Малейшее прикосновение к природе, вызывает мощнейшие турбуленции.
Фантасты из этого целые романы налабали.
Забыв добавить, что это перманентно происходит.
Создатель этого мира это учёл.
Но и случайно ничего не происходит.
И эту неслучайность человек назвал судьбой.
Самое смешное, что в этой мистике - строгая математика.
Всё можно рассчитать. В том числе и судьбу кого угодно.
Машины соответствующей нет. Пока. В которую надобно внести частоту взмахов крыла этой вашей бабочки.
И параметры физических процессов сопротивления воздуха. И направление полёта этой жабы.
Всё идёт своим чередом и так как надо, кому надо.
Уверяю вас.
Поэтому не надо сикутиться.
Надо наблюдать.
Фантасты из этого целые романы налабали.
Забыв добавить, что это перманентно происходит.
Создатель этого мира это учёл.
Но и случайно ничего не происходит.
И эту неслучайность человек назвал судьбой.
Самое смешное, что в этой мистике - строгая математика.
Всё можно рассчитать. В том числе и судьбу кого угодно.
Машины соответствующей нет. Пока. В которую надобно внести частоту взмахов крыла этой вашей бабочки.
И параметры физических процессов сопротивления воздуха. И направление полёта этой жабы.
Всё идёт своим чередом и так как надо, кому надо.
Уверяю вас.
Поэтому не надо сикутиться.
Надо наблюдать.
Наш мир чрезвычайно мал. Человек и его мир, теряются в мире человечества. Не надолго. Чтобы расширить кругозор, и выйти за рамки своей жизни, надо много читать. Очень много. И ещё больше.
Чтобы понять, в конечном итоге, что и там было всё то же самое:
Маленький мир человека и его амбиция пытаются постичь великий окружающий его мир.
И всё время упирается в свой собственный, окружающий только его самого.
За рамки самого себя пытались выйти великие философы.
И создали мир для узкого круга философов.
В котором они и трепыхаются по сей день.
Иной раз мне кажется, что физик и химик, в некотором роде опередили философа.
И коснулись областей, где и Ницше не валялся.
Даже и этот мошенник, не додумался до вещей, от которых опупевают физики. И роют землю для очередного адронного коллайдера.
Но ведь ящик водки дешевле, чем эта дура. И философы все до единого прибегут к нему, только свисни.
Но, вдруг они подерутся? Философ начнёт бить физика гитарой по морде, а физик станет приспосабливать ему на пузо утюг. Химик самое безобидное существо во вселенной. И просто пустит газы.
Но это только на первый взгляд так кажется, поскольку я уверен - физику и философию давно пора объединить.
И тогда наметится очередной рывок в расширении кругозора, если не человечества, то хотя бы узкого круга посвящённых. Не исключено, что это уже сделано, но не афишируется. Без ЛСД - на более стабильный манер.
То с чем имеют дело физики, давно пора изучать философам, а физикам не помешали бы труды философов для понимания и дерзновения наперекор происходящим недоразумениям.
Но зачем это нужно? Спросите вы. Водки и так выпить можно. И без Ницше. И без этого драного коллайдера.
Не знаю. Отвечу я. Знаю что пора, а что из этого выйдет, и где заклинит, в очередной раз кругозор очередных исследователей - это мне неведомо.
Но это могут быть и принципиальные вещи. И весьма кардинальные.
Любопытные и полезные.
Но наука, на прежний прикладной манер, явно в тупике.
Тут нужна революция. И я вижу её приблизительно вот так.
Но, не исключено, что её будет делать уже не человек, а ИИ. Который и возьмёт из всех этих сфер нужное.
Что ж, это весьма логично.
Чтобы понять, в конечном итоге, что и там было всё то же самое:
Маленький мир человека и его амбиция пытаются постичь великий окружающий его мир.
И всё время упирается в свой собственный, окружающий только его самого.
За рамки самого себя пытались выйти великие философы.
И создали мир для узкого круга философов.
В котором они и трепыхаются по сей день.
Иной раз мне кажется, что физик и химик, в некотором роде опередили философа.
И коснулись областей, где и Ницше не валялся.
Даже и этот мошенник, не додумался до вещей, от которых опупевают физики. И роют землю для очередного адронного коллайдера.
Но ведь ящик водки дешевле, чем эта дура. И философы все до единого прибегут к нему, только свисни.
Но, вдруг они подерутся? Философ начнёт бить физика гитарой по морде, а физик станет приспосабливать ему на пузо утюг. Химик самое безобидное существо во вселенной. И просто пустит газы.
Но это только на первый взгляд так кажется, поскольку я уверен - физику и философию давно пора объединить.
И тогда наметится очередной рывок в расширении кругозора, если не человечества, то хотя бы узкого круга посвящённых. Не исключено, что это уже сделано, но не афишируется. Без ЛСД - на более стабильный манер.
То с чем имеют дело физики, давно пора изучать философам, а физикам не помешали бы труды философов для понимания и дерзновения наперекор происходящим недоразумениям.
Но зачем это нужно? Спросите вы. Водки и так выпить можно. И без Ницше. И без этого драного коллайдера.
Не знаю. Отвечу я. Знаю что пора, а что из этого выйдет, и где заклинит, в очередной раз кругозор очередных исследователей - это мне неведомо.
Но это могут быть и принципиальные вещи. И весьма кардинальные.
Любопытные и полезные.
Но наука, на прежний прикладной манер, явно в тупике.
Тут нужна революция. И я вижу её приблизительно вот так.
Но, не исключено, что её будет делать уже не человек, а ИИ. Который и возьмёт из всех этих сфер нужное.
Что ж, это весьма логично.
Полярная звезда.
На небе нет других огней,
И нет огней дороже,
На фоне смерти и теней,
Она меня тревожит.
Мои ли это небеса,
И мне ль холодная роса,
Рубила ноги у костра,
И в слёзы била, может?
Оттенков много у рубля,
И била пешка короля,
И бил быка убогий.
И милых было много.
Всё может в этом мире быть,
Возможно мать свою забыть,
Возможно выпить и упасть,
И смерти чёрной видеть пасть.
Но в небе нет других огней,
Нет в небе смерти, и елей
Меня в огне тревожит,
Он чудом выйти может.
Да, в небе нет других огней!
Всё там одно и тоже.
Я хоронил своих друзей,
И жизнь их подытожил.
И телом твёрдым в телеса,
Порвав усталые глаза,
Она опять приходит,
И вечность хороводит.
Упал и умер - не беда,
Устал и выжил - всё быть может,
Пока полярная звезда,
Твой глупый мир собой тревожит.
Пока, продрав свои глаза,
Ты видишь в светлых небесах,
Её прекрасный вечный свет
И ничего важнее нет.
Упав в говно - смотри на небо,
Поев дерьмо - смотри на небо.
Насрав в штаны - любуйся небом,
И в смерти помни это дело.
Куснув с три короба травы,
Нажрав нирваны в паруса,
Не забывай, что утром ранним,
Придёт полярная звезда.
На небе нет других огней,
И нет огней дороже,
На фоне смерти и теней,
Она меня тревожит.
Мои ли это небеса,
И мне ль холодная роса,
Рубила ноги у костра,
И в слёзы била, может?
Оттенков много у рубля,
И била пешка короля,
И бил быка убогий.
И милых было много.
Всё может в этом мире быть,
Возможно мать свою забыть,
Возможно выпить и упасть,
И смерти чёрной видеть пасть.
Но в небе нет других огней,
Нет в небе смерти, и елей
Меня в огне тревожит,
Он чудом выйти может.
Да, в небе нет других огней!
Всё там одно и тоже.
Я хоронил своих друзей,
И жизнь их подытожил.
И телом твёрдым в телеса,
Порвав усталые глаза,
Она опять приходит,
И вечность хороводит.
Упал и умер - не беда,
Устал и выжил - всё быть может,
Пока полярная звезда,
Твой глупый мир собой тревожит.
Пока, продрав свои глаза,
Ты видишь в светлых небесах,
Её прекрасный вечный свет
И ничего важнее нет.
Упав в говно - смотри на небо,
Поев дерьмо - смотри на небо.
Насрав в штаны - любуйся небом,
И в смерти помни это дело.
Куснув с три короба травы,
Нажрав нирваны в паруса,
Не забывай, что утром ранним,
Придёт полярная звезда.
Ты сказала, будем мыть сегодня пол,
И на этом путь к прозрениям закрыт,
Даже если этот мир сгорит как тол.
Пол сквозь слёзы и лишенья будет мыт.
Даже если запылают небеса,
И объяты будут тленом телеса,
Будут мыть сегодня в доме этом пол.
Боги курят нервно в поле толуол.
Демон будет словно падаль посрамлен,
Зевс мечтает выпить пива и тосол.
Всё сгорит, всему хана, позор и тлен.
Но помыт сегодня будет в доме пол.
И на этом путь к прозрениям закрыт,
Даже если этот мир сгорит как тол.
Пол сквозь слёзы и лишенья будет мыт.
Даже если запылают небеса,
И объяты будут тленом телеса,
Будут мыть сегодня в доме этом пол.
Боги курят нервно в поле толуол.
Демон будет словно падаль посрамлен,
Зевс мечтает выпить пива и тосол.
Всё сгорит, всему хана, позор и тлен.
Но помыт сегодня будет в доме пол.
Когда-нибудь, мы будем вместе,
Давным-давно и там - навечно,
Гуляли люди, пели песни,
И жить нам было бесконечно.
Смеялись дерзко у фонтана,
Искрилось в ёмкости вино,
Играя роль фата-моргана,
Но не тревожило оно.
Когда-нибудь, всё будет прежде.
И мягкий выцветший халат,
Заменит все твои одежды,
И буду снова виноват.
И снова будет мир кружиться,
В последний раз и навсегда,
Придёт пора опять забыться,
Опять уйти придёт пора.
Когда-нибудь, всё будет прежним,
Мы будем вместе безмятежно,
Ночами тёплыми бродить,
Давно и вечно будем жить.
Давным-давно и там - навечно,
Гуляли люди, пели песни,
И жить нам было бесконечно.
Смеялись дерзко у фонтана,
Искрилось в ёмкости вино,
Играя роль фата-моргана,
Но не тревожило оно.
Когда-нибудь, всё будет прежде.
И мягкий выцветший халат,
Заменит все твои одежды,
И буду снова виноват.
И снова будет мир кружиться,
В последний раз и навсегда,
Придёт пора опять забыться,
Опять уйти придёт пора.
Когда-нибудь, всё будет прежним,
Мы будем вместе безмятежно,
Ночами тёплыми бродить,
Давно и вечно будем жить.
Забыв о буднях Вифлеема,
Меня гнетёт одна дилемма.
Как до закрытия успеть,
Киоска в форме диадемы.
Две леммы создаёт дилемма,
И исключает заодно,
Иль свет мне светит диадемы,
Иль будет в пабликах темно.
Вот грекам было хорошо,
Набросил простынь и пошёл,
Пить водку, ром и лимонад,
Саке и виски, прочий яд.
Потом лабали на версте,
Премудрости на бересте,
На глине, камне и в сортире,
На всём, что было в этом мире.
Так. Стоп. На улице темно.
Бери шинель, неси бабло,
И заводи скорей мотор,
Пока киоск никто не спёр.
И вдруг, как ангел воспарил,
Сосед из подпола выходит,
Летит над нами и городит,
О том, что брагу он сварил.
О, милый друг, что всуе грешен,
И путь твой тяжкий безутешен,
Мы в курсе. Вот - прими бабла,
Чтоб баба перед сном дала.
Спустись к нам с неба, друг мятежный,
Не улетай в господню длань,
Вот мясо, булка и тарань,
И три бабца лежат в надежде.
Пучком всё будет, пацаны,
Сказал, и сразу приземлился,
Бидон на стол, бабло в штаны,
И вечер наш преобразился.
Ушёл в закат Ершалаим,
Как будто он нам мозг не дрючил,
И душу по утрам не мучил.
Исчез, и много горя с ним.
Забыв о буднях Вифлеема,
И слово подлое - дилемма,
На пепелища глядя прах,
Держи соломинку в зубах.
Меня гнетёт одна дилемма.
Как до закрытия успеть,
Киоска в форме диадемы.
Две леммы создаёт дилемма,
И исключает заодно,
Иль свет мне светит диадемы,
Иль будет в пабликах темно.
Вот грекам было хорошо,
Набросил простынь и пошёл,
Пить водку, ром и лимонад,
Саке и виски, прочий яд.
Потом лабали на версте,
Премудрости на бересте,
На глине, камне и в сортире,
На всём, что было в этом мире.
Так. Стоп. На улице темно.
Бери шинель, неси бабло,
И заводи скорей мотор,
Пока киоск никто не спёр.
И вдруг, как ангел воспарил,
Сосед из подпола выходит,
Летит над нами и городит,
О том, что брагу он сварил.
О, милый друг, что всуе грешен,
И путь твой тяжкий безутешен,
Мы в курсе. Вот - прими бабла,
Чтоб баба перед сном дала.
Спустись к нам с неба, друг мятежный,
Не улетай в господню длань,
Вот мясо, булка и тарань,
И три бабца лежат в надежде.
Пучком всё будет, пацаны,
Сказал, и сразу приземлился,
Бидон на стол, бабло в штаны,
И вечер наш преобразился.
Ушёл в закат Ершалаим,
Как будто он нам мозг не дрючил,
И душу по утрам не мучил.
Исчез, и много горя с ним.
Забыв о буднях Вифлеема,
И слово подлое - дилемма,
На пепелища глядя прах,
Держи соломинку в зубах.
Смотри: плывёт в воде кувшинка.
Журит глаза, снуёт травинка,
И муравей щекочет таз.
И Зевс уже не любит нас.
Никто не любит нас, но всё же,
Нас берег правый потревожит,
Там камень, волны и прибой,
Огня в полене слышен вой.
Там звёзд бесчисленных армада,
Роняют сливки рая аду,
Там жив и Демон и Христос,
Там все желают жить взасос.
Желают жить, не видя жизни,
Желают жить смакуя ливни,
Желают вырвать впереди.
Как Данко, сердце из груди.
Смотри. Живет одна травинка.
Одна она и ты в засаде,
Лютуешь днём, и ночью в стаде,
Рвёшь землю рылом на ложбинке.
Нет ничего. Покуда небо,
Зовёт в помощники осанну.
Есть тело плоти и равнина.
И душ несчастных крик в нирвану.
Журит глаза, снуёт травинка,
И муравей щекочет таз.
И Зевс уже не любит нас.
Никто не любит нас, но всё же,
Нас берег правый потревожит,
Там камень, волны и прибой,
Огня в полене слышен вой.
Там звёзд бесчисленных армада,
Роняют сливки рая аду,
Там жив и Демон и Христос,
Там все желают жить взасос.
Желают жить, не видя жизни,
Желают жить смакуя ливни,
Желают вырвать впереди.
Как Данко, сердце из груди.
Смотри. Живет одна травинка.
Одна она и ты в засаде,
Лютуешь днём, и ночью в стаде,
Рвёшь землю рылом на ложбинке.
Нет ничего. Покуда небо,
Зовёт в помощники осанну.
Есть тело плоти и равнина.
И душ несчастных крик в нирвану.
Открылась в небе звёзд армада,
А ты и ужину не рада.
И не уверена в себе,
А мир уже навеселе.
А ты всё плачешь и тоскуешь,
О прошлом медленно горюешь,
И ждёшь признанье и любовь,
И в венах бьёт больная кровь.
Я заменить тебя не в силах,
Могу лишь повторить твой путь,
Сжимая боль в ослабших жилах,
Чтоб мир и свет перевернуть.
Но не поможет эта мера,
Всё этой жизни суть - химера,
Всё изничтожится во прах,
Надежда, боль, тоска и страх.
Любая кровь всегда остынет,
И день тревожный мигом минет,
И всё останется молвой,
Но буду я всегда с тобой.
Весь мир огнём сметёт в нирвану,
Поглотит чёрная дыра,
Галактик млечность в струях рваных,
Но буду я с тобой всегда.
Я встану утром, как обычно,
И приготовлю свежий чай,
Свет, дубль, массовка, хлеб отличный.
Фонарь, аптека, и трамвай.
А ты и ужину не рада.
И не уверена в себе,
А мир уже навеселе.
А ты всё плачешь и тоскуешь,
О прошлом медленно горюешь,
И ждёшь признанье и любовь,
И в венах бьёт больная кровь.
Я заменить тебя не в силах,
Могу лишь повторить твой путь,
Сжимая боль в ослабших жилах,
Чтоб мир и свет перевернуть.
Но не поможет эта мера,
Всё этой жизни суть - химера,
Всё изничтожится во прах,
Надежда, боль, тоска и страх.
Любая кровь всегда остынет,
И день тревожный мигом минет,
И всё останется молвой,
Но буду я всегда с тобой.
Весь мир огнём сметёт в нирвану,
Поглотит чёрная дыра,
Галактик млечность в струях рваных,
Но буду я с тобой всегда.
Я встану утром, как обычно,
И приготовлю свежий чай,
Свет, дубль, массовка, хлеб отличный.
Фонарь, аптека, и трамвай.
А, новости, и аналитику, и прочие словоблудия о настоящем, и истерии о настоящем, и весь этот блуд и позор, уже приличному человеку и комментировать-то, неприлично.
Уже тошно на всё это смотреть. Не то что комментировать.
С этим и жить то подло и пошло. А читать и комментировать, так и вовсе возбраняется здравым смыслом.
Невозможно уже на всё это убожество смотреть.
Уже тошно на всё это смотреть. Не то что комментировать.
С этим и жить то подло и пошло. А читать и комментировать, так и вовсе возбраняется здравым смыслом.
Невозможно уже на всё это убожество смотреть.
Поэма о футболе.
Нет полезнее занятья,
Чем смотреть футбол,
Скушал пива, выпил рыбку,
И забили гол.
Вот бежит мужик по полю,
Мячика споймать,
И за ним бежит на волю,
Вся борзая рать.
Вот бегут они направо,
Это хорошо,
Вот бегут они налево,
Рыбы дай ещё.
Вот бегут они как кони,
В майке и трусах,
Хорошо бегут, на мячик,
Нагоняют страх.
Вот налево побежали,
Вот коленом в морду дали,
Вот опять бежит толпа,
Хрен поймёшь бежит куда.
Вратаря толпой урыли,
Все упали, долго выли,
Долго плакали в траву,
Поднимайся. Пасть порву.
Вдруг опять бегут живые,
Бедный шарик гнёт кривые,
На трибунах весело,
Пиво пьют, жуют вино.
Так. Опять бегут куда-то.
По воротам бьют ребята,
Бьют по штанге, бьют и так.
Ноги пляшут краковяк.
Я сегодня был бы зол,
Если б не смотрел футбол.
Потому я нынче странен,
Что не посмотрел футбол.
Нет полезнее занятья,
Чем смотреть футбол,
Скушал пива, выпил рыбку,
И забили гол.
Вот бежит мужик по полю,
Мячика споймать,
И за ним бежит на волю,
Вся борзая рать.
Вот бегут они направо,
Это хорошо,
Вот бегут они налево,
Рыбы дай ещё.
Вот бегут они как кони,
В майке и трусах,
Хорошо бегут, на мячик,
Нагоняют страх.
Вот налево побежали,
Вот коленом в морду дали,
Вот опять бежит толпа,
Хрен поймёшь бежит куда.
Вратаря толпой урыли,
Все упали, долго выли,
Долго плакали в траву,
Поднимайся. Пасть порву.
Вдруг опять бегут живые,
Бедный шарик гнёт кривые,
На трибунах весело,
Пиво пьют, жуют вино.
Так. Опять бегут куда-то.
По воротам бьют ребята,
Бьют по штанге, бьют и так.
Ноги пляшут краковяк.
Я сегодня был бы зол,
Если б не смотрел футбол.
Потому я нынче странен,
Что не посмотрел футбол.
Замучили с этой идеологией. Она всегда есть и проста как палец. На этой планете.
Плодитесь и размножайтесь, называется.
Если твой народ вымирает, значит всё плохо и неправильно. Твоему народу плохо.
И идеология может быть здесь только одна - надо, чтобы народу было хорошо.
Как определить? Проще простого - прирастает, значит ему хорошо.
Вымирает - плохо.
Все ресурсы, здоровый организм направляет на выживание и развитие.
Больной лопочет о марксах, ильиных, Ричарде Львиное Сердце, и прочей лабуде.
Ну, если только они способствуют приросту населения, тогда выдавайте их портреты в спальни молодожёнам.
А если нет - то это химера. Обман и профанация. Опиум для народа.
Опиум для наркомана, дабы он не увидел своей собственной смерти.
Плодитесь и размножайтесь, называется.
Если твой народ вымирает, значит всё плохо и неправильно. Твоему народу плохо.
И идеология может быть здесь только одна - надо, чтобы народу было хорошо.
Как определить? Проще простого - прирастает, значит ему хорошо.
Вымирает - плохо.
Все ресурсы, здоровый организм направляет на выживание и развитие.
Больной лопочет о марксах, ильиных, Ричарде Львиное Сердце, и прочей лабуде.
Ну, если только они способствуют приросту населения, тогда выдавайте их портреты в спальни молодожёнам.
А если нет - то это химера. Обман и профанация. Опиум для народа.
Опиум для наркомана, дабы он не увидел своей собственной смерти.
Старые деревянные баркасы я любил больше резиновых лодок.
Это было невозможно и сравнить.
Тяжёлые, огромные вёсла, было трудно вставить в штифты. По началу, вся эта конструкция казалась неуклюжей.
Всё казалось более громоздким, неуправляемым.
Но когда вёсла были на месте, и ты выходил на воду, ты понимал силу, надёжность и стабильность твоей лодки.
Резиновая, по сравнению с этим, становилась шуткой. Игрушкой.
Понятное дело, что мы не боялись воды. Дело не в этом.
Мы могли плыть и без всяких лодок куда угодно.
Я мог плыть бесконечно. Отдохнув на спине, лёжа на воде, ты плывёшь дальше.
Я, без всякого бахвальства, был убеждён, что могу плыть куда угодно, сколько угодно.
Я отдыхал лёжа на воде, на спине, дышал, и плыл дальше по огромной, бесконечной реке.
Но и сил тогда было море, согласен. Силы не иссякали.
Этот древний деревяный баркас уже тогда научил меня тому, что наши предки мудры, умны и трудолюбивы.
Огромные вёсла, огромная деревянная лодка, требуют только немного любви и понимания.
И потом ты паришь над водой, юлишь как язь, как птица мимо вечернего камыша.
И живёшь, как у Христа за пазухой.
И никакой авианосец, не сможет тебя потопить.
Его радары дерево не примут.
Ну, вычерпал пару вёдер из трюма, и валяй дальше.
Хоть куда. Ничего тебе не может случиться.
Этот баркас, был как послушный топор в твоей руке, которым ты пробиваешь себе путь.
Надёжный и вечный.
Ничего более надёжного я в своей жизни и не видел больше.
Всё остальное было понтами и пустой болтовнёй.
Это было невозможно и сравнить.
Тяжёлые, огромные вёсла, было трудно вставить в штифты. По началу, вся эта конструкция казалась неуклюжей.
Всё казалось более громоздким, неуправляемым.
Но когда вёсла были на месте, и ты выходил на воду, ты понимал силу, надёжность и стабильность твоей лодки.
Резиновая, по сравнению с этим, становилась шуткой. Игрушкой.
Понятное дело, что мы не боялись воды. Дело не в этом.
Мы могли плыть и без всяких лодок куда угодно.
Я мог плыть бесконечно. Отдохнув на спине, лёжа на воде, ты плывёшь дальше.
Я, без всякого бахвальства, был убеждён, что могу плыть куда угодно, сколько угодно.
Я отдыхал лёжа на воде, на спине, дышал, и плыл дальше по огромной, бесконечной реке.
Но и сил тогда было море, согласен. Силы не иссякали.
Этот древний деревяный баркас уже тогда научил меня тому, что наши предки мудры, умны и трудолюбивы.
Огромные вёсла, огромная деревянная лодка, требуют только немного любви и понимания.
И потом ты паришь над водой, юлишь как язь, как птица мимо вечернего камыша.
И живёшь, как у Христа за пазухой.
И никакой авианосец, не сможет тебя потопить.
Его радары дерево не примут.
Ну, вычерпал пару вёдер из трюма, и валяй дальше.
Хоть куда. Ничего тебе не может случиться.
Этот баркас, был как послушный топор в твоей руке, которым ты пробиваешь себе путь.
Надёжный и вечный.
Ничего более надёжного я в своей жизни и не видел больше.
Всё остальное было понтами и пустой болтовнёй.
Живёшь, вот так вот. И не ведаешь наслаждений.
А жизнь бурлит стремительным домкратом.
И выписывает ногами кренделя.
Как Спиноза.
А жизнь бурлит стремительным домкратом.
И выписывает ногами кренделя.
Как Спиноза.
Каждым утром,
Созерцая небеса,
Думать думал,
Но немеют телеса.
И немотствуют
усталые уста:
Думу думать
и глаголить, неспроста.
Всё со смыслом,
Смыслом полнится весь свет,
Столько мысли -
В голове одной нет мест.
Надо три или четыре
Прикрутить,
И маньяка Доуэля,
Пригласить.
Выпить водки,
В три прикрученных горла,
И увидеть, что быть может,
Не права
Мысль одна,
Но в ней есть милость и мораль,
И у третьего из горел,
Пастораль.
Приходи, крутить из неба
Кренделя.
И богов хватать за гриву,
За руля.
Пусть смеётся и рыдает,
Белый свет,
Кофе, хлеб и соль имеем,
Неба нет.
Неба нет,
И я не вижу ничего,
Тучи мрачные летают
Бьёт в чело
То рассвет багровый
То закат,
Днём святых уносят,
Ночью - свят.
Утром святки, ночью порка,
До зари,
Нам того что было сбоку,
Позови.
Пусть корявый и несносный,
Был бы он,
Без мыслей, тупой и плоский,
Как гандон.
Чтобы можно приспособить
И забыть,
И опять на лун тревожных,
Небо выть.
Созерцая небеса,
Думать думал,
Но немеют телеса.
И немотствуют
усталые уста:
Думу думать
и глаголить, неспроста.
Всё со смыслом,
Смыслом полнится весь свет,
Столько мысли -
В голове одной нет мест.
Надо три или четыре
Прикрутить,
И маньяка Доуэля,
Пригласить.
Выпить водки,
В три прикрученных горла,
И увидеть, что быть может,
Не права
Мысль одна,
Но в ней есть милость и мораль,
И у третьего из горел,
Пастораль.
Приходи, крутить из неба
Кренделя.
И богов хватать за гриву,
За руля.
Пусть смеётся и рыдает,
Белый свет,
Кофе, хлеб и соль имеем,
Неба нет.
Неба нет,
И я не вижу ничего,
Тучи мрачные летают
Бьёт в чело
То рассвет багровый
То закат,
Днём святых уносят,
Ночью - свят.
Утром святки, ночью порка,
До зари,
Нам того что было сбоку,
Позови.
Пусть корявый и несносный,
Был бы он,
Без мыслей, тупой и плоский,
Как гандон.
Чтобы можно приспособить
И забыть,
И опять на лун тревожных,
Небо выть.
Опять чудо таблетки рекламируют. Чудо зелье.
Выпил, мол, закусил. Нахлобучил таблетку, микстуру, и наполовину действие алкоголя нивелируется.
Ну, мы, как-бы, верим.
Ну, или тверёз как стекло стал. Допустим.
Ничего не понимаю.
Ну, хорошо если я дармовой сивухи пол ведра нахлобучил.
А ежели я кушал дорогой коньяк?
Ну, допустим, не самый дорогой. Не буду гнать понты. Но и не плохой. С берегов Рейна, например. Там где Рим промышлял. С прокураторами и прочими атрибутами.
И вот они мне эту таблетку предлагают. Кто их берёт и зачем?
Чтобы бежать за следующей бутылкой?
Мир полон абсурдной, таинственной и фантастической херни.
И только исполинам духа подвластны чудеса ея.
Выпил, мол, закусил. Нахлобучил таблетку, микстуру, и наполовину действие алкоголя нивелируется.
Ну, мы, как-бы, верим.
Ну, или тверёз как стекло стал. Допустим.
Ничего не понимаю.
Ну, хорошо если я дармовой сивухи пол ведра нахлобучил.
А ежели я кушал дорогой коньяк?
Ну, допустим, не самый дорогой. Не буду гнать понты. Но и не плохой. С берегов Рейна, например. Там где Рим промышлял. С прокураторами и прочими атрибутами.
И вот они мне эту таблетку предлагают. Кто их берёт и зачем?
Чтобы бежать за следующей бутылкой?
Мир полон абсурдной, таинственной и фантастической херни.
И только исполинам духа подвластны чудеса ея.
Трепетал, по воле ветра,
Бит дождём.
Ночью тёмной, солнцем ярким,
Опалён.
Втоптан в землю,
Сыпан солью и росой,
И под песню о прорабах,
Бит косой.
Еден молью и жуками,
Кабаном.
Рыл он гриб и корни портил,
Злым клыком.
Солнце встретил, на обочине,
В кустах.
Выжил в мире, где прожить,
Не просто так.
Вынул пестик, и на небо
Повернул.
И тычинку сладким мёдом
Окунул.
Бит дождём.
Ночью тёмной, солнцем ярким,
Опалён.
Втоптан в землю,
Сыпан солью и росой,
И под песню о прорабах,
Бит косой.
Еден молью и жуками,
Кабаном.
Рыл он гриб и корни портил,
Злым клыком.
Солнце встретил, на обочине,
В кустах.
Выжил в мире, где прожить,
Не просто так.
Вынул пестик, и на небо
Повернул.
И тычинку сладким мёдом
Окунул.
Кто-нибудь видел шаровую молнию?
Или это клоуны из девяностых, их наравне с тарелками и пестицидами придумали?
Недавно один товарищ заявил, что она ему перед носом хлопнула.
Насилу ноги унёс, болезный.
Или это клоуны из девяностых, их наравне с тарелками и пестицидами придумали?
Недавно один товарищ заявил, что она ему перед носом хлопнула.
Насилу ноги унёс, болезный.
Во-первых, нет ничего, что сказано человеком, что может претендовать на истину.
И священные тексты, вполне себе предоставляют нам имена людей их написавших.
И истины нет. Правда, никогда не одна.
Правда и истина, и представления об оных, у каждого свои.
Да и у каждого, по отдельности, в его норе.
И борьба за общую истину именно тем и обречена всегда на провал:
Её нет. Это - химера.
Этим миром будет руководить борьба. Каждого, за свою веру.
И за своё, ведомое только ему право.
И победит - сильнейший.
Это просто и понятно, как валенок.
Так было, так есть, и так будет.
И Боги скажут, что это - хорошо.
Ну или один Бог. Того, кто победит.
И священные тексты, вполне себе предоставляют нам имена людей их написавших.
И истины нет. Правда, никогда не одна.
Правда и истина, и представления об оных, у каждого свои.
Да и у каждого, по отдельности, в его норе.
И борьба за общую истину именно тем и обречена всегда на провал:
Её нет. Это - химера.
Этим миром будет руководить борьба. Каждого, за свою веру.
И за своё, ведомое только ему право.
И победит - сильнейший.
Это просто и понятно, как валенок.
Так было, так есть, и так будет.
И Боги скажут, что это - хорошо.
Ну или один Бог. Того, кто победит.