877.
С днём рождения, любимый город!

Que la fête commence / Пусть начнется праздник (1975)

«Великий век» во Франции завершился 1 сентября 1715 года, когда Людовик XIV отбыл в мир иной, оставив королевство своему пятилетнему правнуку. Вершить дела государства в период его малолетства выпало на долю Филиппа Орлеанского, сына младшего брата Короля-Солнца, тоже Филиппа. Строгое великолепие старого короля, омрачённое в последнее десятилетие военными тяготами и семейными утратами, когда один за другим ушли единственный законнорождённый сын Людовика, двое внуков и правнуков, сменилось либертинажем регента, хотя и ему пришлось ощутить тяжесть короны Гуго Капета.

Изначально задумавший снять экранизацию «Дочери регента» Дюма, режиссёр Бертран Тавернье постепенно пришёл к решению показать на экране трагедию умного, великодушного, отважного человека, оказавшегося заложником собственных пороков и удушающих внешних обстоятельств.

В центре сюжета бестолковый заговор маркиза де Понкаллека (Жан-Пьер Мариель), ставшего во главе нескольких бретонских дворян, что пытались заключить союз с Испанией и провозгласить независимость родной провинции. О телодвижениях на родине Астерикса и Обеликса становится известно регенту (Филипп Нуаре), который только отмахивается от очередной попытки отлучить его от власти, но ближайший советник принца аббат Гийом Дюбуа (Жан Рошфор) продавливает смертный приговор для Понкаллека со товарищи. Прекрасно понимая, что способностей бретонца хватает только на контрабанду табака с острова Джерси, а сторонников маркиза можно пересчитать по пальцам, Дюбуа хочет заручиться поддержкой Англии, как в государственных, так и в личных вопросах, а посол островитян требует головы тех, кто вступил в сговор с Мадридом, давним врагом Лондона.

Но этот политический каркас, вкупе с упоминанием акций Миссисипи, дела графа Горна и реформ Джона Лоу, Тавернье украшает другими деталями, отчего происходящее на экране перестаёт быть скучной иллюстрацией из учебника истории и превращается в гиперреалистичные сцены из жизни, иногда драматические, иногда нелепые, то отвратительные, то очень трогательные, свидетелями которых становятся зрители. Горе герцога Орлеанского, вызванное потерей любимой дочери, сменяется настойчивым желанием «отвлечься» с собственной 16-летней крестницей - и это при наличии навязанной покойным монархом жены (Элен Венсан), официальной любовницы, маркизы де Парабер (Марина Влади), и Эмили (Кристин Паскаль), девушки с пониженной социальной ответственностью и гораздо более искренним и трепетным отношением к своему высокопоставленному клиенту. Шедшая с раннего утра кропотливая работа с государственными бумагами завершается ровно в седьмом часу вечера, когда на смену ей приходят безобразные оргии, в которых принц заставляет участвовать больного Дюбуа, а сам допивается до удара - словно пытаясь, как другой Филипп, герой Нуаре из «Большой жратвы», покончить с собой столь оригинальным способом. Регент хочет провести реформы, презирает своих жадных и беспринципных родственников, но сам не может похвастаться приверженностью высокой морали. При этом он любит и оберегает несчастного ребёнка, которого судьба неожиданно усадила на трон. Несмотря на очерняющие его слухи, Филипп не хочет занять его место, а визит к прорицательнице (взятый из истории, к слову), когда та предсказала ему королевскую корону, только ускоряет его саморазрушение. Очень показательна в этой связи сцена, где похмельному регенту кажется, что его рука начала гнить, будто символизируя его внутренний распад.

Интересны здесь и отношения герцога с Дюбуа. Это не просто принц и министр, благодетель королевских кровей и безродный выскочка-сын аптекаря, но два равных ума, один из которых не может существовать без другого. Оба глубоко порочны и циничны до мозга костей, но там, где Филипп даёт слабину, уступая своей, в целом, добродушной натуре, Дюбуа непреклонной волей заставляет регента переступать через себя и действовать сообразно государственным интересам.

При этом честолюбивый аббат (который и не аббат вовсе и даже, по собственному признанию, человек неверующий) не забывает о собственных перспективах, уговаривая герцога Орлеанского сделать его, редкостного скрягу и содержателя дома свиданий, архиепископом Камбре. И всё же их привязанность друг к другу очень крепка, несмотря на потребность Филиппа регулярно подтрунивать над своим соратником, а иногда и жестоко оскорблять, когда досада на собственное бессилие перед правотой и хитроумием Дюбуа превращает его в капризного ребёнка, мстящего воспитателю. Диалоги этих персонажей великолепны в своём остроумии (увы, существующий перевод заставил их потускнеть), а игра Нуаре и Рошфора в своей естественности и органичности выше всяких похвал.

Показанный Тавернье мир вовсе не та красочная картинка из фильмов плаща и шпаги предыдущих десятилетий. Королевский двор показан сборищем идиотов и интриганов, рыцари без страха и упрёка выродились в наивных сельских недозаговорщиков, а отношения господ и крестьян отнюдь не идиллия, и столкновение двух (и даже трёх, учитывая присутствие Дюбуа) сословий, когда карета регента случайно убивает ехавшего на полевые работы мальчика, не сулит Франции ничего хорошего в дальнейшем.

Глядя на весь описанный выше паноптикум, напрочь забываешь о несоответствии костюмов эпохе (в 1719 году герои ходят в нарядах и париках середины XVIII столетия), фактических ошибках и анахронизмах, поскольку Тавернье, демонстрируя свой фирменный режиссёрский почерк, показывает нам кусок жизни и вневременные отношения, могучая троица Нуаре-Рошфор-Мариель, les copains d’abord, предстаёт во всей полноте своего дарования, а фоном звучит очень красивая музыка Филиппа Орлеанского, не только государственного деятеля, развратника и выпивохи, но и талантливого композитора-любителя.

Примечательно, что на первой церемонии вручения премии «Сезар» фильм стал одним из фаворитов, отхватив целых четыре награды (за режиссуру, лучшую мужскую роль второго плана, лучший сценарий и лучшую работу художника по костюмам). Основным соперником «Праздника…» стало «Старое ружьё», где главную роль - отмеченную премией - также сыграл Филипп Нуаре. Казалось бы, где Жюльен Дандьё, а где Филипп Орлеанский, но размах поражает.

Boromir smiled (c)

Нейросеть показала, как выглядели римские императоры при жизни.

Новый взгляд на историю.

⚡️reposted

Замок Святого Ангела – это перестроенный в эпоху Средневековья мавзолей римского императора Адриана.

В память об избавлении Рима от эпидемии чумы на его вершине была установлена статуя архангела Михаила, которая и дала название замку, ставшему папской крепостью. С 1471 года по указу Папы Римского в замке Святого Ангела ежегодно устраивался грандиозный фейерверк под названием «Жирандола». Это зрелищное представление давали на Пасху, накануне праздника святых апостолов Петра и Павла, а также всякий раз, когда избирался новый папа. «Жирандола», в переводе «фейерверк», длилась, как правило, около часа и достигала кульминации к девяти часам вечера.

Гравюра с фейерверком над замком Святого Ангела была создана Франческо Пиранези (сыном знаменитого Джованни Баттисты Пиранези) и раскрашена вручную Луи-Жаном Депре. На переднем плане изображены зрители, наблюдающие из карет за расходящимся веером «звездным дождем». Вокруг – оживленные толпы людей, стоящих на мосту и следящих за фантастическим действом в небе. Цветовое решение гравюры усиливает атмосферу праздника и позволяет зрителям в полной мере почувствовать себя свидетелями этого ослепительного зрелища.

🖼Франческо Пиранези, Луи-Жан Депре. Фейерверк над замком Святого Ангела в Риме. 1790-е. ГМИИ им. А.С. Пушкина

#тривремениРима

Выставка «Три времени Рима. Античность. Возрождение. Барокко» работает заключительны выходные – до 15 сентября в Главном здании Пушкинского музея.

📍Билеты и вся информация
🎧Аудиогид к выставке