​​Сегодня в российский прокат, в котором больше нет голливудского кино, заново выходят фильмы Алексея Балабанова «Брат» и «Брат-2».

В последние годы и особенно в последний месяц российское государство присвоило патриотическую риторику Данилы Багрова: Минобороны заявило фразу «Сила V правде» как официальный слоган войны в Украине; хештег #своихнебросаем стал частью пропагандистской кампании в поддержку российских войск.

Фильмы Балабанова — от обоих «Братьев» до «Жмурок» и «Кочегара» — это классика современной российской культуры, ее очевидный золотой фонд. Их одинаково любили и зрители, и кинокритики. Как их смотреть теперь, когда Данила Багров оказывается кем-то вроде супергероя нового имперского сознания, а бравая фраза «Вы нам еще за Севастополь ответите» звучит как сочувственное предвосхищение грядущей катастрофы?

Кинокритик Мария Кувшинова в 2014 году — еще до событий в Крыму и на Донбассе — выпустила книгу про Алексея Балабанова и его кино. Кувшинова много лет пишет о российской культуре в гендерной и постколониальной оптике. Очевидно, что ревизионистский текст о Балабанове должен был быть написан. Очевидно, что написать его должна была именно Мария.

Сегодня «Холод» публикует этот текст. Мы надеемся, что он станет началом большого разговора о том, как российская культура допустила войну.

Читайте: https://holod.media/2022/03/24/kuvshinova_balabanov/

Одно из лучших — а точнее, одно из немногих возможных — чтений в эти дни — дневник Насти Травкиной, киевской журналистки и редакторки. Вот прекрасное сегодняшнее рассуждение о метафоре кошмара; и дальше можно читать по дням.

Последний довоенный текст я написал про Цоя. Вообще, у меня была такая внутренняя программа максимум на 2022 год — собрать свои тексты про российскую / постсоветскую музыку последних 35 лет в книжку, чтобы получился пусть пунктирный, но некий цельный исторический нарратив. Эта программа подразумевала в том числе написание чего-то нового про тех необходимых героев этого нарратива, о которых я почему-то никогда не думал развернуто. Цой был одним из таких героев, а тут еще и в Москве в январе открылась большая посвященная ему выставка.

Понятно, что сейчас все этой программе пришел кердык (и понятно, что это совсем мелочь, так что просто констатирую). Да и само определение «постсоветский» мертво (об этом отдельно, наверное). И я думал, что этот текст про Цоя так и осядет где-то реликтом последних довоенных трепыханий. Но потом Полина Гагарина спела на милитаристском митинге в «Лужниках» песню «Кукушка» и сделала этим больно многим знакомым мне людям. А многим незнакомым — очевидно, дала повод для солидарности. И текст, собственно, отчасти про то, как это работает — и про то, как эта цоевская биполярность обеспечила ему вечность.

Так что пусть будет.

У экономиста Александра Аузана есть красивая теория про проблемы современной России, подкрепленная убедительной социологией. Эта теория заключается в том, что население страны более-менее пополам делится на приверженцев двух противоположных жизненных парадигм. Одна — ее Аузан называет И-Россией — это индивидуалисты: люди, которые не склонны спрашивать разрешения и потому способны к рисковым шагам и самостоятельным поступкам. Другая — К-Россия — коллективисты: в здешнем понимании тут речь идет про жертвенность, преданность, готовность отдать себя ради высокой цели. По Аузану, эта расколотость страны может ей помогать в моменты тяжелых кризисов, когда две группы начинают сотрудничать, но чаще они друг друга блокируют, чем и объясняются постоянные сложности с модернизацией.

Это красивая, пусть и грубоватая концепция, но причем тут Цой̆? Как мне представляется, Цой — именно тот человек, который объединил в себе две эти парадигмы. Цой, не спросив разрешения, сменил парадигму собственных песен (рискованность этого шага хорошо видна хотя бы по тому, как скептически приняли новую программу «Кино» на фестивале Ленинградского рок-клуба в 1987-м). Однако основным содержанием этого индивидуалистского шага стала именно жертвенность, готовность отдать себя, чтобы дотянуться до звезд. Возможно, именно эта универсальность объясняет непреходящее главенство Цоя в местном культурном пантеоне. Возможно, именно поэтому «Кино» до сих пор служит опорой одновременно молодым модникам, которые гонят песни о панельной реальности в монохромном звуке, и суровым патриотам, которые включают его песни в динамиках мотоцикла, увешанного георгиевскими ленточками.

https://di.mmoma.ru/news?mid=3622&id=1689

(Про то, что раскол полезен в моменты кризиса, сейчас смешно читать, конечно.)

Текст написан для журнала «Диалог искусств». Не знаю, возможен ли этот диалог сейчас, но он явно необходим. У журнала тоже есть телеграм-канал, и можно на него подписаться.

Отдельное спасибо Юре Сапрыкину, с которым мы обсуждали некоторые мысли, вошедшие в этот текст.

Крутая работа: Костюченко про Херсон.

Крутая работа: интервью Зеленского. («Мне кажется, что нужно думать о своих детях и внуках, о себе уже нечего думать. Сегодня взрослые люди, как мы с вами, уже друг другу ничего не простят. Я в это не верю больше»)

Война меняет в том числе язык. Вот эти бесконечные кочки и заусенцы в интервью Зеленского — в любых других обстоятельствах они были бы отредактированы на письме, а здесь оставлены, и это правильно, потому что в этом жизнь — такая, какая она есть. То же у Костюченко: все это почти механическое перемещение из точки в точку с фиксацией деталей и голосов, почти лишенное композиции, как бы мутнеющее с каждым абзацем, здесь кажется не редакторской недоработкой, но особенностью жанра свидетельства.

«Холод» продолжает писать о войне и ее последствиях. Нас по-прежнему можно читать в России без дополнительных ухищрений (у меня нет этому объяснений, но это так).

Вот несколько материалов из вышедшего за последнюю неделю.

— Как в Институте общественных наук РАНХиГС, где я и многие преподавали, учат студентов думать и говорить о происходящем. Как бы мелочь, но, по-моему, это очень любопытный пример того, как люди пытаются заболтать войну, как бы ее интеллектуализируя.

— Репортаж о том, как живет Тбилиси, ставший центром миграции россиян. У многих такие были, да. Но этот, мне кажется, литературно самый удачный.

— Памяти Оксаны Баулиной.

— Маша Кувшинова с ревизией Балабанова. Уже шерил, но полезно будет сделать это еще раз.

— Живущие в России украинцы рассказывают, как война изменила их жизнь. Таких людей очень много — по вполне официальным оценкам, до двух миллионов человек.

— Немного любви: рассказы людей, которые после начала войны решили пожениться.

— Рассказы волонтеров, помогающих беженцам в Европе.

— Мощнейшая колонка Фариды Курбангалеевой про менструальную бедность — к сожалению, это неиллюзорная перспектива для многих российских женщин.

— Россиянин Леша Пономарев и украинка Анна Филимонова продолжают делать ежедневный подкаст «Кавачай» и находить в нем общий язык проговаривания происходящего.

Читайте, пересылайте, делитесь, подписывайтесь, ну и оформить пожертвование тоже можно.

Хороший текст про то, что надежды нет.

Фарида Рустамова должна получить премию «Редколлегия», если она (премия) еще существует.

https://faridaily.substack.com/p/--3c3?s=w

Очень ценная для меня лично мысль из канала Николая Эппле (писал про его книжку здесь, а теперь она закономерно в топах продаж хороших книжных).

Еще в январе, до беды, Музей истории ГУЛАГа предложил мне побеседовать о ком-нибудь в цикле "Свидетели репрессий", и в предложенном списке был Чуковский, и я конечно не мог не согласиться. Чуковский для меня величайший русский поэт и критик (обожаю его статьи о Некрасове!), теоретик перевода, и вся эта семья для меня безусловные "светские святые" как для Лидии Корнеевны был Герцен. И он кроме того как-то близок мне по-человечески и эмоционально - он был человеком радости и совсем не умел жить в горе, прятался от него замолкал, закрывался уходил в работу, а зато оптимизм был для органичен даже в никак не поддерживающих оптимизм обстоятельствах - для меня тоже.

Чуковские - и Корней Иванович и его дети и внуки (именно они главный его педагогический успех, поколения воспитанных на его книгах детей это уже во-вторых) - прежде всего, Лидия Корневна и Елена Цезаревна - поразительный пример морально-этической ясности и четкости в совсем не благоприятствующие такой ясности времена. Они конечно никакие не "свидетели" репрессий в том смысле, что их это очень близко коснулось - хоть они и не погибли и даже почти не сидели. Куда болезненнее кратковременных отсидок были почти непрекращающиеся травли, цензура и уничтожение всего любимого и близких. Но они свидетели в том смысле, что они прекрасно чувствовали это время и свидетельствовали о нем. 

Но я сам Чуковского только люблю, а знаю немного и я предложил позвать Ирину Лукьянову, автора биографии Чуковского в серии ЖЗЛ. Потом грянула беда, но мы решили разговор не отменять, а я тем временем основательно прочел книгу (которую раньше читал по диагонали), и она мне показалась не только очень хорошей, но и страшно важной. И конечно читая ее я думал о сегодняшней ситуации в заданной разговором рамке - что означает позиция "свидетеля репрессий", присутствующего при творимом государством беззаконии, живущего в преступном государстве. Все очень важные для Чуковских и применительно к ним темы: уезжать - не уезжать, сотрудничать - не сотрудничать, отчаиваться - не отчаиваться -- очень ярко возникают, когда читаешь это из марта 22 года.

И по прочтении я вижу две ключевых мысли, важных для меня сейчас.

Первая - о позиции человека, занятого делом, и этим подкупленного.

В повести Лидии Чуковской "Прочерк", посвященной гибели ее мужа, физика Матвея Бронштейна, и опубликованной после ее смерти, она рассказывает как в конце 50-х они с подругой, детской писательницей Тамарой Габбе они проговаривают для себя, как же так вышло, что наканене 37-го они словно бы ни о чем не подозревали и даже сочувствовали общему делано-приподнятому настроению. Это объяснение очень-очень важное.

«Мы трудились от души. Что же слепило нам глаза, что заставляло сочувствовать пятилетке, индустриализации, стахановскому движению, челюскинцам и пр. и т. д. и т. п.?» – «Подкуп», – бесстрашно отвечала Тамара. «Да какой же подкуп? Талоны в привилегированную столовую, где мы никогда не успевали пообедать, угорелые от сверхсильного труда? Мы жизнь свою жертвовали труду, а получали выговоры с занесением в личное дело». – «Мы были подкуплены самым крупным подкупом, какой существует в мире, – отвечала Тамара. – Свыше десяти лет нам хоть и со стеснениями, с ограничениями, а все-таки позволяли трудиться осмысленно, делать так и то, что мы полагали необходимым. Сократи нам зарплату вдвое, мы работали бы с неменьшим усердием. Индустриализация там или коллективизация, а грамоте и любви к литературе подрастающее поколение учить надо. Отстаивать культуру языка, культуру издания, художничество, прививать вкус – надо». (конец цитаты)

Сейчас, когда рассуждают о том, правильно ли сотрудничать со злом, как можно не бороться и тд (обычно об этом рассуждают сидящие на диванах, но я даже не об этом), разговор уходит в моральную схоластику, а вот этот аргумент кажется звучит крайне редко. Есть люди, повернутые на своем деле, для которых возможность делать его равна возможности жить. Самые крутые ученые, бизнесмены, вообще профессионалы - именно такие. Они могут все правильно понимать про политические расклады, про добро и зло, могут иметь в

полне себе гражданскую позицию - но возможность делать свое дело для них важнее. И дать им эту возможность - даже с известными условиями, с преодолением препятствий - для них действительно "самый крупный подкуп". Матвей Бронштейн, в 1933 самозабвенно пишущий книгу о "Солнечном веществе", Чуковский, в 1936 с упоением бросающийся создавать Новую Детскую Литературу, Ольга Фрейденберг в блокадном Ленинграде продолжает заниматься античным фольклором, какой-нибудь Бруно Снелль в эти же годы в Гамбурге фигачит Die Entdeckung des Geistes и исследования по греческой метрике. И это мы сейчас видим это прежде всего в оптике "как в этой ситуации можно этим заниматься", а они увлечены конкретными вопросами, которые разбирают, они не противостоят окружающему и не поддерживают его, они РАБОТАЮТ. И проходят десятилетия, меняются эпохи, теоретики тоталитаризма ломают шпаги, а Griechische Metrik вот она, и современные античники без нее ни шагу не могут ступить.

Это вовсе не про то, что мораль не важна, и ДЕЛО искупает скользкую моральную позицию. Нет, иначе. Это о том, что такая позиция сама по себе глубоко моральна, и часто моральнее позиции бездельников-борцов и морализаторов.

И вторая мысль, продолжающая первую. Сейчас, пытаясь сориентироваться и понять, что делать и как быть, трудно не включать логику "можно ли что-то изменить и если нельзя, то стоит ли тратить на это силы". Это касается как личных персональных решений (уезжать или нет конкретно вот мне) и больших стратегий (имеет ли смысл делать просветительские проекты, издавать и переводить книги итд). И тут Чуковский дает, по-моему, очень важный ответ.

В книге Ирины Лукьяновой есть пронзительный эпизод, когда Чуковский в 1943 году едет на свою дачу в Переделкине, где долго не был. Там царит разгром, в доме во время боев или перед отправкой на фронт стояла военная часть и тд. И библиотека переделкинская разграблена, а это уже не в первый раз, за два десятка лет до этого он уже переживал разгром куоккальской библиотеки. Дальше цитата из книжки, включающая цитаты из дневника КИ:

«С невыразимым ужасом увидел, что вся моя библиотека разграблена», – писал он в дневнике 24 июля. Снова, как в двадцатые годы на куоккальской даче, – книги, письма, рукописи «составляют наст на полу, по которому ходят». А дальше – еще хуже: "Уже уезжая, я увидел в лесу костер. Меня потянуло к детям, которые сидели у костра. – Постойте, куда же вы? Но они разбежались. Я подошел и увидел: горят английские книги и между прочим любимая моя американская детская «Think of it»и номера «Детской литературы». И я подумал, какой это гротеск, что дети, те, которым я отдал столько любви, жгут у меня на глазах те книги, которыми я хотел служить бы им". "Недавно видел своими глазами, как мальчишки в Переделкине жгли в нашем лесу мою библиотеку – письма ко мне Луначарского, – английские редкие книги XVII века, Стерна и Свифта – Некрасова – и даже не огорчился", – писал он в тот же день сыну.

Не жалко любимых книг. Не жалко имущества. Их утрата – не самая горькая из потерь последних лет. Что делать детскому писателю в мире, где дети жгут книги, – вот что непонятно". (конец цитаты)

То есть хуже просто некуда. Человек несмотря ни на что, преодолевая дикие препятствия (позади уже два жетсоких периода травли, борьба с "чуковщиной" и сказкой "Одолеем Бармалея"), работает на благо детской литературы и видит вот это - дети жгут книги, все напрасно. И что же он после этого делает - бросает навсегда детскую литературу, уходит в запой и отрицание, восстает против режима? Ничего подобного. Он выдыхает - и фигачит дальше. Он пишет "Бибигона" (за которого его опять травят), снова и снова дорабатывает "От двух до пяти" и выступает-выступает-выступает перед детьми и про детей. И в 60-е годы он всесоюзный официальный дедушка Корней, лауреат Ленинской премии, и вокруг него всегда дети и он жжет с ними костры в Переделкине.
(продолжение следует)

Это очень мощные героини и рассказы. (К тому же опровержение ряда спонтанно сформировавшихся мифов.) Рекомендую.

https://holod.media/2022/04/01/ukrainian_women_at-war/

Иногда можно почитать и что-то внеэмоциональное. Связный пересказ геополитических дискуссий и схем последних 25 лет, которые в итоге не смогли предотвратить войну. Много интересных деталей (Путин матерится на переводчика в Хорватии; Меркель, Райс и главы восточноевропейских стран говорят между собой по-русски и пр.). Верить им или нет — дело читателя. Но это как минимум внятный рассказ о том, как Путин смог сделать то, что сделал, и почему его никто не остановил.

https://www.wsj.com/articles/vladimir-putins-20-year-march-to-war-in-ukraineand-how-the-west-mishandled-it-11648826461

В этой публикации нет самых жутких фотографий. Но в ней сопоставляются данные международных информагентств, украинских журналистов, свидетельства выживших и мэра Бучи. Я даже думать не хочу, какие омерзительные людоедские оправдания этому будет выдумывать путинская пропаганда. Отправьте эту статью и фотографии зверств вашим знакомым сомневающихся или поддерживающим эту проклятую войну. От этого нельзя отворачиваться, это преступления против человечности, совершенные российской армией и ее певцами-пропагандистами https://www.tg-me.com/bbcrussian/26122

«Ольга Сухенко в разные годы давала распоряжения оказать денежную помощь, рассматривала земельные проекты и выплачивала надбавки учителям дошкольного учебного заведения «Веночек». «Агро ТВ» рассказывало, как в 2017 году Ольга с мужем Игорем Сухенко посетила дом престарелых в селе Грузское, в котором жил ветеран Второй мировой войны Федор Клименко, выходец из Мотыжина, и поздравила его с Днем победы над нацизмом — цветами, гостинцами и деньгами».

Это история Ольги Сухенко — старосты украинского села Мотыжин, что неподалеку от Бучи, — и ее семьи. Вчера Ольгу Сухенко, ее сына и мужа нашли убитыми в братской могиле. Вы могли видеть эти фотографии. Важно, что на них изображены люди, которые еще недавно были живыми, играли в футбол, выплачивали надбавки сотрудникам детсада «Веночек».

Конечно, сейчас мы рассказываем их историю очень поверхностно; это буквально то, что удалось найти за несколько часов. У меня нет сомнений, что имена всех украинцев, погибших на этой чудовищной войне, будут рано или поздно выяснены, а их истории — рассказаны максимально полно. Поведение Украины и ее граждан гарантирует, что это непременно случится.

Наша ответственность — выяснить имена убийц этой семьи и тысяч других украинцев и никогда их не забывать. Некоторые из этих имен мы уже знаем. Владимир Путин, Сергей Шойгу, патриарх Кирилл, Дмитрий Песков, Маргарита Симоньян, Владимир Соловьев, еще десятки имен военных преступников и их прямых пособников. Сегодня стало известно еще одно имя: это командир российской морской пехоты Алексей Шибулин. О том, что его подразделение проводит «зачистку» Бучи, позавчера сообщал телеканал «Звезда». С большой вероятностью этот человек несет ответственность за десятки и сотни смертей.

Мы еще не знаем имена людей, которые убивали семью Сухенко и бросали их тела в братскую могилу; людей, которые убивали жителей Бучи, связав им руки, и оставляли трупы прямо на улице. Но. Пока российское государство планомерно убивало независимые медиа, мои коллеги, журналисты-расследователи, научились устанавливать бенефициаров сложных коррупционных схем, зацепившись за узор маникюра на случайном посте в инстаграме. Возможно, все эти поиски пентхаусов, яхт и усадеб в конечном счете были нужны для того, чтобы теперь найти тех, кто убивал в Буче, Ирпене, Мариуполе и других городах Украины. Я верю, что их имена будут названы. И прокляты навсегда.

Поговорил с любимыми людьми понятно о чем.

https://meduza.io/feature/2022/04/05/babushka-skazala-ty-daleko-a-televizor-vot-on

И еще. Александр Роднянский вчера написал, что после Бучи нельзя больше говорить о российской культуре. Я полностью понимаю эту эмоцию, но не могу согласиться содержательно. Надеюсь, что и сам Роднянский продолжит делать кино, что он умеет примерно лучше всех людей из России, тем самым опровергая собственный тезис.

Памятная цитата Адорно про поэзию после Освенцима работает только до тех пор, пока не вспоминаешь, что стихи после Освенцима писали — и эти стихи не были варварством. Поэзия изменилась, но не умерла. То же касается и культуры в целом. Российская культура уже не уберегла человека не только от Бучи, но и от села Самашки, от поселка Новые Алды, от ОВД «Дальний» и так далее. Мировая культура не уберегла людей от тысяч других преступлений и ужасов.

Я вообще не думаю, что роль культуры в том, чтобы предотвращать зло. Иначе надо признать, что вся мировая культура провалилась, едва родившись. Лично я на это не готов даже после фотографий и видео из Бучи. Я думаю, что роль культуры — в том, чтобы видеть зло, называть его, говорить о нем, противостоять ему. Я вижу одну из своих задач как журналиста сейчас в том, чтобы видеть ту культуру, которая это делает, и помогать ей по мере сил.

Будет ли эта культура называться «российской», не так важно.

«Холод» продолжает писать о войне и ее последствиях. В этот раз, увы, не получится написать, что издание не заблокировано в России. Сегодня Роскомнадзор заблокировал сайт, чего и следовало ожидать. Меняет ли это что-нибудь для нас? Нет. Будем работать в том же режиме и говорить правду на русском языке.

Можно поставить VPN. Можно просто скопировать или сфотографировать текст и переслать его. Все средства хороши. Больше инструкций — здесь. А мы продолжаем.

С момента выхода предыдущего дайджеста вышло прямо много крутых материалов. Прошу прощения, что ссылаюсь не на все.

— Мы продолжаем рассказывать о жизнях людей, погибших от военных преступлений. Вот история Ирины Филькиной. Родственники узнали, что ее убили, увидев узор маникюра на одной из фотографий погибших в Буче.

— Социологи провели научный эксперимент, чтобы попытаться исключить эффект наблюдателя, который предположительно особенно силен в нынешних опросах о поддержке россиянами войны (несмотря на анонимность, люди могут бояться заявить о позиции против). Получилось, что все может быть не так плохо, как следует из официальных опросов. Тоже плохо, но не так. Спасибо Фильке Чапковскому, что отдал нам этот текст.

— Люди, потерявшие близких в Афганистане и Чечне, — об историях своей семьи и о новой войне. Представлены все позиции, в том числе и провластная.

— Какими были российские военные преступления до Бучи — а они были, и совсем недавно. Самашки и Новые Алды.

— Большое интервью с Еленой Костюченко, великой журналисткой «Новой газеты», написавшей главные пока тексты на русском о войне. Все четыре репортажа Костюченко из Украины опубликованы на «Холоде» без цензуры.

— Как «Википедия» отстаивает свободу от военной цензуры и право называть войну войной. думаю, заблокируют и их. тем важнее обращать внимание на людей, которые стоят за статьями и процедурами и держат оборону.

— Таисия Бекбулатова разговаривает с Александром Роднянским. Дисклеймер этого интервью широко разошелся, но вообще важно и его содержание — продюсер рассказывает про ход мирных переговоров изнутри и очень спокойно, без надежды и без отчаяния, объясняет, что дальше будет с киноиндустрией в России.

— Сережа Бондаренко рассказывает, какие сны видели немцы при Гитлере. Вроде бы и не про сейчас, но на самом деле да. Отдельно я доволен заголовком.

— Интервью с социологом Кириллом Шамиевым о том, что за люди служат в российской армии, убивают людей и делают карьеры. Простых ответов тут нет, но есть какие-то.

— Девушки, которые пошли добровольцами в тероборону и украинские войска, рассказывают, чем они там занимаются. и мощь, и опровержение ряда мифов.

— Очень страшный, но и обнадеживающий рассказ про один многоквартирный дом в Мариуполе. Обнадеживающий — потому что не только про ужас и смерть, но и про солидарность.

По-прежнему каждый день россиянин Леха Пономарев и украинка Аня Филимонова делают подкаст «Кавачай». По-прежнему каждый день мы ведем хронику главных событий, происходящих в Украине и вокруг войны.

Хочу сказать, что горжусь всеми, кто работает в «Холоде» и пишет (и снимает, и говорит) для него, и очень жалею, что российское государство заставляет нас не называть конкретные имена этих людей. Отдельное огромное спасибо и большой почет — многочисленным добровольным помощникам, которые очень-очень помогают все это время и помогают сохранять веру в человечество.

«Холод» по-прежнему можно поддержать финансово. В том числе из России. Это законно, блокировка не означает запрет на пожертвования.

Поговорили с Красильщиком.

— Когда война началась, много говорили о том, что получилось, что все это время мы говорили о добре, просвещении и прочих вещах, противоречащих войне, сами с собой. Сейчас у меня иногда возникает чувство, что мы теперь говорим сами с собой о войне. И это такая психотерапия: вот я не сижу на жопе ровно, а говорю, рассказываю, что-то делаю. Это важно для меня, но есть ли в этом реальная прагматика? У тебя вообще была какая-то аудитория, которую пришлось переубеждать в чем-то?

— Говорят, что есть такие люди, я лично их не встречал. Мне Поливанов сказал, что кто-то кому-то переслал наш эфир и это сработало. Вначале для меня это было важно, но сейчас меня история про переубеждение уже не интересует.

Вот есть история про немцев, которым в 1945 году показывали концлагеря, и они охуевали. Наверное, немцы могли правда не знать. У них не было доступа к информации в таком объеме, который есть сейчас. Все эти рассказы про телевизор... Я понимаю, что есть пожилые люди, но извините, пожалуйста, война идет полтора месяца. Доступ к информации есть. И все это можно увидеть. И если ты считаешь, что это фальсификация невиданного масштаба, что страна бомбит сама себя, раскладывает трупы по улицам, то тут уж извините, enough is enough. На страшном суде зачтется.

Я не считаю, что сейчас нужно кого-то переубеждать. Если у меня есть какая-то большая цель помимо фиксации преступлений и борьбы с собственным стыдом, то она в том, чтобы показывать людям, какой ужас происходит, когда они ходят в кафе, просыпаются, засыпают. А дальше они делают выводы для себя сами. Мы не в XVIII веке, чтобы заниматься просвещением неграмотных.

https://holod.media/2022/04/14/krasilshchik/