Сложно объяснить, в чем магия виниловой пластинки — почему так приятно брать в руки квадратные конверты, доставать диск из шуршащего вкладыша, переворачивать его, читая надпись на «яблоке» — круглой этикетке в центре. На протяжении шестидесяти лет несколько поколений людей в СССР и России видели там название фирмы «Мелодия», а рядом — изящный логотип в виде буквы «М» на крутящемся, как кольца Сатурна, диске.

В 2024 году «Мелодия» празднует свой 60-летний юбилей. Сегодня фирма сотрудничает с современными музыкантами, бережно реставрирует и оцифровывает архив советской эпохи, донося его сокровища до миллионов слушателей, а еще продолжает выпускать винил, который не просто триумфально вернулся в моду, но снова стал частью повседневной жизни.

К юбилею «Мелодии» музыкальные журналисты Денис Бояринов и Ляля Кандаурова написали книгу «Фирма: 100 пластинок “Мелодии”». Это объемное коллекционное (первый тираж — всего тысяча экземпляров) издание содержит сто эссе; каждое — об одной пластинке или серии записей, выходивших на «Мелодии» в советский период. Здесь есть джаз и электроника, знаменитые аудиопостановки для детей, поп- и рок-музыка, но ровно половина книги посвящена классике — ослепительному наследию «Мелодии» и советской исполнительской школы. Среди героев эссе — знаковые фигуры истории отечественной сцены и интереснейшие музыканты, которые по разным причинам остались менее известными. В книге воспроизведен оригинальный дизайн конвертов; все релизы можно послушать, причем многие из них оцифрованы специально к юбилею. Рассказ о сотне избранных пластинок «Мелодии» читается как история музыки и исполнительства в нашей стране — во всем ее великолепии, мощи и противоречиях, но еще и как очень личная, человеческая история: с большой вероятностью многие из этих записей звучали дома у вас или ваших родителей.

Екатерина Мечетина выступила с Академическим симфоническим оркестром Луганской филармонии в Концертном зале имени Рахманинова «Филармонии-2». Подробности в нашем репортаже.

В последние десятилетия большое значение приобрело направление исторически информированного (аутентичного) исполнительства, представители которого ставят своей целью максимально точно воспроизводить музыку прошлого, ориентируясь на сохранившиеся трактаты. Согласно им, например, можно утверждать, что само понимание темповых обозначений в XVIII веке было другим: так, указание andante в принципе не подразумевало медленного темпа (andante – «шагом», а шагать можно по-разному), поэтому, например, увертюра к опере «Дон Жуан» Моцарта в исполнении многих «аутентистов» начинается вдвое быстрее, чем в записях великих дирижеров ХХ века.

В пересмотре темпов, помимо исторического смысла, был и полемический: исполняя музыку барокко и классицизма с учетом контекста, в котором она создавалась и звучала, на исторических инструментах (или их копиях), «аутентисты» предлагали публике услышать хорошо знакомые сочинения словно в первый раз. Для достижения этой цели ускорение темпов могло быть чуть преувеличенным, и в диалоге с исполнительской практикой ХХ века именно такое отношение к темпам стало новой нормой.

Сегодня музыку классицизма и особенно барокко чаще исполняют специализированные ансамбли и камерные оркестры, хотя она остается и в репертуаре симфонических оркестров, учитывающих опыт исторически информированного исполнительства.

#вопросыслушателей

Литературный слог и дар рассказчика у Николая Набокова таковы, что не посрамили бы даже его кузена. Вот как он вспоминает своего учителя, композитора Владимира Ребикова:

«Осенью 1918 года, после того как немцы ушли и Ялта была занята большевиками, наступили крутые времена. Ребиков завел обыкновение гулять по набережной и любоваться морем, взирая на него в старомодный ручной телескоп. “Я знаю из достоверных источников, — шепотом сообщал он, — что президент Вильсон высылает за мной крейсер”. Много-много лет спустя после того, как я и моя семья навсегда покинули Россию, мне рассказали, что весь 1920-й год на ялтинской набережной то и дело маячила допотопная фигура Ребикова в неизменной панаме и в галошах. Он все еще целил телескопом в горизонт. Обещание президента Вильсона оказалось, видимо, не слишком надежным. В 1921-м, посреди самой холодной и голодной зимы, какую только знала Россия, Ребикова в его обычном наряде нашли замерзшим на кровати, в той самой квартире у ялтинской пристани».

Из череды лакомых историй, анекдотов и непредсказуемых сюжетных поворотов выстраивается рельеф жизни Набокова — неповторимый и в то же время вмещающий в себя суть русской эмигрантской культуры. Для таких странников, как он, багаж — это маленький дом с ручкой, в котором собрано самое дорогое. В доме-«Багаже» Набокова тепло, не скучно и всегда есть, с кем поговорить.

▫️ Ozon

В музыке Франции рубежа XIX и XX веков бурно полемизировали два поколения: «отцы», державшиеся академических взглядов, и дерзкие «дети», мечтавшие о звуковой новизне. Острой темой для дискуссий был также феномен Вагнера и шокирующие новации его музыкального языка. Вагнером шумно восхищались, его так же самозабвенно поносили, над ним иронизировали, ему подражали.

В ландшафте французской музыки тех десятилетий яркой фигурой был Эрнест Шоссон. Будучи юристом, он поздно пришел к сочинительству, учился у Жюля Массне, «переболел» вагнероманией, был близок кругу Сезара Франка. Трагическая смерть Шоссона в возрасте 44 лет из-за травмы головы, полученной при падении с велосипеда, прервала его необычный творческий путь. Язык Шоссона — это эстетская звуковая палитра и поствагнеровский эротизм в сочетании с типично французскими стильностью и чувством меры.

27 мая в Зале Чайковского в полностью «французской» программе прозвучит один из ключевых опусов Шоссона — роскошная «Поэма любви и моря» для голоса и оркестра в исполнении Екатерины Семенчук и РНО под управлением Александра Рудина. Отчасти — вокальный цикл, отчасти — «симфония с певицей», эта работа будет окружена сочинениями современников Шоссона разных поколений: от корифея романтической оперы Шарля Гуно, скончавшегося в год премьеры «Поэмы», до Дебюсси и Равеля, которые надолго пережили Шоссона и развивали его колористические находки.

Билеты

Правда или вымысел?

Авторский проект Григория Кротенко посвящен легендарному контрабасисту и дирижеру Сергею Кусевицкому. В концертах цикла Кротенко играет на инструменте, принадлежавшем Кусевицкому, рассказывает о его жизни и творчестве и представляет виртуозов-контрабасистов нового поколения.

Ниже — несколько фактов о Кусевицком. Посмотрев видео с Григорием Кротенко, вы легко определите, какой из них неверный.

1. Однажды Кусевицкий музицировал вместе с Чайковским. Молодой контрабасист пришел в гости к Петру Ильичу и сыграл Andante cantabile из его Первого струнного квартета под аккомпанемент автора. Чайковский, слушая Кусевицкого, заплакал.

2. Кусевицкий был прогрессивным композитором, устремленным в будущее, а как контрабасист и дирижер он ориентировался на прошлое — почти не исполнял современную музыку.

3. Кусевицкий учился у Артура Никиша — дирижера, который «вернул» Чайковскому его Пятую симфонию. Композитор считал сочинение неудачным, пока не услышал его в исполнении Никиша.

Первому читателю, который определит ложный факт, мы подарим два билета на концерт. Пишите свои варианты в комментариях.

21 мая, Камерный зал филармонии
Билеты

Может ли романс — камерный вокальный жанр с его утонченной, неброской лирикой — жить на большой сцене, звуча в сопровождении оркестра? А тем более — рахманиновский романс, отличающийся трепетностью и чуткостью, которые, кажется, достижимы лишь в дуэте?

По случаю недавнего 150-летнего юбилея композитора «Виртуозы Москвы» и Владимир Спиваков заново исследовали выразительные и красочные возможности рахманиновских романсов. Алексей Стрельников — солист «Виртуозов» и тонкий аранжировщик — выполнил переложения известнейших вокальных миниатюр Сергея Васильевича для голоса и камерного оркестра. «Здесь хорошо», «Маргаритки» и другие романсы прозвучат в исполнении Альбины Тонких. Их дополнит оркестровая версия «Элегии» — фортепианной пьесы, созданной 19-летним Рахманиновым в 1892-м, и медленная часть секстета «Воспоминание о Флоренции» Чайковского, впервые прозвучавшая в том же году.

Второе отделение программы — музыка двух авторов, по-разному экспериментирующих с балансом эффектного и пугающего. В цикле афористичных пьес «Румынские народные танцы» 1915 года Бела Барток работает со своими любимыми «варварскими» трансильванскими интонациями и ритмами. Луиджи Боккерини, живший на полтораста лет раньше, привносит смятенную эстетику «бури и натиска», с которой он соприкоснулся во время работы в Австрии, в галантную симфоническую музыку для испанского двора. Его симфония № 6 создана в 1771-м и венчается театрально мрачным финалом, позаимствованным из «адской» сцены балета Глюка «Дон Жуан», в премьере которого Боккерини, вероятно, участвовал как виолончелист.

16 мая, Зал Рахманинова
Билеты