваться еще долгое время даже после восстановления связей с Западом, хоть и азиатами русские, конечно, не станут.

И вот очевидно же, что главное противостояние как минимум первой половины XXI века — это противостояние США и Китая, или, если смотреть более широко, Запада и Китая. И сегодня Запад сам все делает для того, чтобы толкать Москву в объятия Пекина.

Десятки лет существовал стереотип, что в России "особый путь", правители-самодуры и импульсивное принятие решений, а на Западе — мозговые центры, экспертные советы и взвешенная политика. Сегодня мы видим, что "взвешенная" западная политика приводит к тому, что обладатель российского паспорта не может полететь в ЕС и открыть счет в европейском банке, а российские ресурсы продолжают идти на Запад. Причем запрет перелетов и виз никак не сказывается на ходе боевых действий, а оплата российских ресурсов вполне поддерживает армию и ВПК.

Я неоднократно говорил, что альтернативные логистические цепочки, выстроенные сейчас, в любом случае будут полезными для России даже при налаживании связей с Западом. Но удивительно видеть, как США и ЕС сами помогают России выстроить эту самую альтернативную логистику, наладить новые торговые цепочки и заодно развернуть российское общественное мнение в сторону Китая своими откровенно детскими выходками в отношении простых россиян.

А потом ведь будут удивляться, почему это следующий российский президент не спешит с визитом в Брюссель или Вашингтон — странные, мол, эти русские, в самом деле, не хотят вместе противодействовать очевидной китайской угрозе. Мастера долгосрочной политики, короче.

Покушение на Фицо вряд ли спланировано какой-то организованной группой из-за его «антиукраинской» и «пророссийской» позиции.

Но сейчас, когда тема Украины окончательно превратилась в информационную рутину, оно вновь напомнит лидерам стран ЕС, насколько высоки ставки идущей борьбы. Вполне возможно, кстати, что это вынудит их не утроить поддержку Киева, а отступить, как «не от своей войны».

Прорыв ВС РФ в Харьковской области, срочный визит Блинкена в Киев, отмена Зеленским всех зарубежных поездок, покушение на Фицо — ощущение, что мы проживаем ключевые военные месяцы.

Интересную картину психологии израильского общества рисует The New York Times — в отношении палестинского кризиса израильтяне на долгие годы выбрали стратегию умолчания: о палестинцах не говорили, пути решения конфликта не намечали, само существование конфликта заметалось под ковер. Железобетонная стена защищала от смертников, «железный купол» — от ракет.

Те, кто о палестинском вопросе всё-таки думал, думали о его окончательном решении. Январский опрос показал, что 94% считают меры ЦАХАЛ в Газе умеренными или недостаточно мощными, большинство израильтян также выступают против отправки в Газу еды и медикаментов.

Когда боевики ХАМАС напали на Израиль, именно эта точка возобладала: в популярных песнях «крыс» призывают «добить в норах», а Газу стереть с лица земли.

Причину авторы видят во многом в поколенческом сдвиге — уже выросли люди, для которых палестинцы связаны только с обманом, насилием и террором. Эти люди учились в классах, где на картах границы Израиля на Западном берегу Иордана «нигде не заканчивались».

Все это подкрепляется общим контекстом: и законом 2018 года о национальном государстве, и лишением арабского языка официального статуса, и закрытием пути для получения израильского гражданства палестинцам в случае брака с евреем, и раздачей оружия гражданам для «самозащиты» — но только, опять же, евреям.

Считать это какой-то шокирующей информацией сложно: понятно, что и многим палестинцам близка идея «окончательного решения» вопроса с евреями, и симпатии к методам ХАМАС там высоки — насчёт самого ХАМАС тоже иллюзий нет, конечно, никаких.

Все это выглядит частью общего перехода к новой искренности и честности — пусть жестокой, грязной, кровавой. Когда «добро» и «зло» меряются не лицемерной апелляцией к общечеловеческой морали, а безжалостной, но искренней апелляцией к ценности нации. «Мы убиваем их, потому что они хотят убить нас. Они убивают нас, потому что мы хотим убить их».

Такая «честность» — самое яркое свидетельство глубокого кризиса нашего нынешнего миропорядка. Выхода пока не видно.

Инквизиция нашего времени

Если бы мне предложили обозначить символ нынешней политической эпохи, главный политический процесс, происходящий повсеместно во всех странах — авторитарных, демократических, каких угодно — я бы провозгласил им закон об иностранных агентах. Для краткости назову его просто: Закон.

На фоне очевидной пробуксовки глобализации и краха мечтаний о некой общей судьбе человечества повсеместно происходит новое обожествление суверенитета — именно суверенитет, самостоятельность, независимость от внешнего влияния становятся главной желаемой целью для любого государства.

Если следовать Шмитту и его идее о политической теологии, то суверенитет — это божественная сила, а суверен — бог. Но что же это за бог, если его сила не абсолютна, если он не всесилен? Чтобы защитить бога и его жрецов, уберечь их от упадка и ослабления, не дать вашему богу стать младшим божком пантеона, вам нужен силовой инструмент, своя инквизиция. Светский вариант инквизиции — как раз закон об иностранных агентах.

Закон защищает от "дезинформации Кремля" и "информационных операций Госдепа", от геев и "российских агентов", от ЦРУ и ФСБ. При этом вы, конечно, утверждаете, что ваш Закон бережет ваше кроткое общество от поползновений недругов. А вот у ваших недругов Закон совершенно другой: он нужен только для того, чтобы тамошний тиран преследовал независимо мыслящих людей.

На самом деле, все это, конечно, части единого всемирного процесса. Когда суверенитет — священная цель, с недругами проще всего бороться, объявив их еретиками и отступниками, иноверческими агентами. Инквизиция никогда не меняется.

@vneshpol

Приговор Трампу:

Дональд Трамп лидирует во всех ключевых штатах гонки — где-то на 0.1% (Висконсин), где-то — почти на 5% (Джорджия). Если бы выборы прошли сегодня, он бы получил голоса 312 выборщиков, Байден — 226.

Приговор вероятнее всего его рейтинги снизит — но эффект будет временным. Американцы понимают, что Трамп лично не очень благообразный персонаж: приговор, напомню, будет за подкуп порнозвезды с целью заставить ее молчать об их романе. Деньги на это ушли из избирательного фонда, документы были подтасованы.

Но голосуют за него не потому, что он образчик библейской кротости: скандалы и... насыщенная личная жизнь его неизменные спутники. Инфляция, рынок труда, преступность, иммиграция — вот, что волнует американцев по всем опросам.

Более того — роман с порнозвездой, конечно, всецело отвечает публичному имиджу Трампа, а обвинительный вердикт, воспринимаемый как крючкотворство (переложил деньги из одного кармана в другой) поможет его образу невинной жертвы политического произвола.

Краха ОДКБ из-за Армении не будет: Никол Пашинян построил политику на получении максимальной прибыли с Запада при уважении красных линий Москвы.

Например, российские пограничники выведены из ереванского аэропорта, но не выведены с армянской границы. Военная база в Гюмри также на месте.

Никол Пашинян не настолько глуп, чтобы обрывать связи с Россией и подставлять экономику своей страны под страшный удар: невозможность радикально прозападного курса и лимиты западной поддержки уже продемонстрировала соседняя Грузия.

У Пашиняна две цели: удержать власть и получать наибольшую выгоду одновременно от Запада и от России. Выход из ОДКБ этим целям противоречит, и потому его не будет несмотря на риторику.

Военная логика до боли скучна и банальна.

Если вы не можете силой взять «границы 1991 года» или «территории новых регионов», все ваши мирные конференции и предложения не стоят времени, потраченного на их озвучивание.

Если обе стороны считают, что дальнейшие бои могут улучшить ситуацию, эти бои будут продолжаться.

Радикальные изменения возможны только тогда, когда пострадает основное средоточие мощи одной из воюющих сторон — то, что Клаузевиц называл «шверпунктом».

Российский шверпункт — управляемость страны и внутриполитическая стабильность. Украинский шверпункт — западная поддержка. Никакого солнца за туманом войны пока не видно.