#композиторынаканикулах

Как известно, Александр Бородин был не только композитором, но и профессором Медико-хирургической академии. Он с нетерпением ждал лета, свободного от научной и административной работы, чтобы провести его с женой Екатериной Сергеевной в деревне и уделить музыке больше времени. «Хорошо бы уехать туда как можно раньше — с первыми теплыми лучами солнца, с первыми птицами, с первой травкой, пробивающейся сквозь землю!», — писал он.

Своего имения у Бородиных не было, и на лето они арендовали скромные дачи. Друг семьи, Николай Андреевич Римский-Корсаков, не мог понять «странного» жизненного уклада этой пары — в воспоминаниях он сетует на диковатый распорядок дня Бородиных, которые в Петербурге «обедали иногда в 11 часов вечера (!!!)», на множество привечаемых Екатериной Сергеевной кошек, которые жили в доме, из-за чего там «царствовала великая неурядица», на немыслимое количество просителей, воспитанниц и родственников, чьими делами Александр Порфирьевич без конца занимался, что дополнительно отвлекало его от музыки. Лето, к досаде Римского-Корсакова, как будто тоже было для Бородина-композитора непродуктивным:

«Жили они на даче странно. (...) Большей частью дача состояла из просторной крестьянской избы. Вещей с собой они брали мало. Плиты не было, готовили в русской печке. По-видимому, житье их бывало пренеудобное, в тесноте, со всевозможными лишениями. Вечно хворавшая Екатерина Сергеевна почему-то ходила на даче все лето босиком. Но главным неудобством такого житья-бытья было отсутствие фортепиано».

По-видимому сам Бородин, однако, получал от дачной жизни большое удовольствие. Три лучших лета он с женой провел в Давыдове Владимирской области, в доме своего ученика и друга Александра Дианина. Там было фортепиано, к которому Бородин оставил следующую инструкцию для брата Дианина, Фёдора:

«Хоть вы и самый аккуратный из Павлычей, но напомню вам, чтобы вы не оставляли инструмента открытым, когда не играете. Дальнейшие инструкции, пожалуй, будут излишними: например, чтобы не ударять по клавишам молотком, обухом топора и прочим, не лить внутрь инструмента никаких зловонных, едких и вообще всяких жидкостей, даже чаю, пива и тому подобное. (...) Не спать вдвоем на крышке инструмента, чтобы не продавить ее; вообще не ложиться на нее вдвоем.»

Что бы ни говорил Римский-Корсаков, в Давыдове Бородину прекрасно работалось, а еще лучше гулялось: «По правде сказать, смерть жаль расставаться с моим роскошным, огромнейшим кабинетом, с громадным зеленым ковром, уставленным великолепными деревьями, с высоким голубым сводом вместо потолка. Короче, с нашими задворками. Смерть жаль приволья, свободы, крестьянской рубахи, портков и мужицких сапогов, в которых я безбоязненно шагаю десятки верст по лесам, дебрям, болотам, не рискуя наткнуться ни на профессора, ни на студента, ни на начальника, ни на швейцара».

На фото: дом-музей Александра Бородина (Владимирская область, село Давыдово)

#фестивальРНО

На главную сцену Московской филармонии возвращается Фестиваль Российского национального оркестра. Он начнется с кульминации — исполнения грандиозной оратории «Песни Гурре» Арнольда Шёнберга в 150-й день рождения композитора.

Почему Шёнберг не радовался успеху премьеры, сколько музыкантов задействовано в исполнении «Песен Гурре» и какие приемы предвосхищают его более позднее творчество? В карточках — комментарии к сочинению.

13 сентября, Зал Чайковского
Билеты