Всеми силами стараюсь сосредоточится на тепле, которое получила во время недавней поездки в Россию, и знаю, что с течением времени память проделает эту работу за меня: сохранит самое хорошее, а остальное очистит. И все же вот уже две недели я не могу прожить ощущение тяжести, с которым вернулась. С момента отъезда в Грузию весной 2022-го я возвращалась дважды: в начале прошлой осени и сейчас, год спустя. В обоих случаях провела дома около месяца – достаточно, чтобы это не казалось путешествием/гастролями, а было просто куском обычной жизни. Было наивно думать, что за год ничего не изменится, и все же я оказалась не готова к переменам, с которыми столкнулась. Дело в том, что этот сраный разрыв существует. Он проходит поперек общественных площадок и дружеских кухонь. Он есть, и в свой последний приезд я в него провалилась.

Среди моих новых друзей в Тбилиси много кто регулярно ездит в Россию. Большинство по работе или чтобы проведать родных, еще по делам – документы, вещи, недвижимость. Забустить проекты, аудитория которых в России. Например, записать видеоверсии для подкаста или провести встречу с читателями. Короче, такие поездки происходят постоянно, и это позволяет проводить сверку между тем, что читаешь в новостях и тем, что привозят с собой друзья в виде реальных ощущений. Это как в прогнозе погоды, когда -12 ощущается как -20. В основном люди приезжают заряженные, особенно из Москвы. Ну и заебавшиеся, конечно, главным образом от усталости, потому что приходится много суетиться, чтобы все успеть. Мне кажется, я первая из нашего круга общения, кто вернулся настолько задестроенной, хотя план был ровно обратный.

Короче, летом у меня случился какой-то очередной спад, я писала о нем здесь: друзья разъезжались, двигались дальше, а мы по-прежнему находились в ступоре, парализованные неясностью будущего. Мы ждали, что задергается поплавок на какой-то из заброшенных удочек. Леша, видя как я переживаю, предложил мне съездить домой. Поезжай, сказал он, навести маму, встреться с теми, по кому особенно скучаешь, вернись к привычному ритму. Каждый из аргументов был весомым, но я застряла и не могла сдвинуться с места. К осени, как это обычно бывает, что-то зашевелилось, и я начала собираться.

Программой максимум было сдать квартиру. Мы полтора года обходили стороной это решение, потому что оно делало происходящее слишком реальным. За восемнадцать месяцев в Грузии чувство дома расслоилось на несколько вселенных: дом уже здесь и дом все еще там. И вот ты возвращаешься, безошибочно находишь выключатель, зажигаешь свет и мышечная память в пространстве восстанавливается за секунды. Сидишь на диване посреди гостиной и осознаешь точное расстояние до каждой оставленной на своем месте вещи. Страшное чувство — фантомная память утраченного дома.

Возврат к когда-то привычному тоже не принес утешения. Я встречалась с друзьями и ходила на мероприятия, но ни один даже самый продолжительный разговор не помогал залатать возникшие за прошедшее время дыры, и мы то и дело падали в них. На благотворительной книжной ярмарке я наткнулась на знакомую, которая вместо «привет», сказала «а я думала, ты уехала». И было в этой фразе столько ресентимента, что я впервые задумалась, блин, а ряды-то сомкнулись! Потом эта метафора крепко сомкнутых рядов из тех, с кем еще год назад вы пили игристое на одних и тех же тусовках, догоняла меня не один раз. (продолжение в следующем посте)

(продолжение) Я стала неудобной собеседницей, возвращающей друзьям фразы «ну, это можно понять» — стоп, погодите, ну в смысле?! Нет, я не понимаю, объясните? В одну из последних ночей в Москве мы сидели дома у одной из коллежанок и обсуждали, как сегодня продолжать делать культуру. Это был один из самых сложных разговоров за все время. В нем чувствовалась усталость от войны и желание вытеснить ее за пределы хотя бы комнаты. Мне объясняли, что писатели сегодня должны понимать, что можно, а что нельзя писать в России. И уж точно не присылать российским издателям свою рефлексию войны, чтобы никого не подставить. У меня не нашлось слов, чтобы объяснить, что по-моему это так не работает. Что жизненно необходимо писать так как чувствуешь, потому что иначе зачем вообще. И дальше вместе с издателем уже думать, как это все в новых условиях до читателей донести. И что охранять сегодня культуру от рефлексии войны — значит превратиться в вахтерш.

Когда я приезжала год назад, в Москве и в Питере повсюду были вторичные признаки происходящей катастрофы: сводки с фронтов в новостях, зэт-агитки в метро, на автобусах и машинах, люди шептались об этом в общественных местах и громко говорили на кухнях. В этом октябре войну в столицах будто подтерли. За неделю, что я провела у мамы, из телевизора не прозвучало ни одной сводки. Я не увидели ни одного зэта, хотя почти всегда ездила на общественном транспорте. Такие штуки сильно бросаются в глаза. Знакомый журналист сказал, что теперь это – часть внутренней политики. После того как попытки поднять страну в едином патриотическом порыве провалились, решили снова вернуть людям иллюзию, что ничего не происходит и, если не высовываться, можно спокойно жить. Это, конечно же, очередное вранье. Безопасного режима жизни не существует. Эту постоянную тревогу за будущее ничем не запить, не заесть, не заговорить, не зачитать. Ты выдворяешь ее за дверь, она пролазит обратно в окно. И так день за днем. Здесь и там, там и здесь.

Из квартиры спускаться 48 пролетов или 24 этажа. Приехал маленький лифт. Две синие доверху набиты икеевские сумки, сложенные одна на одну, заняли ровно его половину, еще четверть заняла я. На 19 этаже лифт остановился. Девушка секунду поколебавшись вошла и встала в оставшийся квадрат. Мы ехали молча, обе смотрели на мои тюки, потому что больше было некуда. Какие у вас сумки, сказала она перед выходом со смесью восторга и сожаления. Из мирной жизни, ответила я. Целый год в одном смолтоке.

Не знаю, что в итоге разъебало меня сильнее – ретравматизация отношений с домом или пресловутый конфликт уехавших и оставшихся, с которым я столкнулась впервые. Подруга сказала, что дело в идеализме, который не дает мне разглядеть очевидное: разобщенность в культуре была всегда, а я просто напридумывала себе каких-то там “своих” людей. С такими вводными, конечно, сложно жить. Единомышленичество – одна из моих опор, и после возвращения она перестала быть устойчивой. Две недели я переписываю этот текст, чтобы разобраться, будучи не в силах смириться с утратой взаимопонимания.

Рассказала Wonderzine о книгах, которые помогли мне прийти в себя, о некоторых новинках и о том, почему считаю такой выбор спасительным

​К чему присмотреться на зимнем нонфике? Избранные новинки, переиздания и рекомендации из книжного клуба.

В четверг 30 ноября в Москве стартует книжная ярмарка non/fiction. Если доверяете моему вкусу, вот на что рекомендую обратить особое внимание:

«Голод» Светлана Павлова Редакция Елены Шубиной
Драмеди о молодой женщине, заедающей свои проблемы. Обманчиво легкий и смешной роман, в сердцевине которого всё, как мы любим: токсичная мать, одиночество, саморазрушение и зависимость.

«Мама я съела слона» Дарья Месропова
Marshmallow Books
Еще один текст про РПП и нелюбовь — дописанная до романа повесть лауретки Лицея-2023 Даши Месроповой про юную шахматистку. Новинка в квадрате, так как книжка вышла в свежесозданном янгэдалт-импринте Альпины.

«Полунощница» Надя Алексеева
Редакция Елены Шубиной
Тоже лицеистка и весьма перспективная. Роман настолько выпирал из короткого списка премии для молодых авторов, что в итоге ничего не получил. Зато теперь вышла книжка, и в следующем сезоне всех взрослых премий я буду болеть за «Полунощницу». Драма с элементами детектива и даже, местами, хоррора на реальном историческом материале и местом действия на Валааме.

«Руки женщин моей семьи были не для письма» Егана Джаббарова
No Kidding Press
Новинка, которая открывает кураторскую серию Оксаны Васякиной, и выбор книжного клуба в ноябре. Мучительная и прекрасная история о борьбе за собственное тело, среди антагонистов которой люди, устои и болезни.

«Будда на чердаке» Джули Оцука
Livebook
После успеха «Пловцов» Лайвбук переиздал два других более ранних романа Джули Оцуки. «Будда на чердаке» — песнь невест, отправившихся сто лет назад на корабле в чужую страну в поисках лучшей жизни. Коллективной, собранной из хора голосов, героине Оцуки предстоит сложный путь адаптации в другой культуре.

«Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи» Владислав Аксенов
НЛО
Книга получила спецнаграду «Политпросвет» в этом сезоне премии «Просветитель». Ни слова больше.

«Смерть в Персии» Аннемари Шварценбах
Ад Маргинем
Эксцентричная девушка бежит из объятой Второй мировой войной Европы, странствует по имперскому Ирану эпохи Пехлеви и размышляет о неизбежности смерти. Поклонницам Флориана Иллиеса и Оливии Мэннинг.

«Дислексия» Светлана Олонцева
Поляндрия NoAge
Новинка совместной серии NoAge и Есть смысл про миллениалку, которая поехала работать учительницей в сельскую школу. Девочки и институции и призвание Far Far Away. Беру в книжный клуб в декабре🩷

Слежу одни глазом за Большой книгой — не очень интересно на самом деле, кто победит, да и шорт-лист, мягко говоря, скучноват. Болею за «Розу» Оксаны Васякиной, «Комитет» Димы Захарова и «Оккульттрегера» Алексея Сальникова🤞

Итоги Большой книги 2023

Первое место — Евгений Водолазкин «Чагин»
Второе место — Юрий Буйда «Дар речи»
Третье место — Алексей Сальников «Оккульттрегер»

Выбор поколения (студентов Вышки) — Оксана Васякина «Роза»

Выбор читателей (народное голосрвание Livelib) — Прилепин, Захаров❤️ и Веркин