Ты улыбался кровожадно с самого начала. Проник во все мои времена года. Распотрошил телесными повадками мои культурные завтраки. Все оттенки погоды — теперь в кадрах. Наших переплетений рук и ног. Еще не наступившая зима уже замораживала длину шпилей на неоготике лифтерширского Бивер-Касла — когда я вжималась в твою длину. В конце октября, когда выступил иней. В нашем номере пахло потом. Мои щиколотки пульсировали от тебя. Осень — была не осенью. Осень — была тобой. В Гренландии — кладбище с католическими крестами. Запорошенными снегом по самый верх. Мы не были в Гренландии. В декабре, в тускнеюще-праздничном городе — ты уже был во мне. По самый верх. Надо мной была твоя яремная ямка. Такие сугробы не тают быстро. Тогда я подумала — как больно будет расставаться. Я решила быть начеку. Не замечать детали-артефакты. Я просила тебя быть сильнее и жестче. Быть кровожаднее. «Кусай, чтобы было больно». Зимой — мои пальцы прилипали к твоей коже. Морозной болью контакта языка с металлом. Но больно — не было. И тем кровожаднее ты выглядел. Весной — сугробы потекли. Я протекала на твои руки по утрам. Омовением. Actus purissimus. Чистотой бесстрашных глубоко-влажных утренностей — весна расчистила блюр с твоего гипнотического лица. Рано-рано. Не стесняясь продления солнечного дня. Весной — твое лицо в естественном свете — перестало нагромождаться опасными тенями. Ты — улыбался нежно. Я чувствовала это крестцом и локтями. Твои поцелуи стеклянными сувенирами напалмами спазмировали мышцы. Пятая песнь «Одиссеи» — прочь из лап Калипсо. Весной — я перестала бояться инея осени и сугробов католических крестов. Ты — проник во все мои времена года. Оставил лето. На «подумать». Лето — через одно сглатыванное слюны. Думать — больше некогда. Ты — напротив. Больше — не кровожадный. Проникай во все мое. Пожалуйста. Я разрешаю.

text: @monday эксклюзивно для @maisonseasons

Вернуться к тебе — это что-то из отпущения. Как прийти к неверующему богу. Забытому диалекту. Но отчего-то — выученному когда-то давно. Ты — понятный. И почему быть понятным — вдруг стало плохо для мужчины? Тот другой называл тебя примитивным и глупым. Тот другой — грязным осквернением растекся по воздуху. Его больше нет. Я поймала горькость пальцами и вымыла руки. Лишь бы не замарать тебя. Ты — нежный. Ласковый. Когда я говорю — ты слушаешь меня. Когда говоришь ты — ты слушаешь меня. Вся я — как на ладони. Обрастаю своей понятностью. Только с тобой. Я ни разу не заснула в смятении. Я возвращаюсь к тебе. Прочь от всех симулякров. Они пахнут ядовитым пеклом. Впервые в жизни, в одинаковости чисел на дисплее — я не прошу ничего другого. Я прошу — только тебя. Мою личную индульгенцию. For all life. Я возвращаюсь к тебе. Уничтожая их. Придавливая ступнями. Последним рывком жестокости. Родной. Подстрахуй меня, пожалуйста. Погладь пальцами мой носик и поцелуй мои ладошки. Пожалуйста, верни мне мою нежность. После всех титаньих пустых глаз. Ты. Ты отвечаешь на сообщение. Открываешь дверь своей квартиры. Под одеялом я понимаю — что я холоднее тебя. Мне страшно прикасаться к моему любимому большому мальчику. Уйти от этого города. Вернуться к тебе. Это как сидеть на траве французской провинции. В парадигмической мягкости шерстки молочных телят. Вокруг нас мурлычут люди. И ты — моим личным богом. «Если только мелким божком». Мой мелкий божок — божится на мое лицо и нежно гладит изгибы-вершины. Я все-таки вернулась к тебе. Добралась до своего личного Ирминсуля. Я прикоснусь к нему-тебе — и увижу главное. Увижу.

Что вернувшись к тебе — я тебя не вернула.

text: @monday эксклюзивно для @maisonseasons

Я так хотела, чтобы все началось поскорее. В нетерпении. Я забила на любые проблески гордости. Все закончилось, когда я начала развязывать завязанные завязки. Завязанные завязки майки завязались на моей шее в плотный узелок. Не поддавались. Тогда — все закончилось. На меня что-то обрушилось. Ты смотришь на меня. Прямо мне в кожу. Анализируя узкие поры. Наши свидания уже привели к тому — что я раздевалась. Все — закончилось. Я сижу на тебе, в пресловутости позы. Мой голый живот касается светлым невесомым пушком твоей футболки Magliano. На ней тонут корабли. Для них — конец наступает в эту секунду. Все закончилось — и я не могу развязать завязки. Я опускаю голову на твое плечо. Я спешила к тебе. Я хотела на твои коленки. Твои зубы. Узел майки приходится на мой второй шейный позвонок. Твои зубы по нему. Тянучи завязки. «Я постараюсь не порвать». Заткнись, Господи. Не используй «не». Все закончилось. Без красивых прелюдий. Розенкранц и Гильденстерн мертвы. Их концовка — одной строчкой. И мы тоже — второстепенности. В дорогих футболках-майках — они не сделали нас изысканнее. Все закончилось. Все абсурдистские комедии — перестали быть чуждой синтетикой. Мы — посреди зала. Вокруг нас — мы. Отражаемые в капельках внутренностей торшеров. Все закончилось. Завязки развязаны. Раскушены твои зубами. Я хочу спросить, что мне делать дальше, как будто я никогда не была раздетой. Что делать дальше? Как все начать? Когда маечно-завязочная процессия закончена. Моя грудь — напротив твоего рта. Это — начало. Мне снова хочется все ускорить. Поскорее к концу. Обойти твои замедляющие руки. Мужчины спешат? Но с тобой — в вечной горячке — я. И даже бесконечные перипетии твоих переговоров — не морозят. Мы — начали? Давай все закончим. Снова оденемся. Только затем — чтобы начать все сначала. Поскорее.

text: @monday эксклюзивно для @maisonseasons

Мы создали сообщество @prose для новых авторов нашего проекта. Если вы хотите опубликоваться в @maison, подайте заявку на публикацию своего текста в @prose, ваш текст найдет своих читателей и мы сможем рассмотреть вас, как автора для публикации в @maison.

Пока мы пишем специального бота для публикации в @prose, временно заявки на публикацию можно подать в блоге @marudororu