Репосты я делаю редко и только по личному выбору. Но вот тут Елизавета Мусатова дело пишет.
Добавить к этому могу только то, что иногда злость на терапевта — это правильно, это то, что и должно произойти. Такая реакция отмечает важные, а то и поворотные точки терапии. И скорее ненормально, если она не возникает.
Но даже если терапевт бесит, если кажется, что он — враг, потому что пытается предложить посмотреть не только на больное место, а вокруг. Если при этом он не выходит за рамки этики, не диктует условий и не навязывает свою картину мира, то есть продолжает профессионально работать, это повод оттормозиться, пробеситься, а потом реально покопаться в своём бешенстве.
Пограничник это может. Да почти любой человек, если у него есть внутренний наблюдатель, это может. Но не без головной боли. Увы, подобные упражнения одновременно сложны и необходимы, чтобы двигаться дальше.
Если получится, терапевт перестанет выглядеть вражиной.
Помните, костоправ с человеком тоже иногда обращается так, что пациент орёт. Но лучше проораться один раз, чем терпеть боль всю оставшуюся жизнь. Со стоматологами, пока не изобрели современную анестезию, было то же самое.
Но если приходится лечить пульпит, она может не сработать.
И вот тут — примерно так же.

Иногда терапевт становится врагом.

Не потому, что он действительно сделал клиенту какое-то объективно злое зло, и не потому, что хочет для клиента как хуже, и не потому, что ищет, куда бы побольнее ударить. Как ни странно может прозвучать, но врагом терапевт может стать, когда пытается помочь.

Терапия - это, конечно, про помощь и облегчение. По крайней мере, такая у нее конечная цель - одна из. Но иногда то, что нужно клиенту здесь и сейчас, это не облегчение. А нужно, например, чтобы кто-то почувствовал его невыносимую боль. Чтобы кто-то побыл рядом с ним в состоянии “кишки размотало по стенкам” и продолжал быть рядом столько, сколько нужно. Чтобы кто-то признал страдание и склонил перед ним голову. Нужно услышать: “Это ад и я не знаю, как в нем быть, и как в нем дышать” вместо того, чтобы сосредоточенно искать в этом аду табличку на выход.

Табличка тоже будет. В свое время. Но прямо сейчас, возможно, это время не настало.

Когда страдание долго остается невидимым, у человека может не остаться никакой надежды на то, что это изменится. Когда нет надежды, нет и иного способа все-таки быть увиденным в этом страдании, кроме как сделать очень больно другому. Вот тебе, держи, чтоб ты понял, каково мне, чтоб ты понял, на что это похоже. В этом страстном желании заставить другого испытать боль любая попытка облегчения может быть воспринята как сопротивление, как диверсия против единственного варианта получить, наконец, признание: “То, что ты пережил_а, не окей”. И терапевт, который пытается увлечь клиента в сторону от боли, становится врагом: очередным человеком, который отворачивается вместо того, чтобы смотреть и свидетельствовать.

Подбиваю некоторые выводы по поведению во время расшатывающих ситуаций. Это совершенно не научный термин, если что.

Расшатывающая ситуация — ситуация, прямо не опасная для жизни и здоровья, но погружающая в состояние неопределенности. Проще говоря, вот сидишь ты в глубоком ахуе и не знаешь, что тебе думать, делать и как жить.

Бытовые примеры — зарплата не пришла вовремя или пришла не в том объеме, близкий человек сказал, что вам надо поговорить не по телефону, но доехать может только через неделю, врач заподозрил пиздецому, а МРТ только через три дня и так далее.

Более глобальные примеры (и тут я напоминаю, что буду беспощадна к тем, кто затеет политосрач) — 24 февраля 2022 года, когда ты живешь там, куда не долетает. Когда живешь на ленточке или около, вообще все по-другому. Там задача одна — выжить. Я это даже разбирать не возьмусь. Меня в таких историях ни разу не было.

Влетаешь ты в расшатывающую историю, как правило, внезапно и без подготовки. Причем в этот момент у тебя либо есть хоть какие-то силы, либо хватает только на поддержание жизнедеятельности.

Давайте начнем с второго варианта, когда очертания жопы уже наметились, а вот с силами все плохо.

У меня тут стандартный набор спецэффектов. Первым номером на арену выходит чудовищное чувство одиночества и оторванности от всех вокруг. При этом виноватыми в этом мозг пытается выставить именно их — полюбили недостаточно, обратили внимания недостаточно, не предложили помощи (конечно же, телепатически угадав, что она очень нужна) и так далее.

Вторым номером вступает паранойя. Мозг, как слетевшая с катушек нейросетка, начинает генерировать картинки — одна хлеще другой. Окружающие хотят послать меня нахер! Нет! Им от меня что-то нужно! Нет! Они хотят меня унизить, чтобы я просила у них помощи! Нет! Они нашли кого-то интереснее и лучше меня!... Это можно продолжать до бесконечности. Параноидальные фантазии — это больно.

Третий номер — самообесценивание до грунта, а за ним — весь остальной набор. Тревога зашкаливает, рыдать хочется, вспоминаются все стыдные косяки на свете, и если их никто не видел, то мозг услужливо подскажет, что это меня за них бог наказал.

Фаза завершается в состоянии «я не хочу жить, потому что такое жить недостойно», после чего наступает вторая — откидывает в полярное состояние со всей его грандиозностью и яростью. Грусть сменяется злостью и железобетонной убежденностью, что те, кто не докладывает тиграм мяса, должны получить кусь во всю голову или, как минимум, лапой по роже. А то че они?

Потом наступает кратковременная стадия равновесия, и все — по кругу. При этом сил на какие-то активные действия по прояснению или изменению ситуации объективно нет. Хватает только на поддержание своих обязательных действий, например, разлепить глаза, поесть и чудом не потерять работу.

Когда ресурс еще не на нуле, спецэффекты примерно такие же. Только без стадии тотального самообесценивания… или с ней, но она очень короткая. Тут скорее качает от более-менее вменяемого состояния до агрессии и обратно.

Причем смена фаз идет по пограничному принципу, то есть несколько раз в сутки. В итоге второй вариант запросто долетает до первого, если вопросы не могут прояснится более-менее длительное время. Для окружающих, кстати, можно при этом выглядеть вполне годно, может, только немного устало… А можно и наоборот выливать все свое состояние на человека, зачастую забыв его к этому подготовить.

Терапия этот пиздос калибрует, но с поправкой на то, что сам по себе он никуда не исчезает. Ты просто учишься что-то с ним делать.

Так, собственно, что же с ним делать? Тут получается тоже два набора вариантов. Я перед тем, как сесть писать пост, вспомнила, как однажды мне военный психолог говорил, что главное в подобных случаях — кому-то помогать. Это уравновешивает.

Уравнобешивает, блять. Вернее… Тут ведь как? Если мы берем первую историю, в которой ресурс плещется где-то на самом донышке, а способы дозаправки не очевидны, пытаться кому-то помогать — плохая, очень плохая идея. Маску сначала всегда — на себя. В противном случае только растратишь последний ресурс, никому не поможешь, а когда те, кому помощь эту обещаешь, спросят, собственно, где она, велик шанс посраться с ними в хлам и в мясо. А фарш иногда невозможно провернуть назад…

Очень хочется написать, что первое и самое главное тут — минимизировать раздражающие факторы. Вот только живем не в пособии по психологии кризисных состояний. Понятно, что большинство этих факторов либо никак не минимизируются, либо мы сами к ним лезем, чтобы, хоть бы и поранившись, получить подтверждение, что о нас помнят. В общем, свести к нулю то, что запускает расшатывающую ситуацию, и перестать об этом думать — классная штука, но это настолько крутое кунг-фу, что…

Первое, что тут надо — спать. Просто очень сильно и дофига спать. Пить перед сном какой-нибудь успокаивающий чаек и дрыхнуть без задних ног столько, сколько может организм. Проваляться в кровати все выходные? Отличный план.

Второе — надо есть. Вот тут тоже хочется написать про правильное питание и все такое, но мир розовых поней остался для меня в далеком прошлом. Есть просто надо. Точка. Когда у тебя дно дна, последнее, что ты хочешь делать, — считать калории и БЖУ. Конечно, если у тебя нет фиксации.

Третье — это не самая очевидная штука. Ограничить общение с людьми на тему того, как тебе херово. Исключение — терапевт. Ограничение тут не до тотального молчания. Это тоже пользы не принесет. Просто стоит сделать усилие и придержать душеизлияние, хоть на это и очень тянет. В моменте веришь, что оно помогает. По факту, даже если говорить о самых близких друзьях и родственниках, которые только и исключительно — за тебя, получаешь кучу разных картин одной и той же ситуации. Ты со своим собственным ее видением ничего сделать не можешь, а тут — еще.

К тому же, таким образом постоянно крутишься вокруг тревожной ситуации, лишая себя возможности от нее хоть немного отвлечься. И это загоняет так, что больше почти ничего не видишь.

Говорить с близкими хорошо, когда у тебя уже появляются силы разбираться. Вот там из семи вИдений можно пробовать выкроить что-то реалистичное. Но сначала надо набраться сил.

Четвертое — отвлекать себя, пока не спишь. Не можешь встать с кровати и прочитать в книге три строчки? Видосы смотри. Их содержания ты тоже не запомнишь, потому что на это мозга уже не хватает, но в моменте можно хоть чутка оторваться от треша в голове.

Пятое — не забывай правило помытой головы и двух недель. Это значит, что голову и все остальное надо продолжать мыть регулярно через не хочу. И если такой треш длится больше двух недель, надо идти к врачу. Есть немалая вероятность, что это не усталость, а депрессия. Она требует уже совсем другого подхода. И с ним лучше не затягивать.

Окей, но, если у нас второй вариант, и попадаешь в расшатывающую ситуацию, когда ресурс у тебя есть? И вот тебя кидает до агрессии и обратно с перспективой запуска коврового бомбометания.

Первое — найти способ сбить напряжение. И вот, отвечаю, хоть бы раз сработала медитация на обретение внутреннего покоя и равновесия. Глубокое дыхание и дыхание на счет, сидение в молчании и так далее работают в стандартных историях. Во время подобных раскачек они бесполезны, а то и добавляют бешенства.

Окей. Как сбить напряг? Можно вот в этой ситуации позвонить другу и выговориться. Но тут можно попасть в ситуацию, что друг скажет тебе не то, что ты хочешь услышать. Он же друг, а не сервис эмоционального обслуживания. Возможно, в самый острый момент ему звонить как раз не надо. Позвонишь, когда тебя уже попустит. Откалибруешься.

Что можно сделать? Если можешь уснуть, спи. Если есть любимый человек в доступе, а ситуация с ним не связана, займись сексом. Не разговаривай. Люби по полной. Ему скорее всего понравится. Тебе — тоже. Расслабишься самым естественным путем. Потом и поговорить можно.

Еще можно заняться спортом. Но тут все-таки есть большой риск упороться до фанатизма и выхватить что-то типа инсульта. Так что… ох, рисковое дело. Я бы, скажем так, в таком состоянии железо тягать не пошла.

Я бы просто пошла. Ногами. По улице. И с плеером в ушах. Ходила бы, пока ноги отказывать не начали. А потом — под чуть теплый душ. Когда сил на огонь-пожар не остается, голове легче думать.

Одна моя подруга для того, чтобы выбить пар, швыряет посуду на пол. Она купила специальную, небьющуюся. При мне тарелкой о линолеум шиндарахнула. Ей — легче, тарелке — похрен.

У другой подруги есть машина. Когда ее кроет, она садится за руль, врубает что-нибудь феерическое и делает пару-тройку кругов по столичному Третьему Кольцу.

Можно петь песни, бить подушку, орать чаечкой или начать проговаривать себе, что у тебя и как. Как раз отличная возможность прокачать ораторские навыки.

Помни, разговор с самим собой может расцениваться как шиза только в случае, если тебя кто-то услышал.

И второе. А вот тут можно ухнуть в работу или реально идти и кому-то помогать. В ситуации, где ты подвешен между небом и землей, зачастую все, что тебе надо, — это точка опоры. И помощь другому может эту точку дать.

Но тут важно соблюсти два правила. Тот, кому помогаешь, должен быть кем-то, кто где-то рядом. Это может быть коллега, у которого что-то не выходит, друг, которому нужно помочь что-то сделать, родственник и так далее. Эти люди должны быть органичной частью жизни, какая она есть. А то она будет дробиться еще сильнее, и это будет сильнее бесить.

А во-вторых, помощь должна быть именно помощью, а не попыткой заставить человека делать именно то, что ты считаешь правильным. И это все должно быть по запросу. Вот при таком раскладе это отлично калибрует.

Мою близкую подругу зовут Мона. И она принесла открытку для нас для всех.
Где взяла — не знаю. Но автору — спасибо огромное!

А пока у меня пятиминутка выдоха от работы, бегущей строкой.

В комментах хороший человек навёл на важную, как мне видится, мысль. Про реакцию близких на дестрой, который может с нами происходить. Обычно они начинают пугаться и постоянно нас тормошить, когда видят, что что-то идёт очень сильно не так...

Наблюдая такие моменты уже несколько лет со стороны, каждый раз проговариваю про себя: "Оставьте в покое. Будет только хуже".

Проблема в чем. Окей, если видишь, как близкий человек, например, бухает, нюхает, дует, бесконтрольно ест или тратит всю зарплату на маркетплейсах, а потом тонет в кредитах, что-то сделать с этим хочется. Безусловно. Хочется как-то помочь, вытащить, показать, что он катится к краю собственного мира и вот-вот рухнет туда, откуда уже не выбираются. Включается механизм тревоги. За близких мы все очень переживаем, хотим хорошего и... забываем, куда выстлана дорога самыми благими намерениями.

Задача не в том, чтобы отобрать у человека бутылку, дозу, дудку, булку или банковскую карту. Задача — понять, из-за чего он всё это делает.

Казалось бы, нет ничего проще. Надо просто доверительно поговорить с человеком и он сам всё расскажет. Это не работает. Например, лет 17 назад я бы рассказывала такому собеседнику.. Не знаю... Наверное, о несчастной любви, о непринятии окружающими моего выбора в жизни, о жестокости по отношению ко мне со стороны родных и друзей. Но в переводе на язык реальности это всё укладывалось бы примерно в такую речь:

"Здравствуйте, меня зовут Аня. И это всё, что я о себе знаю. Я не понимаю, что мне нравится, а что нет. Я не умею не только контролировать, но даже верно называть свои эмоции. Я могу запросто перепутать радость с мучением, а грусть с равновесием. Я не имею понятия, кто я, а кто — не я, поэтому не могу и осознать, кто рядом со мной, а кто — нет. Я настолько отчаянно нуждаюсь во внимании, что отгоняю от себя всех, кто может мне его дать. Они знают, насколько я уязвима, но я хочу думать, что они считают меня очень сильной".

Вот так. Но если бы мне в лицо кто-то произнёс бы эту речь, боюсь, дело закончилось бы скандалом. Правда иногда не приносит облегчения, а посмотреть в глаза реальности сразу не получается. Это страшно до слепой ярости в сторону того, кто пытается тебе её показать.

Я привыкла думать, что зависимости формируются, когда человеку уже реально нехорошо, но он сам этого не осознаёт. И вот тут он начинает что-то делать, чтобы стало легче. Например, пить или постоянно что-то покупать. Он может не понимать, что с ним что-то не так, он может быть уверен, что ему не нужна помощь. У него просто увлечение — прибухивать и шоппиться. Как будто что-то плохое!

И если приседать ему на уши с общей идеей: "АЛЛЯЯЯЯЯРМ! ПРОСНИСЬ! МЫ ВСЁ ПРОСРАЛИ!", — то... Вот какая будет реакция? В этот момент он понимает, что у него просто пытаются отобрать единственное, что приносило ему облегчение. Он будет за это биться. И чем сильнее давление извне, тем мощнее сопротивление. И тем больше смысла положено в то, что человек защищает.

Бухло и идиотские покупки могут обрасти символизмом и глубинными смыслами, если право на них пришлось отстаивать потом и кровью.

Благая идея, по итогу, приведёт к совершенно противоположному результату.

Окей, скажете вы, тогда что же? Что делать? Ничего что ли?

Хотите честно? Не знаю. Вот тут на каждый случай придётся смотреть в отдельности. Кому-то будет достаточно, если на протяжении какого-то времени, например, полугода с ним будут обращаться нежно, внимательно и приветливо, игнорируя его зависимость. Будут давать то тепло и участие, которое ему заменяют предметы и действия.

Кому-то, наоборот, придётся закатить чудовищный скандал и хлопнуть дверью. Кого-то — молча оставить в покое.

И всём без исключения нужно эти зависимости прорабатывать. Но решение идти в терапию не должно быть результатом чьих-то уговоров. Это не одолжение другим. Это — нечто важное для самого человека. Он должен понять, что ему нужна помощь, и сам пожелать её найти.

По-другому никак. А от постоянного мозговыноса, даже если он идёт в комплекте с самыми искренними пожеланиями счастья и здоровья, никому и никогда легче не становится. Потому что в этот момент человек с зависимостью слышит снова и снова одно и то же: "Ты — говно!".

Вот и всё.

Я уже три месяца безвылазно сижу в родительском доме и вспоминаю детство. Оно вообще вокруг меня — сами стены, вещи, фотографии. Не знаю, общая ли это для пограничников особенность, но в моей памяти то время отпечаталось очень ярко. Даже если детали событий со временем потускнели, ощущения я помню очень хорошо.

Дисклеймер. Я очень люблю своих родителей, мне с ними очень повезло. И нет никаких сомнений — они очень любили меня. Но все мы — люди. Живем такими, какие есть, один раз.

Наверное, главной проблемой тогда было само время. Вокруг были 90-е. Когда советская эпоха сменилась хаосом переходного периода, моей маме было 40, а отцу — 44 года. Мне самой сейчас немногим меньше, и, представляя, что тогда пережили они, я испытываю ужас. Но тогда мне было всего четыре.

Тревога — вот главное ощущение, которое было в моем детстве. Когда я уже могла осознавать себя, родители работали вместе. У них был свой небольшой бизнес. Отец был импульсивным человеком, и те эмоции, которые он не мог проявить перед подчиненными и партнерами, находили выход дома. Рабочие разговоры неизбежно переносились на кухню. Обстановка была нервной.

К тому же у поколения моих родителей подход к жизни здорово отличался от нашего. В то время никто особо не думал о правильном эмоциональном климате в семье, уважении к чужим границам, в том числе, а то и в первую очередь, к границам своего ребенка, грамотных проявлениях нежности и прочих прекрасных вещах, о которых так много говорят и пишут в последнее время. Люди старались выжить. И это определяло все.

В итоге… У меня было практически все, о чем в то время можно было только мечтать, — видеомагнитофон, куча кассет с диснеевскими мультиками, которые остальные брали в прокате, даже отдельный телевизор в комнате, куча кукол, включая Барби, которую привезли родители из своей первой поездки в Европу, конструктор Lego… Тогда для детей с заводской окраины небольшого города (а я родилась и выросла в Ярославле) это были настоящие сокровища. Мне завидовали. Но непростые отношения с одноклассниками — это другая история.

Да, все это было круто. Вот только я не могла обнять отца. Попытки это сделать смущенно назывались «телячьими нежностями» и понимания не встречали. Поговорить мы тоже не могли. Он был либо занят, либо устал, либо откровенно давал понять, что считает то, что я хочу ему сказать, чушью. «Да я знаю, что ты мне скажешь!» — одна из коронных папиных фраз.

При этом взорваться он мог из-за чего угодно. Бурлящие внутри него эмоции требовали выхода и находили. Поводом для выволочки могли быть три учебника, забытые на диване. Что там говорить о более серьезных вещах. Хотя… Вот еще один момент. За плохие оценки, например, логично было бы ждать домашних разборок. Но их могло просто не быть. Или однажды отец приехал в школу с документами, а я забыла об этом и решила прогулять. Папа меня не нашел на занятиях. Досталось всем. Когда я вернулась на последний урок, потому что была уверена, что будет контрольная, меня встретили учителя и дети с совершенно офигевшими лицами. Говорили они со мной очень тихо, а еще были уверены, что дома меня, как минимум, изобьют. Родители встретили меня после школы, весело посмеялись моим детским попыткам оправдаться и… предложили поехать вместе в МакДак, купить что-то вкусненькое и съесть это потом на берегу реки.

Тревога, отсутствие контакта со значимым другим, постоянная угроза внезапной атаки с его стороны, невозможность предсказать ее из-за его непоследовательности и при этом чувство огромной любви как своей к нему, так и его ко мне — вот это одни из ведущих ощущений моего детства. И это очень нездоровая, признаться честно, история.

Я никакой не педагог, не детский психолог и даже не мама. Но из своего детства вытащила несколько убеждений. Причем все это важно далеко не только и не столько для детей с какими-то психическими особенностями. Это для всех.

Если ребенок живет в атмосфере постоянной тревоги, он не чувствует, что у него есть дом. Он просто находится в режиме постоянной обороны. Если дома он не ощущает эмоциональной защищенности, опять-таки эмоциональной заботы, тепла и внимания, то как ему выходить во внешний мир, который по определению опаснее родных стен? Как он будет его воспринимать?

В моем случае внешний мир поначалу считывался как невыносимо страшное место. Я буквально рыдала каждый раз, когда нужно было туда выходить. Но со временем, когда ситуация дома не менялась, начались вынужденные поиски возможностей скрыться от нее в этом страшном внешнем мире. Они закончились так себе.

Если значимый другой ведет себя непоследовательно, непредсказуемо, при этом довольно пугающе, это не просто про отсутствие эмоциональной безопасности. Это про необходимость постоянно быть начеку, быть в боеготовности. Внутри тебя постоянно — сжатая пружина. В какой-то момент она неизбежно начинает резко распрямляться по поводу и без, а ты уже забываешь, для чего она была нужна изначально.

Непоследовательность выражается не только в скандалах по непонятным причинам. Она проявляется, например, в установках, которые родитель передает ребенку. В итоге сегодня он может сказать, что главное в жизни — учиться и получить профессию, а завтра — жениться и плодиться. Но при этом не проведет логической связи между этими утверждениями. И у ребенка в голове возникает хаос из, как ему кажется, взаимоисключающих убеждений.

Невозможность контакта с родителем, в том числе запрет на объятия — это просто хреново для навыков общения с другими. Потребность в этом контакте все равно сохраняется. Потому она может быть реализована крайне криво. Как хреново и то, что ребенок не видит, как папа обнимает маму, например. Это тоже погружает в ощущение внутреннего одиночества и непонимания, что делать, если во внешнем мире появляется еще кто-то значимый. Возможны варианты, когда уже во взрослом возрасте такие дети проявляют свою любовь к партнеру… перманентным игнором, агрессией и скандалами.

Если подобным образом проявляется один из родителей, это хреново еще и из-за того, что ребенок практически перестает обращать внимание на второго. Его образ смазывается, теряет значимость. На фоне грандиозной угрозы этот второй, нормальный просто не идет в расчет. В итоге второй родитель просто не может найти возможности помочь ребенку, не вступая в открытый конфликт с первым. Только так он может дать понять маленькому человеку, что он его защищает.

И еще. Есть две плохих идеи в общении с ребенком. Первая — говорить с ним, как со взрослым, и ждать, что он поймет взрослые проблемы и состояния. Вторая — все варианты фразы: «Вырастешь — поймешь!» И совсем хреновая затея — сочетать обе в зависимости от ситуации. Это рвет голову со стопроцентной эффективностью.

Ребенок должен быть ребенком. У него должно быть детство. Например, он ни за что не поймет, насколько трудно зарабатывать деньги, пока не вырастет и не начнет это делать сам. Но если единственное яркое подтверждение любви к нему — это дорогой подарок или щедрые карманные, он будет эти деньги требовать, просто выбивать, ставить родителю в обязанность их дать по первому свистку. И родитель может поверить, что вырастил эгоиста. А это не так…

Ребенок не понимает сложностей экономики, он просто хочет, чтобы его любили понятным для него образом, так, чтобы он мог в это поверить. Вот и все. И есть куча примеров, когда дети из не особо обеспеченных семей, конечно, грустили из-за отсутствия дорогих игрушек и гаджетов, но это не было трагедией, потому что дома у них было здоровое чувство тепла и безопасности, был тыл, где они могли расслабиться и выдохнуть. Вот и все.

Важное, но короткое (кого я обманываю? ) дополнение ко всему этому.

Во-первых, на всякий случай. Мой папа — прекрасный человек. Он всегда был честным, верным и жизнь положил на то, чтобы мы ни в чем не нуждались. Увы, это не метафора и не преувеличение. В 2009 году изменение законодательства в его профессиональной сфере и последовавшие за этим проблемы в его бизнесе окончательно подорвали его здоровье. В июне того же года папы не стало.

Наши отношения нельзя назвать простыми по уже описанным выше причинам, но я до сих пор часто его вспоминаю и очень скучаю по нему. Так или иначе, но я чувствовала: он всегда рядом. Да, в нашем внутреннем мире может произойти буря, а потом ещё одна и ещё, но... Он защищал от мира внешнего. Так или иначе. И это невозможно ни отрицать, ни забыть.

Это был, что называется, настоящий мужик. Правильный. Но да. Про эмоциональную культуру общения в семье у него, как и у миллионов людей его поколения, представления были обрывочные.

Во-вторых, есть очень важный момент. Какими бы ни были сложными отношения между ребёнком и родителями, ребёнок в глубине души чётко знает, любят его или нет. Это ощущение может быть загнано в угол, оно может даже игнорироваться из-за внешнего хаоса проявлений этой любви. Это важно, безусловно. И хорошо бы, чтобы такого не было.

Но! Самое главное — эта уверенность есть. Пусть глубоко, пусть в самой, пардон, жопе, но есть. Тогда у человека, даже если всё будет совсем сложно, есть очень хорошие шансы и оттормозиться там, где это требуется, и научиться взаимодействию с миром, и вообще вернуться к нормальной жизни, которой можно радоваться.

Вот сейчас штуку скажу, за которую присутствующие здесь психологи и по голове могут дать, но... Я видела пограничных детей, взрослых уже детей, которые не чувствовали любви родителей. И вот им, ребята, очень сложно. Прямо тяжело. И с ними тяжело. И я понятия не имею, как они будут из этого выбираться и будут ли вообще. От общения с ними у меня остались противоречивые чувства какой-то тоски и обречённости от совершенного отсутствия даже желания прицепиться к реальности. Там такая Внутренняя Нарния, что уже и шкаф сгнил, и Колдунья сбежала, и Лев сдох, а ей, Нарнии, норм. Это тяжело. Говорят, из этого тоже может быть выход, было бы желание, но это тяжело. Там тяжело просто захотеть искать этот выход. Захотеть по-настоящему.

Так что... Все мы — люди. Мы — разные. Мы — нихрена не идеальные и совершаем ошибки. Как говорит моя дорогая Наташа Никифорова, психолог и руководитель фонда помощи жертвам домашнего насилия "Птицы", невозможно прожить жизнь, не испытав боли и не причинив его кому-то другому, хоть мы и пытаемся. Совершенство недостижимо, но это не повод опускать руки и к нему не стремится.

Просто нужно говорить друг с другом, быть рядом друг с другом, находить возможность услышать дорогого человека и объяснить ему свои чувства на его, а лучше — на вашем общем языке. Это сложно. Это не всегда получается. Но если он чувствует хотя бы наше стремление к этому, это решает сразу половину проблем.

И если говорить о детях... Да, блин, это ведь даже не только к детям относится. Мало любить детей, родителей, друзей, любимых. Важно, чтобы они об этом знали. Хотя бы где-то внутри. Знали. Были уверены в этом, несмотря на все сложности.

Кстати, я вот вам тут пишу про Анну Владимировну, моего терапевта, без которого бы ничего никогда не вышло. Так вот. Угадайте, кто её нашёл. Именно. Папа.

Он не умел дать мне эмоциональный покой и ежеминутное ощущение безопасности. Это правда. Он был сложным и пугающим. Это тоже правда. Мы очень часто ссорились, особенно когда я начала расти и чего-то там хотеть своего. Да. Наша жизнь часто напоминала адок. Да.

Но при этом мы чётко знали: когда случается настоящая беда, всё это уходит на второй план. Всё это — отыгрывание его грандиозности, моего хаоса в голове, а потом и моей грандиозности. Мы не знали, как это назвать. Мы не осознавали, что это такое. Но мы знали. Где-то внутри.

И когда приходила реальность и задавала квест очередного уровня сложности, всё это заканчивалось. Чтобы представление продолжилось, сначала надо было починить актёров и театр.

К сожалению, последний квест он просто не пережил...

Но я его очень люблю. И горжусь им. А ещё — очень ему сочувствую.

Последнее время много думаю о несбывшемся. Особенно — о том, что не сбылось с людьми.

Говорят, к прошлому нужно поворачиваться спиной, вычеркивать и с гордо поднятой головой топать дальше в свою лучшую жизнь. И вроде бы все правильно, но…

Простой пример. Много лет назад я влюбилась. Общались мы исключительно по темам ряда общих интересов, друг о друге имели смутное представление. Он особой заинтересованности не проявлял, авансами не баловал, но меня это мало волновало. Там была любовь, и крепла уверенность — вот оно! Почва у этой уверенности была кочкой на болоте.

Одна наша общая знакомая была в курсе.

По итогу, между нами с этим мужчиной не возникло даже дружбы. Это было больно. Но так бывает каждый раз, когда фантазия уже прорисована в мельчайших деталях, ты в нее уже успела уверовать и придать ей сверхценность… Бам! Розовые очки всегда бьются стеклышками вовнутрь.

Конечно, я развернулась, гордо послала все к черту и пошла… еще три года переваривать. Но суть не в этом.

История произошла в далеком уже 2008 году. В 2018-м случайно я наткнулась на страницу той знакомой. Она была замужем, у нее была чудесная дочь. Ради интереса пошла проверить, кто у нас муж. Ну, вы уже поняли.

Все, что я могла делать дальше, — курить и пить кофе. Мне одновременно казалось, что меня предали и высмеяли. Было тошно… Но главное — я ощущала чудовищную смесь стыда и ярости.

Около года назад мне передали от него привет… Я восприняла это совершенно спокойно. Передала ответный.

Весь этот фейерверк эмоций был по одной причине — кто-то получил то, чего мне так хотелось. Тяжелый удар получила не моя реальность, я внутренние грандиозные о ней представления. Не я, а кто-то совершенно не реалистичный, кем мне когда-то очень хотелось быть.

А в реальности все было просто. Был человек, который относился ко мне просто неплохо, но ничего большего не испытывал. Но вместо того, чтобы смотреть на него, я смотрела на свою фантазию о нем. И смотрела на нее так, будто от ее реализации зависит само мое право жить и радоваться. Как я выходила из этого положения, когда ничего не случилось, — отдельный цирк, но об этом как-нибудь потом.

В реальности до меня вряд ли можно было даже докричаться, ведь любые, выбивающиеся из желаемого, жесты, слова и поступки вызывали неприятие и еще большее погружение в иллюзию.

Проблема была не в том, что меня отвергли, а в том, что грандиозность не получила подтверждения. В итоге она рано или поздно должна была отлететь в тотальное самообесценивание. Пока качаешься на этих качелях, твоя самооценка всегда зависит от кого угодно, но не от тебя. И вот тут тебе действительно лучше гордо взмахнуть головой и пойти по жизни, не оглядываясь. Правда, потом придется избегать любых встреч с этим прошлым — раскатает катком.

Когда постепенно возвращаешь себе равновесие, начинаешь не понимать, а осознавать: никто не знает тебя лучше, чем ты. И оценивать себя можешь действительно только ты. Ни у кого другого нет верной таблицы с критериями этой оценки. Другие способны оценить нас по лекалам своих картин мира и ценностей, но мы живем — каждый со своими.

Когда это понимание постепенно встраивается в повседневный взгляд на вещи, прошлое больше не приносит боли. Оно просто было много лет назад. И прошло. Все уже давно — другие люди.

Еще один эффект — постепенно перестаешь любить тех, кто не любит тебя. Ты можешь на кого-то среагировать, тебя может даже немного подержать в состоянии влюбленности, но это проходит, если человек не проявляет явной взаимности. От нее перестает зависеть твоя внутренняя основа. Ты как-то совершенно спокойно начинаешь понимать, что ты — не сотка баксов, чтобы всем нравится. И это нормально.

А любить того, кто не любит тебя — бессмысленно. Точно так же бессмысленно дружить с тем, кто не дружит с тобой. На это уходит так много сил, что можно просто не заметить кого-то из тех, кто раз от раза проходит мимо и может стать тебе реально близким, ценным и нужным. И в этот раз это будет совершенно взаимно.

Вообще с лицами из прошлого, которых в определенный момент наделяешь своим сверхсмыслом, такая странная фигня… Вот просто наблюдение. Без особых выводов.

Ты, блин, их помнишь. Причем отлично помнишь именно тех, кто тебя так или иначе отверг. Кто-то в подростковом возрасте не стал твоей лучшей подругой, потому что так просто сложилось. Кто-то очень нравился, а вышло, что это не взаимно, с кем-то были какие-то дружеские или более тесные отношения, в которых виделось что-то очень важное, а вышло, что нет этого там и не было. И все закончилось.

Проходят годы, приходят новые люди, меняются города, интересы, компании, а что-то внутри тебя вот это все не получившееся помнит, будто это было только что. Вам знакома история, когда внезапно вспоминаешь косяк десятилетней давности и окатывает жаром так, будто это было вчера?

Иногда возникает ощущение, что внутри живет плохо осознаваемая мечта — остановить время и застыть мухами в янтре. Вот чтобы были все те же люди, в моменте самых лучших ваших отношений с надеждой, что будет в будущем еще лучше… И чтобы эта минута настоящего длилась, длилась и длилась, никогда не переходя в следующую.

Возможно (но я этого не знаю), это связано с пограничной психикой, которая стремится вернуться в момент, когда что-то сломалось, отыграть жизнь назад и все сделать по-другому. Или ее часть просто никак не может понять и поверить, что этот момент остался в далеком прошлом. Не знаю. Я все-таки не психолог.

Но вот такую острую память о не сбывшемся и не сбывшихся видела далеко не только в собственном исполнении. И ведь люди крайне остро реагировали на напоминание о тех, с кем пути разошлись более 20 лет назад. Это же, если немного подумать, в голове не укладывается. Вот было что-то, к примеру, у некоего W с человеком, которого тот знал в свои 19. И был там какой-то конфликт. Но вот W почти 45, он случайно слышит про своего оппонента, которого не видел 25 лет… И его буквально корчить начинает, прямо вот бомбит его так, что сил нет. А у того, первого жизнь уже тысячу раз перевернулась, он ту историю даже с легкой нежной ностальгией вспоминает. А W — нет. Для него первый — не просто существо, которое как-то там на хвост разок наступило, поэтому надо с ним быть поосторожнее. Нет. Он — вражина уровня А. Его надо бить термоядом при первом же удобном случае.

И все эти воспоминания в течение многих лет — что-то почти определяющее. Призраки прошлого, которые иногда бывают живее тех, кто существует в настоящем. Это такая удивительная паранойя. Будто эти люди не то преследуют тебя, не то спят и видят, что им донесут: ты оступился и упал, можно праздновать.

А им… пофиг. Они просто живут свою жизнь. И может быть так, что, увидев тебя на улице, они спокойно улыбнутся, поздороваются, а то и подойдут спросить, как у тебя дела.

Правда, бывает иначе. Парень из предыдущего поста лет через пять после активной фазы той истории на другую сторону дороги от меня переходил. На всякий случай, я ему бурных объяснений не устраивала и скандалов не закатывала.

Честно говоря, ситуация с такой памятью — мрачная. Если в голове очень много прошлого, то куда разместить настоящее и реальные прикидки на будущее? Для этого всего просто не хватает места. В итоге человек, даже если регулярно смотрит в календарь и на часы, будто лишается ощущения времени. В голове он уже почти застыл. Его жизнь крутится вокруг его памяти.

Он стоит на месте. Его жизнь в какой-то ее части никуда не движется, там образуется застой и очень дурно пахнущее болото. Как говорит моя близкая подруга, жизнь просто не работает. Или работает, но частично и с помехами.

Потом может быть больно по-настоящему.

Знаете, сколько лет было самому старшему человеку с таким завихрением в мозгу, которого я знала? 72 года. И со стороны это выглядело реально стремно.

Мало что ранит так, как злая критика от тех, кого не знаешь, или тех, с кем отношения лопнули как та струна, оставив внутри ссадину от ощущения несправедливости, обиды и той самой недосказанности, когда последнее слово, кажется, — не за тобой.

Одни говорят из внешней неизвестности, другие — перемывают кости за спиной. Но все попадают в точку, где ты стоишь, вглядываясь в свою внутреннюю пустоту. И кажется, каждое такое слово — удар в спину, от которого теряешь равновесие и в любой момент можешь упасть в свое собственное бездонное Никуда.

Они запускают тревогу, паранойю, страх несоответствия, самообесценивание, внутреннего Контролера, который будто только и ждет сигнала, чтобы втоптать тебя в еще горячий, только уложенный асфальт. Из него так просто не выберешься, да и отмываться придется долго.

Так практически не бывает с родственниками, близкими друзьями и коллегами, с которыми бок о бок работаешь годы и годы. Тут можно и ногами потопать, и самой выступить, и успокоить себя мыслью, что сейчас они перебесятся, и все само уляжется, и даже нахрен послать. Они внутри твоего круга. Даже если с ними опасно, с ними привычно.

Критика извне — то самое Зеркало Злой Королевы. Не дай бог, оно скажет, что не ты на свете всех милее…

Грандиозность — хрупкая иллюзия. Ее не могут разрушить те, кто рядом. Зачастую они ее отчасти поддерживают, чтобы не ссориться или просто тебя порадовать. Они не врут. Они просто тебя любят, как могут и пока могут. И они понятны, знакомы, с ними знаешь, как себя вести. Ну, хорошо, думаешь, что знаешь.

Негатив от чужака — совсем другая история. Чужак тут же превращается в объект преследующий, пугающий, для грандиозности опасный. Он бьет по ней, не думая, он угрожает ее существованию. Ее, но не твоему.

Критики боится именно она — грандиозная часть внутри, огромная, громкая, совершенно нереалистичная, но старающаяся доказать тебе, что именно она и есть реальность. Вот только это неправда. Она — иллюзия, как иллюзия и ее родная сестра и полная противоположность — Ничтожность. Ты никогда — ни на одном из этих полюсов. Просто не дай убедить себя в обратном.

От любого страха — хоть от реального, хоть от параноидального — есть только два проверенных лекарства, употреблять которые лучше одновременно. Это честность и смех.

Честность, в первую очередь, — перед собой. Это знание и понимание, кто ты, где ты, чем живешь и дышишь, ради чего что-то делаешь. От этого грандиозности бывает неприятно, но надо ли ее жалеть?

А смех снимает любой морок, показывает вещи такими, какие они есть. И становится легче, становится не больно. Помните сказку Чуковского про таракана? А голого короля у Андерсена? Смех превратил ужасное чудовище обратно в букашку, а королевское облачение — в фикцию, которой оно и было.

Когда знаешь, кто ты и что ты, а чувство юмора позволяет хотя бы иногда смеяться над собой, ощущение, что кто-то тебя преследует, улетучивается. Ведь у всех своя жизнь. Кому из давно ушедших с твоего пути людей какое до тебя дело? Правда, если дело все же есть, их можно только пожалеть.

А тот, кто приходит кидать в тебя грязью, ничего о тебе не зная, просто говорит не о тебе, а о себе. Ему, видимо, больше самого себя обсудить не с кем. Можно посочувствовать. Не за чем внимания обращать. Еще можно представить, что эти гневные комменты пишет или говорит тебе какой-нибудь особо нелюбимый бывший шеф, который так и не заслужил твоего уважения. Может быть, не очень этично. Зато весело.

И вот тогда, что бы ни говорило то самое Зеркало, Королеве будет, по большей части, все равно. Она не будет злой. Да и королевой, скорее всего, тоже не будет. У тебя ведь есть дела поинтереснее, чем таскать тяжелую корону, а потом гоняться за людьми с отравленными яблоками.

Так что, может, пойдем пить чай?..

Ммм... Жиза!

А пока я пытаюсь победить работу, одновременно сохраняя душевное равновесие, вот вам случайно обнаруженный видос.

Идеальная иллюстрация ситуации: внутренние Родитель и Взрослый наблюдают, как бесо*бит внутренний Ребёнок.

Всех обнимаю! Всем нам — сил этой весной!

По-настоящему история про личные границы начинается не в момент, когда впервые плотно закрываешь за собой дверь комнаты, сжав кулаки для уверенности, говоришь первое «Нет!» или вежливо отправляешь компанию приятелей или очередного сотрудника сall-центра в пеший эротический круиз. Настоящая магия начинается, когда ловишь себя на том, что делаешь все это спокойно. А иногда — с явно осознаваемым облегчением.

И ничего не рушится. Мир не уходит из-под ног, не выходят из берегов моря и никакой кирпич или град со страусиное яйцо не упало тебе на голову. Даже приятели в большинстве случаев остались на своих местах и скоро вернутся с новыми потрясающими идеями для всего на свете. Ребята из сall-центров — тоже.

Личные границы начинаются, когда приходит очень спокойное, тихое и желебетонное осознание: меня — одна штука, это мало, это ограниченный ресурс. И это мое личное дело — решать, как им распорядиться.

Момент этот отличается тем, что не хочется никому об этом говорить. Вот ситуативно не хочется. Это становится чем-то вроде внутреннего инсайта, очень личного откровения, касающегося только тебя.

Иногда кажется, что вокруг становится очень много людей. Тебя постоянно дергают деловые партнеры с предложениями и напоминаниями, начальство и коллеги с задачами и вопросами, родственники и близкие с домашними и семейными делами, друзья и подруги с желанием пообщаться или вместе провести время. А еще есть информационные поля и пузыри, новостные ленты и летны соцсетей… Когда нет границ, во всеем этом просто тонешь.

А реальность в том, что самый близкий тебе человек — это ты, а далее — по-разному. Есть обязательные моменты. Ну, например, работа, которую надо делать, чтобы есть, пить и разнообразить свой гардероб хотя бы второй парой брюк на случай, если первые лопнут аккурат на заднице. Есть дела, которые невозможно отложить. А есть те, которые можно. Например, можно перенести встречу с другом, если у тебя с самого утра кружится голова. Если это друг, у него не будет вопросов или он предложит приехать к тебе с вкусняшками, чтобы тебе лишнего не париться.

И это нормально. Если прийти на встречу с друзьями с мигренью, никому хорошо не будет. Ни тебе, ни им. Какой смысл?

Личные границы — классная штука, которая, в первую голову, формирует и очерчивает тебя в тебе. Они помогают осознать, кто ты, что ты, какими навыками обладаешь, сколько у тебя сил и времени, куда ты хочешь вложить этот капитал. И потом — действовать.

Да, немного грустно, что ты не можешь уделить большой кусок своего времени и внимания каждому, кто этого хочет. Но это нормально. Ты просто человек. И ты не всесилен.

Переживать об этом не стоит, как не стоит думать, что вежливым отказом уделять кем-то желаемую дозу внимания, ты кого-то ранишь. Это вообще очень странный комплекс вины. Думаю, все сталкивались. Напротив тебя стоит человек, а ты аккуратно пытаешься до него донести, что его слишком много… и тут становится сложно. Тут же скандал, выяснение отношений, заламывание рук и комплекс вины — тебе в нагрузку.

Ну, то есть человек не готов считаться с твоими потребностями и возможностями, но его запросы тебе нужно удовлетворить полностью, иначе ты — какаха. Так? Мне одной кажется, что это стиль мамкиных манипуляторов любого возраста и веса? Злиться на них не надо. Надо просто уходить.

Изменения — это медленно и почти незаметно, никаких фейерверков, никакого фестиваля. Просто однажды оглядываешься назад, а тебя из прошлого уже нет. Есть сегодняшний, в том числе не испытывающий никакого неудобства или тревоги от фраз: «Я сегодня не могу», «Мне это не подходит»; «К сожалению, здесь я не могу помочь» и так далее. И потом не чувствуешь себя ущербным, не сумевшим взять на себя еще одну задачу и справиться, виноватым. Ты отлично себя чувствуешь. Ты пьешь чай или кофе и идешь заниматься делом, в которое ты сегодня решил вложить свой ресурс. Сам.

Пограничка, как структура, схема, механизм (можно называть, как угодно, тут у нас не консилиум) умеет две вещи — идеализировать и обесценивать. Обе — до характерного щелчка.

Переоценить влияние этого на отношения с окружающими очень сложно. Учитывая, что пограничника ещё и разносит на качелях по несколько раз в день, это вообще феерия.

Вот сейчас рядом с тобой самый лучший человек на свете, которого сам Бог тебе послал за неведомые твои благие свершения, а через полчаса — исчадие ада и натуральное наказание. При этом рядом как был просто ещё один живой человек, так и есть. Только сначала он, скорее всего, очень удивлён, что его так сильно любят, а потом ошарашен, озадачен и в глубоком шоке от того, как его отвергают и обвиняют во всех смертных грехах.

Фишка вот в чем. Даже если по началу в силу большой любви, собственных травм и особенностей, а то и всего вместе партнёр пойдёт качаться на этих качелях, постоянно доказывая, что он верный, надёжный, хороший и так далее, рано или поздно он просто устанет. Батарейка сядет, доказывалка отвалится.

У погранца полёты от идеализации до обесценивания вшиты в голову по дефолту. Он тоже, конечно, может устать от всего этого. Но... Скорее всего в этом случае он получит в нагрузку упадок сил и депрессию. Точно выхватит разочарование в партнёре. И, соррян, но я больше, чем уверена, что после этого разорвёт отношения, чтобы пойти искать нового, снова идеального, снова того, который 'наконец-то мы встретились "... Чтобы цикл повторился.

Когда в рамках терапии начинается обсуждение этого механизма, врубается отрицание. Признать, что другой был просто человеком со своими подробностями, а проблема — в тебе... О, это то, против чего восстаёт всё внутри.

Сколько раз я сама через это проходила? Не буду считать. Но достаточно.

Нет, это не я виновата, что затыкала уши и не хотела слышать, что мне говорил партнёр. Нет, это не я закрывала глаза и не видела его реальных поступков. Нет. Я — котик. Он — говно по определению.

А главное... Почему ж это говно меня не любит?!

В своё время мой мозг нашёл изящное решение вопроса о принятии ответственности. Я вам об этом уже рассказывала. Он начал просто выбирать недоступные объекты, которые реально меня не любили, так что сваливать на них вину за весь треш в наших отношениях было проще.

Это не решило проблемы. Вообще.

Пару месяцев назад я честно сказала своему партнёру, что чувствую, как отдаляюсь от него, как перестаю быть важной и значимой для него, а ещё как мне не хватает его внимания. Тут моё везение в том, что этот человек действительно умеет в откровенный диалог, каким бы сложным он ни был.

Во-первых, выяснилось, что партнёр из-за таких моих эмоций очень переживает и не хочет, чтобы я их испытывала. Но при этом не понимает, что происходит. Мы тогда не списывались один день. Всего.

"За один день близкий и дорогой мне человек решил, что он мне больше не нужен. Почему так?" — написал он мне.

А потому что по инерции пограничка стремилась к слиянию, полной идеализации, а потом обесцениванию. И даже мой многолетний опыт не отменил этого процесса, только затормозил и позволил его обсуждать.

Во-вторых, мой партнёр оказался большим молодцом. Он не пошёл у меня на поводу и, несмотря на то, что очень переживал во время этого разговора, ещё раз обозначил свои условия жизни, границы, которые не могут быть отменены.

Это очень важно, потому что пограничник внутри меня как раз стремится ломать границы, уничтожать их. И принципиально важно, чтобы окружение, близкие люди не позволяли ему это делать.

Возможно, это прозвучит странно, но это их проявление любви. Настоящей. Потому что так они помогают мне быть собой, а я намного больше и многограннее, чем моё расстройство.

В итоге мы поговорили, прояснили, что и как происходит, и я выдохнула. Слияние перестало быть столь значимым. Оно — не подтверждение любви со стороны другого. Оно — знак того, что кто-то кого-то уже поломал. Вот и всё.

Когда осознаешь, что пограничная схема — только часть твоей личности, появляется возможность контролировать её. Да, тут многое зависит от партнёра, которого мы выбираем. Но если он действительно поддерживает нас, честно говорит с нами и так далее, то становится проще.

Идеализация и обесценивание никуда не исчезают, просто быстрее заканчиваются как значимые процессы. Или ты просто смотришь на себя в эти моменты как на своего же ребёнка и не придаёшь его импульсивности слишком большого значения.

Взрослый в тебе — ты, а не пограничное расстройство.