Рассказала ЛитРес Журналу про две лучшие книги уходящего года, одна из которых — «Читая “Лолиту” в Тегеране», ставшая абсолютным лидером в книжном клубе. Заодно узнала, что хорошего прочитали другие литературные обозреватели. Посмотрите и вы, там прямо the best from the best.

Решила, что 2023 год для меня будет про сохранение. Сохранение в себе человека, сохранение себя как профессионала, сохранение энергии и капитала, символического и экономического. У меня нет планов на большие рывки и приумножение, просто сохраниться, не потеряться и не потерять: себя, друзей, родных, любимых, здоровье, физическое и ментальное. Я прямо чувствую, что нет сил на что-то большее, поэтому не хочу мучить мотивирующими формулировками ни свои виртуальные блокноты, ни себя. В прошлом году мы все наблюдали разрушение: от глобального разрушения мира до разрушения маленьких частных социальных построек. Я своими глазами видела, как два прекрасных книжных магазина (в Туле и в Москве) боролись за выживание и не выжили, как их создатели потрошили их (и свои) внутренности, раздавая по кусочку в добрые руки, продавали собственные останки. Видела как увольняли (и это в лучшем случае) преподавателей, как людей лишали дела жизни, крыши над головой, свободы, жизни. Как другие люди, наблюдая все это, лишались смысла делать что-то, лишались рассудка. Я никогда не смогу это развидеть. Не знаю, отпустит ли однажды страх внезапной потери, но пока что я ощущаю его внутри так, как иные женщины чувствуют внутри ребёнка. Я чувствую себя самкой, которая вынашивает в чреве пустоту. Я боюсь дать ей выход. Я заклинаю выход этой пустоты, перечисляя всё, что у меня есть, всех, кто у меня есть, всё, что я хочу сохранить. Я выписываю это списком в блокнот в надежде, что в конце года не потеряю ничего из этого. Если так случится, я буду счастлива. Я просто буду.

​В декабре в издательстве Individuum вышла книга «Закрытые. Жизнь гомосексуалов в Советском Союзе» квир-исследователя Рустама Александера. Это перевод на русский готовящейся к публикации в Великобритании книги «Red Closet. The hidden history of gay oppression in the USSR» (можно перевести как «Красный шкаф. Тайная история притеснения геев в СССР», но мне нравится «Красный клозет», ибо есть в этом жирная отсылка). Выход запланирован на 2023 год, и это тот нечастый случай, когда перевод Ольги Быковой вышел раньше оригинала — потому ли, что автор русский, или просто Individuum поторопились, понимая, что-либо сейчас или уже никогда.
 
В основе книги — академическая монография Regulating Homosexuality in Soviet Russia: 1956-1991, написанная Рустамом Александером (псевдоним) в университете Мельбурна, куда он уехал в 2014 году, получив стипендию на докторское исследование. Работа была опубликована в мае 2021 года в издательстве Manchester University Press, а затем переработана и новеллизированна до сентиментального научпопа. Не знаю, существует ли такой жанр, но если нет, то для ревью на «Закрытых» его стоит придумать.
 
Из хронологически выстроенного нарратива читатель узнает об истоках криминализации гомосексуальности в Российской Империи, случайной декриминализации большевиками и повторной криминализации уже Сталиным, о попытках декриминализации при Хрущеве, Брежневе и Горбачёве, о подпольной психиатрической помощи и неудачной практике лечения гомосексуальности, о первых советских гей-активистах, нулевом пациенте, эпидемии СПИДа и, наконец, декриминализации гомосексуальности вместе с развалом СССР. Внутри каждого исторического блока, соответствующего периоду правления вышеупомянутых партийных лидеров, истории разных людей, столкнувшихся с дискриминацией и уголовным преследованием из-за своей гомосексуальности, а также истории тех, кто боролся за или против них. Эти истории привлекают своей человечностью и по тем же причинам отталкивают — есть что-то немного бутафорское в фикшен-части о страданиях молодого сибиряка, приехавшего в Москву в погоне за мечтой (глава 3), и в драме звезды эстрады, попавшего в лагерь (глава 4), и в трагедии бывшего солдата, страдающего от внутренней гомофобии (глава 17). Я понимаю, что автор хотел добиться эмпатии, переплавить сухие факты в наши мокрые от слез лица, но как будто бы слегка переборщил. Хотя, есть и совершенно угарные вещи. Например, история по КГБшника-гея, который хотел и всё, везде и сразу — и с мужиками спать, и геев разоблачать — и в итоге глупо спалился под прикрытием. Мне кажется, Макдона смог бы по мотивам этой истории написать охуенную пьесу. И вот тут бы мы совершенно точно рыдали.
 
Несмотря на недостатки формы, которые вообще несложно простить начинающему автору, по содержанию и компоновке фактов это очень годный нонфикшн. И пусть большинство из них известно нам на уровне коллективной памяти — и про советские общественные туалеты и парки, про отсутствие даже самого понятия личного пространства в СССР, про спасительные браки с женщинами и мучительную совместную жизнь, про усилившуюся стигматизацию геев после выявления первых вич+ и эпидемии СПИДа. Тем не менее, я не могу припомнить чего-то похожего в русской попкультуре. У книжки есть концепт, и она какая-то живая что ли. И если у автора была задача максимально расширить аудиторию, оставаясь при этом в рамках весьма узкой, а ныне и вовсе запрещенной темы, то по-моему все получилось. Возможно, получилось даже чуть больше, потому что «Закрытых» можно читать не только как учебник квир-истории СССР. Даже намеренно суженная оптика дает невероятно широкую картину советской жизни, и на этом портрете эпохи несложно найти своих бабушек и дедушек, родителей и даже себя.

(продолжение) Как уже было упомянуто выше, Рустам Александер родился и вырос в России. По его словам*, живя в России он сам вёл «закрытый» образ жизни и считал это нормальным, полагая, что сексуальность в принципе не стоит афишировать. Поездив по Европе и познакомившись там с квир-людьми понял, что в России всё далеко не нормально. Ситуацию изменил закон о гей-пропаганде, принятый в России в 2013 году. Тогда Рустам впервые начал задумываться о правах ЛГБТ в стране и интересоваться историей. Не обнаружив достаточного количества исследований на данную тему, решил написать сам. Я считаю важным рассказать об этом не потому, что это делает исследование более достоверным. Нет. Это, скорее, делает всё чуть более личным, а в условиях, в которых вышла книжка, превращается в гражданский поступок. В настоящее время Рустам работает над новой книгой, тема которой затрагивает зарубежный опыт борьбы с гомофобией и то, как он мог бы быть полезен в России.
 
Книга «Закрытые. Жизнь гомосексуалов в Советском Союзе» стала в книгой декабря в книжном клубе.
 
*комментарий получен из переписки с редактором
 

​​11 романов, выхода которых я очень жду в этом году

Разбирая издательские планы на 2023 год отметила для себя, а заодно и для своего книжного клуба, несколько долгожданных переводов на русский и пару отличных дебютных романов наших авторов, что сулит весьма интересный книжный год: тексты о жизни на фоне большой истории, о поиске утешения в прошлом, принятии неизбежного, депрессии, порно и непрекращающихся попытках изменить мир к лучшему.

Колсон Уайтхед «Мальчишки из “Никеля”», Синдбад.
Перевод с англ. Александры Самариной.
Роман о калечащей силе исправительной системы на фоне расцвета борьбы за расовое равенство в США. Принес автору вторую Пулитцеровскую премию. Уже доступен эксклюзивно на Строках и вот-вот появится в бумаге.

Оливия Мэннинг «Величайшее благо», Ad Marginem.
Перевод с англ. Дарьи Горяниной.
Первый том Балканской трилогии Мэннинг о жизни в Бухаресте («восточном Париже» как его называли), погруженном в неопределенность войны и политической нестабильности. Роман о Второй Мировой, основанный на личном опыте. Открыт предзаказ.

Джули Оцука «Пловцы», Livebook.
Перевод с англ. Евгении Макаровой.
Роман о том, как много может значить рутина и как тяжело ее терять. Особенно жду его! Обещают в феврале.

Ханья Янагихара «До самого рая», Сorpus.
Перевод с англ. Виктора Сонькина, Александры Борисенко, Анастасии Завозовой и Анны Гайденко.
Тут без комментариев)) Февраль.

Георги Господинов «Времеубежище», Polyandria NoAge.
Перевод с болгарского Наталии Нанкиновой.
Пронзительная история о том, как люди ищут убежища в прошлом, когда настоящее становится им неподвластно. Март.

Илья Мамаев-Найлз «Год порно», главный издательский кобренд года NoAge + Есть смысл.
Читая Салли Руни в русской провинции или роман о новой мужественности. Дебют. Апрель.

Марина Кочан «Хорея», NoAge + Есть смысл.
Автофикшен о родительстве, генах, принятии болезней и особенностей близких людей. Дебют. Апрель.

Элизабет Вурцель «Нация прозака», издательство Эксмо/новая редакция “Контекст”.
Перевод с англ. Ольги Брейнингер.
Культовые мемуары, которые ждут на русском языке вот уже 28 лет. Апрель.

Мег Мэйсон «И в горе, и в радости», Эксмо/новая редакция “Контекст”.
Перевод с англ. Ксении Новиковой.
Еще один роман о депрессии, только смешной как «Флибэг».

Элисон Маклеод «Нежность», Азбука.
Перевод с англ. Татьяны Боровиковой.
Исторический роман о цензуре в литературе во времена Лоуренса, или как запрещали «Любовника леди Чаттерли». Май.

Долен Перкинс-Вальдес «Возьми мою руку», Phantom Press.
Перевод с англ. Камиллы Исмагиловой.
Основанная на реальных событиях история о медсестре, которая хотела изменить жизнь афроамериканок, помогая им контролировать рождаемость. Июнь.

За два года в книжном клубе появилась традиция — брать в первом месяце нового года на обсуждение книгу, которую мы по какой-то причине пропустили в прошлом году, но она прозвучала и не дает покоя. В 2022-м такой книгой стал приключенческий мистический мэшап Анны Старобинец «Лисьи броды».

Прочитав роман, я поняла, почему так случилось. Почему при всей значительности события, поддержке критиков, среди которых много моих литературных дружочков, чьему вкусу я доверяю, не говоря уже о читательской поддержке, почему не смотря на все это «Лисьи броды» не попали в мою оптику в 2022-м. И это не вопрос «нравится-не нравится» текст или идея, это, скорее, более фундаментальный вопрос, чего мы ищем в книгах, которые читаем.

Итак, в это воскресенье обсуждаем книгу января — «Лисьи броды» Анны Старобинец — роман, в котором сталкиваются Восток и Запад, оборотни и люди, беглые зэки и чекисты, живые и мертвые. Для участия в обсуждении необходима подписка любого уровня.

Большая книга объявила о начале нового сезона и открыла приём заявок — а то я уже начала волноваться, что там с русским литературным сезоном, будет ли? Отправила пару запросов, не на все пока получила ответы, но Лицей ждём, и Новые горизонты, и Просветитель, и Ясную Поляну, а вот НОС и Нацбест, походу, нет.

Но вернёмся к Большой книге.

В состав Литературной академии премии в этом году вошло 105 экспертов, среди которых все кто остался кто смог и это хорошо, правда. В этом есть надежда, потому что Шубина и Архангельский, Данилкин и Долецкая, Кучерская и Наринская, и Харитонов, и прекрасная Наталия Борисовна Иванова и Костя Мильчин, а еще жюри премии Ясная Поляна почти в полном составе: Толстой, Водолазкин, Басинский, Отрошенко. Не знаю, любите ли вы искать 10 отличий в списках финалистов Большой и Ясной, я — да.

Вообще я думаю, нас ожидает еще один непростой сезон. Снова будет странно и страшно говорить о книгах, и спасительно одновременно.

​Сегодня ночью мучилась бессонницей. Как это обычно бывает в таких случаях, хаотично перемещалась по ссылкам в телефоне, убавив экран на минимум, стараясь не сильно ворочаться, чтобы не разбудить рядом спящего хрупким сном, и нашла настоящее сокровище — рассказ американской писательницы Шарлотты Перкинс Гилман «Желтые обои». Кажется, ее упоминали в одном из эссе про Сильвию Плат, сравнивая их биографии.

Перкинс Гилман прожила незаурядную жизнь для женщины рубежа 19-20 веков: ей удалось преодолеть тяжелейшую послеродовую депрессию, уйти от мужа, получить развод, стать писательницей и идеологом американского фем-движения, выйти повторно замуж и уйти из жизни на своих условиях. Будучи сторонницей эвтаназии в 1935 году Гилман покончила с собой, использовав лошадиную дозу хлороформа — за три года до этого в возрасте 72 лет у нее диагностировали рак молочной железы.

«Желтые обои» были написаны в 1890 году (она уже ушла от мужа) и после первой публикации в 92-м многократно переиздавались в составе антологий, став важным произведением американской феминисткой литературы. Это история о женщине в депрессии, которую муж привозит отдохнуть на несколько месяцев в арендованный особняк, и ее постепенно сводят с ума обои в комнате. Ей начинает казаться, что узор на обоях меняется, что за ним есть какое-то движение, потом она начинает видеть тень женщины, запертой словно за решеткой в тесном сплетении узорчатых линий, пока однажды тень не выползает, а героиня не оказывается на ее месте.

Я осторожно переворачиваюсь на недостаточно твердом матрасе, у меня затекла шея и ноет запястье левой руки. которой я держала телефон. Я думаю о метафоре, которая сегодня выглядит суперочевидной — женщина в клетке, даже не женщина, ее тень — и акт сдирания обоев героиней как символ борьбы против патриархального мироустройства. Но не только это. «Желтые обои» еще и про обесценивание депрессии, про «лечение» свежим воздухом и ничегонеделанием. Муж героини, он же ее доктор, запрещает ей даже писать, якобы это только ухудшает состояние. Поэтому героиня пишет тайком, а в остальное время пялится на обои.

В Википедии я прочитала, что писательница отправила копию рассказа доктору, лечившему ее от депрессии, и мысль о том, что это автобиография, взрывает мне мозг. Погасив экран я лежу на спине и думаю, насколько большой путь прошли женщины со времён Перкинс Гилман (акцент на слове насколько в значении достаточно ли). Я поворачиваю голову и смотрю как из темноты проступают контуры рядом спящего мужчины. Я думаю, одинаково ли этот путь значительный в вопросах условий, на которых мы теперь делим постель, и в отношении к общества к депрессии? Я знаю ответ.

P.S. Весной прошлого года в серии «Зарубежная классика» издательства АСТ вышел авторский сборник Шарлотты Перкинс Гилман под названием «Желтые обои, Женландия и другие истории». В аннотации к сборнику особый акцент сделан на то, что «Желтые обои» оказали заметное влияние на творчество Говарда Лавкрафта и Стивена Кинга.

Конечно, в Тбилиси уже было разное книжное, и я была на этом разном, но то было в основном политическое, такое, знаете, куда приходят люди одной веры и делая что угодно проговаривают как мантру свое личное, свое гражданское, свое бушующее внутри, выплескивающееся через край то, что дома было нельзя, а здесь можно. Весной даже казалось, нужно. Тбилиси навалился на меня желто-синим, взывал к моей русскости с уличных стен, взывал к совести, разрешал быть совестливой, успокаивал. И я оттаяла. И в этой талой воде, превращающейся с новым сезоном сбора урожая в вино не божественной силой, а трудом, я очень тихо прожила месяц за месяцем. У меня совершенно обычная жизнь. Я птица, свившая гнездо высоко в горах, притащившая в это гнездо все ценное и красивое, что поместилось: ковёр из пыльной ковровой лавки, что в центре (250 лари —наверняка, переплатила), старая ваза, купленная на Сухом мосту (ругаю, что не спросила у продавца ее истории, пусть бы он даже выдумал), чашка из драконьего камня (неправда, конечно, просто ебейшая керамика) и другое, и другое, многое. Так много, что я иногда думаю, а если домой, как же я это все унесу в клювике? Найдётся ли этому место в моем домике? Не заберут ли этот домик лохматые чиновники? Прочь, прочь, бестолковые мысли. Вчерашний вечер был особенный. Странный сон, в который перенеслись люди из разных мест. Я видела некоторых с некоторыми, но не всех вместе. И вот я сидела на диване посреди небольшого книжного формата books&bar, подо мной в цоколе шла презентация веры, ее вёл знакомый из города н, в зале сидели красивые головы из буктьюба, чье-то тело я видела впервые. Напротив меня в баре сидел еще писатель, мы лично не знакомы, но он часто теперь опосредованно мелькает в моей ленте, так что я знаю его даже больше, чем хотелось бы. Мне, признаться, сейчас вообще не хочется больше узнавать новых людей. Презентация заканчивается, люди снизу заполняют пространство бара, перемешиваются. Это так обычно. Это так необычно теперь! Я устаю мгновенно. Я обнимаю и спрашиваю, отвечаю и выпиваю, я слышу как говорят, что еще один наш общий знакомый теперь живет в Тбилиси и чувствую неприятное раздражение от этого. Откладываю эту мысль, чтобы потом подумать ее. Я не хочу так думать. Не хочется быть такой неприятной. Интересно, замечают ли окружающие, что я устала? Видят ли они, как тяжело мне дается присутствие? Разрывает ли их так же от диссонанса, что мы сейчас в перемещенной реальности, что наши рты говорят о литературе в то время, как наши тела трансгрессируют в данный конкретный момент, извиваясь и мутируя? Соберёмся ли мы в прежнее, не потеряв по пути какие-то важные частицы? Я выхожу на воздух, цепляясь за первую возможность. Я иду, дожевывая остатки разговоров, пока они не растворяются в прохладном январском воздухе Мтацминды. Я чувствую облегчение, проходя мимо проклятий на стенах, адресованных к своему народу — они возвращают меня в реальность.

Можете со мной не согласиться, но я отдаю приз за лучшее описание секса в современной русской литературе Анне Старобинец. У нее это как-то не пошло, не стыдливо, естественно и в меру физиологично, не пафосно и, простите, не сухо))

«Лисьи броды», часть 8, глава 2:

«Кронин лизнул ее сосок, и он тут же сделался твердым и потемнел, как ягода можжевельника. […]
Он потянулся губами к ее губам – не к тем, что раскрываются, чтобы дышать и говорить, есть и пить, но к тем, что в скользкой темноте разбухают и раскрываются от совсем иной жажды. Тогда она повторила, что нечиста, но он сказал:
– Неважно. Люблю твой запах. Ты пахнешь лесом.
Она сдалась, но решила ничего у него не брать. Пыталась не допустить, не испытывать, а лишь имитировать наслаждение, но оно перетекло в нее из его горячего рта, и захлестнуло, и она перестала сопротивляться, и зверь внутри нее распахнул голодную пасть, и, заскулив, она оттолкнула его и тут же пристроилась сверху на четвереньках, и в скользкую пасть – не в ту, что стонала и скалилась, а в ту, что с чавканьем стискивала его глубоко внутри, – излился его густой и теплый, прозрачно-белый, как рисовый отвар, как пар над рисом, жизненный сок.
Ци – иероглиф из двух частей: разбухшая рисинка и ее испарения.
Сюэ – иероглиф, похожий на прутья клетки. На самом деле он изображает сосуд, в который стекает кровь жертвенного зверя.
Ци и сюэ забрала она у мужчины, который принес ее дочь на руках домой. По светлой циновке растеклись его семя и кровь, тут же хлынувшая из носа.»

Прошу учитывать, что это секс с оборотнем, поэтому метафору про пасть я нахожу вполне уместной))

​​Подборка месяца

В феврале в книжном клубе читаем про расовое неравенство в США, гендерное неравенство в России и (!) трещину в бассейне

Колсон Уайтхед «Мальчишки из “Никеля”» (перевод с англ. Александры Самариной, издательство Синдбад)
—————————————————
Седьмой по счёту роман 54-летнего американского писателя и второй, за который он получил Пулитцеровскую премию. «Мальчишки из “Никеля”» написаны по мотивам реального расследования в отношении детского исправительного учреждения во Флориде, на территории которого было найдено человеческое захоронение и впоследствии вскрылись факты физического насилия над детьми. Действие романа растягивается между 10-ми годами нашего века, когда началось расследование по делу «Некеля», и 60-ми годами века прошлого, когда небелый подросток из маленького городка на Юге США Элвуд Кертис по несчастливой случайности попадает в «Никель», где знакомится с Джеком Тернером — другим небелым подростком, который решает помочь Элвуду освоиться.

Евгения Некрасова «Золотинка». Рассказы и поэмы о женщинах, медведях и магических существах (Редакция Елены Шубиной)
—————————————————
В новом сборнике тексты в обычной манере Некрасовой: напевный, насыщенный образами язык и особое умение в завораживающей вневременной интонации говорить о том, что волнует здесь и сейчас. Ее героини — жена Человека, мать Человека, дочь Человека и сколько еще ролей может исполнить та, для кого в русском языке не нашлось жизнеспособного феминитива к слову «человек». Эта женщина с многими лицами, жизнями и сущностями с детства делит события на логичные и нелогичные, на правильные и неправильные, красивые и не красивые, она думает сердцем и страдает умом. Персонажи Некрасовой — типичные россиянки, живущие в хитросплетении предрассудков, передающихся по наследству и приносимых ветрами перемен.
Отдельно хочу сказать, что считаю Женю Некрасову — великой современной писательницей своего поколения.

Джули Оцука «Пловцы» (перевод с англ. Евгении Макаровой, издательство Livebook)
—————————————————
Американская писательница Джули Оцука — эмигрантка во втором поколении. Ее родители приехали в США из Японии до ее рождения. Первые два романа («Когда Император был Божеством» (2002) и «Будда на чердаке» (2011)) она посвятила исследованию своих корней: писала об интернировании японо-американцев во время Второй Мировой войны и о японских невестах. «Пловцы» — ее третий роман. Это история о ценности и красоте обыденной рутины, которая формирует наши будни и нашу идентичность. Люди разного возраста, пола, круга общения ходят в бассейн. На дорожках бассейна они обретают чувство общности, утешение и смысл. Однако, когда на дне появляется трещина, все меняется. Возлагаю на книжку большие надежды🤞

Сохраняйте, делитесь, приходите обсуждать в клуб

​В Альпине открыли предзаказ на переиздание «Центра тяжести». В предисловии к переизданию Лёша написал, каким задумывался роман, и пересказал несколько новелл из первого черновика. Вы можете пройти по ссылке, открыть ознакомительный фрагмент и прочитать сами, или прочитать мой пересказ пересказа))

Короче, одна из них про мужиков из Оградогорска, которые случайно отрыли в земле какие-то трубы и решили спиздить, чо там по ним идет. Шёл как будто бы мазут, так что стали отапливаться им. По факту чёрная жижа оказалась веществом смерти, которое при сгорании выделяло токсичные пары и привело к странной мутации: из людей стали прорастать кладбищенские оградки, а на коже словно татуировки проявляться надписи с могильных плит. Или вот другая про антилопу с огромным ртом вместо головы, которая любила полакомиться человеческими лицами, а взамен давала золото, и люди шли, и добровольно лишались лица (хех).

Не знаю, каким бы получился роман, не откажись Поляринов от этих лютых идей, по-видимому более мрачный. Но я рада, что этого не произошло ни тогда, ни сейчас. Что после нежной альпиновской редактуры текст остался таким, каким я его когда-то полюбила: историей про людей, выросших в России 90-х, оказавшихся во взрослом возрасте зажатыми в тиски диктатуры, пытавшихся бороться с ней с помощью искусства и (прям как мы) проигравших.

Да! Посмотрите, какая классная обложка! Странно это говорить, но смотрите сейчас, потому что хз, покажут ли в книжных магазинах((

Вчера список иноагентов пополнился писательницами Катериной Сильвановой и Еленой Малисовой — авторками «Лета в пионерском галстуке» и сиквела «О чем молчит Ласточка». В январе стало известно, что на издательство «Попкорн», в котором вышли обе книжки, возбуждено первое в России административное дело по статье о пропаганде ЛГБТ. Еще до вступления в силу карательных поправок в октябре 2022 года социальная сеть ВКонтакте, в которой писательницы вели паблик, где общались с фанатами своих книги (более 45 тыс. подписчиков), прислала уведомление с требованием удалить «спорный контент». Осенью прошлого года в книжных магазинах России было несколько прецедентов с участием агрессивно-настроенных покупателей, которые разбрасывали книги Сильвановой и Малисовой, угрожая «сообщить, куда следует». В декабре 2022 года в Хабаровске группа активистов уничтожила часть тиража. Это были Хроники Ебанарнии, если что, я буду в шкафу🚪

Вот два простых примера. Один, про то, что может получиться, если не трогать литературу и культуру, а другой — если просто посидеть рядом с Хинштейном. Без выводов.

​Шестьдесят лет назад, 11 февраля 1963 года, ушла из жизни американская поэтесса и писательница Сильвия Плат. Ее единственный роман «Под стеклянным колпаком» вышел меньше чем за месяц до ее смерти. В нем Плат описала первую попытку самоубийства, а также рассказала об опыте лечения в психиатрической больнице. Стало любопытно взглянуть на роман Сильвии Плат через корпус более поздних текстов и найти заявленные в романе проблемы самореализации женщин и борьбы с депрессией по-прежнему актуальными.

Один из текстов, которые я упоминаю в эссе, лежит в открытом доступе на Дистопии. В сборник «Короткие интервью с подонками» он вошел с гендерно-нейтральным названием «Личность в депрессии», но от того не стал более (или менее) ахуенным. Потому что это постоянно-ахуенный рассказ в переводе великого Серёжи Карпова.

Молния!
Мы сдали в печать роман Ханьи Янагихары "До самого рая". Книга выйдет в начале марта.

Совсем скоро мы добавим на сайт предзаказ. Следите за новостями на https://www.corpus.ru/

К написанному выше про роман Колсона Уайтхеда «Мальчишки из “Никеля”» хочу вот что добавить. У книжки идеальный финал — каждое слово на своем месте. Нет многозначительной недосказанности, или избыточных переобъяснений, никаких документальных фишечек, даром что роман основан на реальных событиях. Много чего можно было накидать читателю в панамку напоследок, чтобы лучше думалось, но ничего этого нет, и это прекрасно.

Книжка захватывает с первых строк — ну еще бы, на задворках бывшей колонии для несовершеннолетних найдены детские кости. Потом постепенно ослабляет хватку, давая истории самой себя рассказывать. Спокойный и выверенный ход повествования как будто бы вовсе тебя и не держит, а затем бац — ловушка захлопывается. И даже если получится разгадать главный сюжетный твист раньше, финал поражает своей стройностью и умеренностью. Это какое-то редкое умение вовремя поставить точку и сказать ровно столько, сколько необходимо.

«Мальчишки из “Никеля”» — роман о насилии как системе, десятилетие за десятилетием воспроизводящей себя и отравляющей всех, кто в нее попадает. Это история, фоном которой служит стремительно набирающая обороты борьба за расовое равенство в США, а на переднем плане — судьбы двух мальчишек, чьей жизни не факт, что хватит, чтобы увидеть другую Америку. В одном из интервью Уайтхед охарактеризовал своих главных персонажей как разные части собственной личности, при этом Элвуд Кертис стал «оптимистичной или обнадеживающей частью меня, которая считает, что мы можем сделать мир лучше, если будем продолжать работать над ним», а Джек Тернер, «циничная сторона, которая говорит нет - эта страна основана на геноциде, убийствах и рабстве».

Отличный роман! Перевод с английского Александры Самариной. Издательство «Синдбад».

Представляю как пригорит у депутатов, когда они увидят, что за 2022 год книг Сильвановой и Малисовой в России вышло больше, чем Пушкина. Лол