Рубрика "Они ёбнулись": красноярскому художнику Василию Слонову запросили два года принудительных работ за неваляшку, украшенную тюремными татуировками.

«Все должно быть ок, это же мужчины, защитники, все должно быть ок»

Моя коллежанка Алла Константинова (@livindavidalokaa) собрала рассказы женщин о домогательствах российских военных в поездах и самолетах. Многие уже не могут ничего рассказать. Мы видим только новости о приговорах: вернулся с фронта и пытал, изнасиловал, убил.

Я недавно прочитала книгу «Женщина в Берлине», она признана экстремистской в России. Так вот мужчины, кажется, никогда не меняются.

Вчера на моей кухне Карпов ставил мне тизер своего нового подкаста и рассказывал, из чего вырос этот подкаст (из контейнера), чья музыка там использована (обновила плейлист группой «береста»), почему Сереже сейчас важно об этом говорить.

Очень такое люблю узнавать из первых рук, вообще очень всегда интересно поспрашивать коллег, почему они делают то, что делают, и что их до этого довело!

Послушайте, как пойдете гулять сегодня!

1/2

В Тайгу.инфо в 2014 году Виктор Чистяков меня брал со словами: «Нам нужны от тебя истории, в которых надо добиваться справедливости». Иными словами меня посадили в отдел общества. И культуры, куда без этого.

Следующие пять лет в этой редакции сделали меня как журналиста. Во-первых, в Тайге была потрясающая степень авторской свободы в выборе тем и перемещений. В моменте это не ощущалось привилегией, но сейчас я не представляю себе региональной или любой другой редакции, в которой я могла бы питчить тексты с формулировками типа «это охуеть какая важная тема» — и всё. Можно было не детализировать, редакторы — Женя Мездриков, Кирилл Логинов и Вася Волнухин — обычно просто соглашались с тем, что мне видней, и ждали текст.

Ждали обычно долго. Иногда очень долго. Пока я набирала фактуру, пока разбиралась в теме, пока вынашивала текст, пока писала — ой, это были недели и иногда месяцы. Я медленно работаю. В экстремальных ситуациях (протесты, суды, происшествия, акты насилия) я быстро ищу информацию, передаю данные и выдаю заметки (но все равно делаю это медленнее, чем коллеги). Потом правда я дорого плачу за это упадком сил и здоровья, если мне не давать возможности восстановиться. Но в Тайге кажется все это понимали про меня лучше, чем я сама, поэтому не дрочили сильно за срыв дедлайнов и небольшие просмотры. Зато как нахваливали, господи, как нахваливали. Если послушать таежное начальство, так я вообще святая (это совсем не так).

Конечно, конечно, денег за это получалось маловато (и всегда было маловато, и собираемое по крупицам чисто бытовое благополучие разбилось об эмиграцию). Но! Мы же все понимаем про молодость и умение вертеться, находя подработки. Помимо Тайги я писала другим классным медиа: Таким делам, Русской службе Би-би-си, Медиазоне, Медузе, начала делать свой подкаст и объездила полмира с таежной пресс-картой. Абсолютно не было проблемой вписаться в пресс-тур или тренинг в каком-нибудь Лондоне и написать потом о современном рабстве и о том, как с ним борются в Великобритании и в России.

Короче, работа в Тайге сильно пушила мои связи, навыки, профессионализм, а главное, давала невиданную свободу для самореализации.

Понятно, что в маленькой редакции трудно позволить себе роскошь быть просто автором великих лонгридов. Я была и линейным редактором новостей в своей рубрике, и ментором для стажеров с журфака, и участвовала в коммерческих спецпроектах — делала по мере сил все то, что необходимо для поддержания работы редакции. Я эту рутину не любила, но зато это была великолепная профессиональная школа от самых восхитительных редакторов и новостников, которых я когда-либо видела.

Но слова Виктора Анатольевича про тексты и справедливость, которой можно добиваться с их помощью, так меня и не отпустили. Такой случился импринт — когда меня посвящали в журналисты, речь шла про справедливость, а не про клики (хотя возможно и про клики тоже, просто я не запомнила).

Да, клики, репосты, цитирование и просмотры безусловно всегда почесывали чувство собственной важности (я живой и довольно честолюбивый человек), но все же приоритетом для меня и тех людей, которые вырастили из меня журналиста, были глубина проработки, качество текста и небессмысленность его появления на свет. А сколько просмотров текст набрал, я редко спрашивала: с одной стороны, было не так уж и интересно; с другой — не хотелось расстраиваться.

Важнее было то, что для решения той или иной проблемы, о которой мы писали, часто было достаточно, чтобы с текстом ознакомились один-два конкретных человека. Мы прекрасно знали, что Тайгу читают чиновники, политики, менты, что специально обученные люди показывают наши новости профильным министрам.

А меня страшно интересовало, почему так хуево сибиряков лечат от рака, почему дети-сироты живут в гнилых домах, почему нет паллиативной помощи в третьем городе России, почему СПИД-центр на 30 тыс. ВИЧ-положительных новосибирцев — это четыре кабинета в жопе мира, почему младенца, родившегося у заключенной в СИЗО девушки, морят голодом, почему невежественные попы с кадилами судят театральных режиссеров.
➡️

➡️ 2/2

Иногда, редко, очень редко тексты что-то меняли: собирались деньги, расширялась больница, фсин покупала молочную смесь, человек выходил из тюрьмы, ребенок не попадал в детский дом. Но, конечно, далеко не всегда.

Одновременно мне было интересно, как живут обычные люди, с которыми ничего не происходит. Интересно, благодаря каким событиям они становились теми, кем были, в каком окружении они росли, какие принципы впитали, на какие ценности опирались, в какие сказки верили, что им было по-настоящему важно в жизни. Другой человек — это так восхитительно и захватывающе! Особенно если наблюдать за ним лет восемь-десять. Большую часть этого времени мои герои живут свою обычную размеренную жизнь, но иногда случаются переломные моменты, которые я по счастью проживаю вместе с ними.

И вот здесь интересно, что журналистам предписывается быть беспристрастными и объективными, не занимать ничью сторону. Но пробовали ли вы становиться частью жизни героя вашего текста? Привозить ему еду, когда он выходит из запоя. Передавать сигареты в больницу, где он умирает от туберкулеза. Носить на руках младенца героини, пока она аннулирует у нотариуса доверенность на распоряжении маткапиталом, ранее выписанную на каких-то мошенников. Отводить соседку, которая употребляет метадон инъекционно, за ручку к хирургу, чтобы прочистить флегмону. Обнимать мать, потерявшую пятилетнюю дочь, когда она рыдает у дверей больничного морга.

Думаю, правильнее было бы назвать Тайгу не региональным медиа, а анархистской коммуной, раз они поощряли мой способ работы. Сейчас я дала бы корреспонденту с такой нагрузкой от силы пару лет до выгорания, а потом отправляла бы в полугодовой отпуск с сохранением зарплаты и постепенным выводом на работу после курса психотерапии. Сама я проработала в таком режиме десять лет, и, прошу заметить, только последние два года стабильно на антидепрессантах и с психологом. Зато это было весело, и как будто удалось прожить несколько жизней.

Очень скучаю по тем временам, но, кажется, пора что-то менять.

До последнего времени я думала, что буду скакать с диктофоном от одного интересного мне человека до другого, чтобы слушать и рассказывать, слушать и рассказывать, пока смерть не разлучит нас с этим ремеслом. Последние лет десять я думала, что в момент, когда я перестану (хотеть) быть журналистом, я вымру. Я была уверена, что жизнь закончится, когда это станет мне неинтересно, когда я перестану сочувствовать своим героям и искать новые истории, когда я покроюсь цинизмом как чешуей.

Никакого этого «когда» не случилось, я все еще хочу писать тексты, а эмпатия — по-прежнему мой главный рабочий инструмент. Сочувствие всё никак не отшибает, и в этом кроется проблемка. Утром я вспомнила одного из погибших моих героев (подорвался на мине), и мне стало физически больно, знаете, как камень в груди повис. Потом другую (Таня, остеосаркома, ампутация ноги, рецидив) — и опять, аж затошнило. Они уже свое отстрадали, а я по ним так и не погоревала как следует. Возможно, надо избирательнее подходить к новым историям, потому что я еще старые толком не рассказала.

Понаблюдаем!

Сегодня ровно полгода как лишен свободы отличный самарский джазовый музыкант и просто хороший человек - Андрей Шабанов. Его задержали 21 марта 2024 года, и арестовали сначала на 10 суток по обвинению в якобы каком-то хулиганстве, но, к сожалению оказалось, что это лишь подготовка к уголовному обвинению и Андрей находится в заключении до сих пор.

Однако есть и другая, более радостная дата! 5 октября, т.е ровно через 2 недели, у Андрея День Рождения! Ему исполнится 44 года. Мы уверены, что Андрей очень обрадуется, если вы пришлёте ему свои поздравления с этим днём! С учётом времени на доставку письма Почтой России как раз самое время отправлять ваши поздравления. Также мы предлагаем организаторам вечеров писем ближайших дней включить Андрея в ваши списки адресатов, чтобы он мог получить как можно больше поздравлений, которые, надеемся, подбодрят его в его обстоятельствах.

Напоминаем адрес для писем и открыток:

443009, Самарская обл., г. Самара, ул. Физкультурная, д. 134а
ФКЛПУ «Областная соматическая больница»

Шабанову Андрею Александровичу 1980г.р.

Мы - фонд "Дети наши"- ищем человека.

Даже так скажу - я ищу человека. Замечательного, прекрасного, доброго и умного человека.

Ищу руководителя направления профилактики социального сиротства.
Оксана Кузнецова, которая сейчас возглавляет это направление, перейдет на направление семейного устройства и восстановления кровных связей.

А мне нужен в команду человек, который возглавит "профилактику".
Это очень важная штука - делать так, чтобы дети не попадали в детский дом. Потому что для детей очень, очень травматично разлучаться со своими близкими. И если можно детей сохранить в семье, то обязательно надо это делать.

Работа - управленческая с одной стороны довольно стандартная (планирование, реализация, мотивация и контроль), с другой творческая (тиражирование, масштабирование, повышение эффективности, новые решения).

Работа в Москве - но работа гибридная, 1-2 дня в офисе, остальное удаленно.
Иногда командировки - в Смоленскую и Ярославскую область, где у нас есть офисы и благополучатели.

Зарплата от 90 тысяч на руки, после испытательного срока выплаты премий и ДМС.
Еще у меня просто нереально крутая команда руководителей направлений, а в целом в фонде работают такие спецы, что закачаешься.
И коллектив у нас крутой, и мы все такие очень продвинутые, шустрые и профессиональные.

В общем, если вы хотите работу с большим смыслом и очень значимую и для общества, и для конкретных людей, и чтобы еще и вам было интересно, то вам надо написать вот сюда @oxanamura - нашей прекрасной Оксане Муравьевой, которая у нас целый HRD.

Очень вас прошу порепостить, нужен мне руководитель профилактики.
Вот если по чьей рекомендации хороший человек придет, я тому билеты в театр подгоню и могу даже сама компанию составить (если кому моя компания покажется заманчивой ))
Или на экскурсию и кофе в офис приглашу к нам и мерч подарю )
(видите, я на все согласная :)))

Сегодня день рождения у Андрея Шабанова, саксофониста из Самары, которого держат в СИЗО который месяц.

Поздравьте его, напишите ему письмо, чтобы Андрей видел, что его не забывают, что его ждут, это очень поддерживает морально.

Вместе мы с вами, друзья и защита Андрея, другие близкие ему люди уже добились того, чтобы ему разрешили позвонить родным, передали необходимые мази.

Давайте не бросать его.

Мусора хуже говна или позор России? Не могу определиться.

Почитайте, еще один адский срок человеку, которому было не все равно.

«К 30 годам у каждой женщины непростой судьбы наберется достаточно мертвых подруг», — написала недавно Даша Серенко. А я ведь тоже женщина непростой судьбы, и сегодня на моем личном кладбище пополнение.

Маша Власова, активистка, которая многое сделала для видимости людей с ВИЧ, туберкулезом и опытом бездомности, была и остается для меня примером человека, который никогда не терял надежды и присутствия духа несмотря на все приключившиеся с ней беды. Она рассказывала о своей жизни, полной испытаний, шутя, она подбадривала других, она была очень свободным человеком, верным себе. Она умела нежно любить и преданно дружила. Она была щедрее, чем многие из нас, хотя богатым человеком не была.

Она и меня поддерживала в моей журналистике и благодарила за интерес к сложным темам, которыми занималась сама. Она делилась с теми, кому это было нужно, и со мной в том числе, своими чудными, страшными, смешными историями. В целом, Маша не давала мне впадать в отчаяние, когда казалось, что никаких заметных изменений в обществе мы на своей жизни не увидим.

Маша умерла. Для всего нашего сообщества, борющегося за права самых уязвимых людей на достоинство и на здоровье, для тех, кто Машу любил и любит, это большая потеря.

Почитайте текст про Машу моего коллеги Ильи Семенова на «Таких делах».

Мои соболезнования близким. В такие моменты я хочу верить в какую-нибудь загробную жизнь, в которой Маша обнимет бабушку.

А сейчас поплачу вволю пожалуй.

Прощание с Машей завтра.

рубрика «мемуары» давно напрашивалась в этот канал.

коллеги из таких дел сегодня почему-то вспомнили архивный материал — мою простигосподи колонку про вич, написанную по просьбе редактора владимира ш.

называлась колонка «здравствуйте, это вы живете с вич-положительным мужчиной?»

(больше кстати не живу! но всё к лучшему, не переживайте)

по форме это был типичный «один мой день». именно мой день образца 2021 года.

почитайте, тут всё по фактам.

Про перебои с АРВТ и про разные подходы к профилактике ВИЧ хотела написать, и вот.

1/2

Не то чтобы я жду многого от организаторов здравоохранения в России. Но злюсь конечно очень, потому что они не сумели за столько лет наладить бесперебойные поставки таблеток от ВИЧ — жизнеугрожающей болезни, которая распространяется половым путем как лесной пожар по сухому лесу.

Ну то есть вы, ребята, можете остановить этот лесной пожар, если у вас все ВИЧ-позитивные люди будут а) знать о своем диагнозе; б) дисциплинированно лечиться.

Для этого государству нужно дисциплинированно и вовремя выдавать им обещанные по закону антиретровирусные препараты и не менее дисциплинированно снижать стигму в обществе по отношению к людям с ВИЧ, а заодно к геям, наркопотребителям и всякому другому человеческому опыту. Ну то есть по-человечески надо к людям относиться и с уважением, и хорошо бы это лежало в основе организации здравоохранения как ценность.

Ещё надо заниматься секс-просветом всех своих граждан и особенно налегать на профилактику в более уязвимых к ВИЧ сообществах.

Нужно повышать, так сказать, благосостояние народа и нещадно образовывать его в вопросах сохранения здоровья всеми доступными способами.

Эти способы очень вариативны и зависят от того, с каким человеком мы разговариваем, потому что для консервативного адресата нашего послания мы подберем одни слова, а для студента — совсем другие. Это, мне кажется, вообще везде работает хорошо: перед тем, как что-то впаривать людям (даже если это бесплатный тест на ВИЧ или бесплатное медико-социальное сопровождение), хорошо бы разузнать, чего они боятся и на каком языке говорят. Поэтому мы так тщательно у себя в Сибири с коллегами по ВИЧ-сервисному НКО искали общий язык с разными людьми. И находили.

Я так думаю: если кто-то в целях сохранения репродуктивного здоровья хочет молиться, креститься и уповать на Бога, надо его хвалить и говорить ему, что воздержание и верность своему единственному партнеру — это прекрасные рабочие способы избежать встречи с ВИЧ. Просто способы эти подходят не всем. И на случай осечки этим «не всем» хорошо бы знать, как надеть презерватив и зачем. Желательно эти знания сделать очень-очень доступными и снабжать ими новых членов общества по ходу взросления, но уж точно не откладывать в долгий ящик.

Если кто-то, как я, выбрал жить безбожником и в блуде, то этому кому-то хорошо бы рассказать о личных границах, правилах безопасности в сексе, культуре сохранения репродуктивного и психического здоровья в отношениях, при этом избегая морализации и осуждения.

И как бы эти послания разным группам друг другу и не противоречат! Одним воздержание, другим — сексуальная свобода и плотские утехи, но презерватив пусть будет у тех и вторых!

Совсем третье послание должно быть адресовано человеку в сложной жизненной ситуации, с зависимостями, сложным букетом социальных трудностей и, возможно, опытом тюремного заключение. Здесь надо меньше умствований и больше конкретных дел: продуктовый набор и сертификаты в аптеку привлекают наркопотребитель:ниц к прохождению теста на ВИЧ и лечению эффективнее, чем упреки.

Люди боятся упреков. Люди не любят унижения. Всякие люди, не только наркопотребители, но они особенно, потому что их по жизни не пинает только ленивый. Мы сделали для них телеграм-канал и стали постить туда «наркоманские» мемы, памятки для лечения трофических язв и приглашения на эпидемиологические исследования в Центр СПИД, а также материалы, через которые транслировали наше желание помочь, наши принципы и ценности. Вот этот подход, когда к собеседнику относишься по-человечески, с уважением, свои плоды дал — и эти люди из сообществ закрытых и часто криминализированных нам доверились и потянулись к нам за помощью. А нам этого и надо было!
>>>>>

2/2

Но есть люди, за которыми уже не надо особенно бегать с призывом сдать тест на ВИЧ и лечиться, они уже знают, что у них ВИЧ, они приняли диагноз и готовы выполнять назначения врача, сдавать анализы вовремя и всячески участвовать в лечении себя. На терапии они проживут такую же жизнь, как и все остальные люди; они знают, что при неопределяемой вирусной нагрузке ВИЧ не передается даже при незащищенном сексе. Про таких людей я думаю, что вот на них-то один из очажков эпидемии потух, потому что они хорошо информированы о своем диагнозе и ответственно приняли все меры, чтобы обезопасить себя и других.

Этих пациентов Центров СПИД надо только лишь поддерживать и не создавать им препятствий в получении лекарств, положенных по закону бесплатно и в срок. Такой у нас общественный договор в стране. И вот этим людям государство своими проебами в закупках говорит: да плевать мы на вас хотели, давайте сами как-нибудь.

Большинство тех, кто сталкивается с перебоями в Центрах СПИД, находят способ выкрутиться и добыть нужные таблетки в аптечках взаимопомощи или за свой счет. Но есть и некоторая часть пациентов, маргинализированых государством и обществом, — и вот их мы теряем в первую очередь (я говорю мы о профессиональном сообществе, сложившемся вокруг профилактики ВИЧ и частью которого я считаю себя).

Отыскать их заново и вернуть в лоно профилактических программ бывает очень сложно. И системные перебои с лечением взращивать приверженность терапии не помогают.

Почитайте, в общем, Здравресурс, почему торги на АРВТ в этом году срываются.

Процесс над журналистами закрыли от журналистов.

Так и живем.

К вопросу о том, как работать (и жить) журналистам в России сейчас.

Военком в Красноярске написал заявление на журналистку НГС24, обвинив её в том, что женщина, якобы, избила его — журналистка Евгения Шелковникова утверждает, что военком выбил из её рук телефон и запрещал снимать сборы во время первого дня "частичной мобилизации" в 2022 году. Оператору издания удалось зафиксировать факт применения к журналистке грубой силы. Но сам 60-летний военком и его свидетели — его же подчинённые — говорят, что это журналистка набросилась на "офицера" и поцарапал его ногтем.

Самый справедливый суд, разумеется, встал на сторону человека в погонах. Журналистку приговорили к трём годам исправительных работ — фактически это запрет на профессию, поскольку все эти три года в рабочие дни недели она должна находиться в специальном центре — фактически трудовой колонии.

Нужно сказать, что у Городских порталов, которым принадлежит НГС24, очень достойная позиция — они продолжают защищать свою журналистку в суде.