Леди Годива
Легенда о жене правителя Мерсии Леофрика, благочестивой Годиве (она же Годгифу, Godgifu, что на англосаксонском языке обозначает "божий дар"), широко известна. Граф обложил непомерными податями жителей города Ковентри, и его супруга, неоднократно заступавшаяся за подданных, вновь просила мужа облегчить налоговое бремя. Леофрик согласился, однако, с условием: Годива полностью обнажённой проедет верхом по городу.
Граф рассчитывал, что стыдливость возобладает над качествами доброй самаритянки, мешавшим его толковой финансовой политике, но не тут-то было. В назначенный день (10 июля 1040) Годива попросила горожан остаться в своих домах, запереть все окна и двери, а сама, прикрывшись, как мантией, длинными волосами, исполнила повеление мужа. По слухам, лишь один человек по имени Том вздумал ослушаться и выглянул из окна, однако в то же мгновение ослеп.
История же гласит, что леди Годива и ее супруг отличались завидным благочестием, а многочисленными дарами они превратили построенный по их повелению монастырь в Ковентри (1043) в одну из самых богатых обителей в Англии. О конных прогулках нагишом графини, за тридцать лет до означенной даты пошедшей под венец, хроники умалчивают, а легенда появилась только в XIII веке с легкой руки монаха Роджера Вендовера.
Легенда о жене правителя Мерсии Леофрика, благочестивой Годиве (она же Годгифу, Godgifu, что на англосаксонском языке обозначает "божий дар"), широко известна. Граф обложил непомерными податями жителей города Ковентри, и его супруга, неоднократно заступавшаяся за подданных, вновь просила мужа облегчить налоговое бремя. Леофрик согласился, однако, с условием: Годива полностью обнажённой проедет верхом по городу.
Граф рассчитывал, что стыдливость возобладает над качествами доброй самаритянки, мешавшим его толковой финансовой политике, но не тут-то было. В назначенный день (10 июля 1040) Годива попросила горожан остаться в своих домах, запереть все окна и двери, а сама, прикрывшись, как мантией, длинными волосами, исполнила повеление мужа. По слухам, лишь один человек по имени Том вздумал ослушаться и выглянул из окна, однако в то же мгновение ослеп.
История же гласит, что леди Годива и ее супруг отличались завидным благочестием, а многочисленными дарами они превратили построенный по их повелению монастырь в Ковентри (1043) в одну из самых богатых обителей в Англии. О конных прогулках нагишом графини, за тридцать лет до означенной даты пошедшей под венец, хроники умалчивают, а легенда появилась только в XIII веке с легкой руки монаха Роджера Вендовера.
Леди Годива на картинах:
1. Адама ван Ноорта (1586)
2. Эдвина Ландсира (1865)
3. Эдмунда Блэра Лейтона (1892)
4. Джона Колльера (1897)
5. Жюля Жозефа Лефевра
6. Войцеха Коссака (1923)
1. Адама ван Ноорта (1586)
2. Эдвина Ландсира (1865)
3. Эдмунда Блэра Лейтона (1892)
4. Джона Колльера (1897)
5. Жюля Жозефа Лефевра
6. Войцеха Коссака (1923)
"Он вам не Санёк"
Королева Кастилии Изабелла I была женщиной набожной и строгих нравов. Поэтому избрание соотечественника её неблаговерного супруга на папский престол она сперва восприняла как добрый знак, но вскоре начала проявлять недовольство. Во-первых, Александр VI приютил в Риме изгнанных из Кастилии и Арагона евреев, что не могло понравиться донье Исабель. Во-вторых, в Ватикане пышно отпраздновали свадьбу Лукреции Борджиа с сеньором Пезаро. И все понимали, что невеста никакая не племянница понтифика, а его родная дочь. В-третьих, Чезаре Борджиа, ещё один "кровный родственник его святейшества", мало того что годом ранее получил кафедру в Валенсии, так ещё и присоединился к Священной Коллегии (куда нельзя было принимать незаконнорождённых детей, поэтому по документам он числился сыном Доменико д'Ариньяно, одного из мужей Ваноццы Каттанеи). Последней каплей стали слухи о том, что Джулию Фарнезе, любовницу Папы, мастер кисти и красок Пинтуриккио рисует в образе Богородицы. Этого королева стерпеть не смогла и, впав в ярость, аки берсерк, вызвала на ковёр папского нунция. На вопрос: "Что за дела?!" дон Франсеск Деспрат разразился защитной речью, о которой после сообщал в Рим:
"Я сказал ей не испытывать отвращение к поступкам Вашего Святейшества, что ей не потребно полагать, будто они способны порождать нежелательные последствия, и что, похоже, Её Величество не слишком интересовалась образом жизни других пап, что правили до Вашего Святейшества",
намекая на бесконечные милости, расточаемые Иннокентием VIII на своих бастардов (его сын открыто хозяйничал в Апостольском дворце, а свадьбу внучки (рождённой дочерью понтифика) отмечали со всей положенной помпой), а Сикстом IV - на своих многочисленных племянников; также Деспрат не побрезговал поведать о пристрастии Сикста и его предшественника, Павла II, к красивым молодым людям. По слухам, последний скончался от сердечного приступа во время духовных бесед с очередным пажом. Вышеперечисленное сподвигло нунция заключить, что это
"...доказывает, сколь достойно поведение Вашего Святейшества, по сравнению с их собственным".
Изабелла Ивановна забыла, кто двадцатью годами ранее добился папского разрешения на её брак с близким родственником (и, по совместительству, наследником соседнего государства), а также кто подтвердил её права на новооткрытые и ещё не открытые земли. Эх, память девичья.
Королева Кастилии Изабелла I была женщиной набожной и строгих нравов. Поэтому избрание соотечественника её неблаговерного супруга на папский престол она сперва восприняла как добрый знак, но вскоре начала проявлять недовольство. Во-первых, Александр VI приютил в Риме изгнанных из Кастилии и Арагона евреев, что не могло понравиться донье Исабель. Во-вторых, в Ватикане пышно отпраздновали свадьбу Лукреции Борджиа с сеньором Пезаро. И все понимали, что невеста никакая не племянница понтифика, а его родная дочь. В-третьих, Чезаре Борджиа, ещё один "кровный родственник его святейшества", мало того что годом ранее получил кафедру в Валенсии, так ещё и присоединился к Священной Коллегии (куда нельзя было принимать незаконнорождённых детей, поэтому по документам он числился сыном Доменико д'Ариньяно, одного из мужей Ваноццы Каттанеи). Последней каплей стали слухи о том, что Джулию Фарнезе, любовницу Папы, мастер кисти и красок Пинтуриккио рисует в образе Богородицы. Этого королева стерпеть не смогла и, впав в ярость, аки берсерк, вызвала на ковёр папского нунция. На вопрос: "Что за дела?!" дон Франсеск Деспрат разразился защитной речью, о которой после сообщал в Рим:
"Я сказал ей не испытывать отвращение к поступкам Вашего Святейшества, что ей не потребно полагать, будто они способны порождать нежелательные последствия, и что, похоже, Её Величество не слишком интересовалась образом жизни других пап, что правили до Вашего Святейшества",
намекая на бесконечные милости, расточаемые Иннокентием VIII на своих бастардов (его сын открыто хозяйничал в Апостольском дворце, а свадьбу внучки (рождённой дочерью понтифика) отмечали со всей положенной помпой), а Сикстом IV - на своих многочисленных племянников; также Деспрат не побрезговал поведать о пристрастии Сикста и его предшественника, Павла II, к красивым молодым людям. По слухам, последний скончался от сердечного приступа во время духовных бесед с очередным пажом. Вышеперечисленное сподвигло нунция заключить, что это
"...доказывает, сколь достойно поведение Вашего Святейшества, по сравнению с их собственным".
Изабелла Ивановна забыла, кто двадцатью годами ранее добился папского разрешения на её брак с близким родственником (и, по совместительству, наследником соседнего государства), а также кто подтвердил её права на новооткрытые и ещё не открытые земли. Эх, память девичья.
Геррит ван Хонтхорст
Герцог Бэкингем с семьей. 1628
Национальная портретная галерея (Лондон).
На картине представлен Джордж Вилльерс, герой истории с подвесками, его законная супруга Кэтрин Мэннерс, чью руку фавориту Стюартов оказалось не так просто получить, а также их дочь Мэри и сын Джордж, унаследовавший не только отцовские титулы, но и дружбу с королевским семейством.
Герцог Бэкингем с семьей. 1628
Национальная портретная галерея (Лондон).
На картине представлен Джордж Вилльерс, герой истории с подвесками, его законная супруга Кэтрин Мэннерс, чью руку фавориту Стюартов оказалось не так просто получить, а также их дочь Мэри и сын Джордж, унаследовавший не только отцовские титулы, но и дружбу с королевским семейством.
Forwarded from Теперь живите с этим
Александр Градский — автор современной аранжировки гимна России, которую он доводил до идеала в течение полугода. В итоге гимн зазвучал в более низкой тональности, медленнее и торжественнее
Усы для Алджернона
Если англосаксы эпохи Гарольда Годвинсона носили длинные усы, то норманны, прибывшие в Англию с Вильгельмом Завоевателем, предпочитали избавляться от растительности на лице. Следуя аквитанской моде конца X века, возмущавшей монаха-хрониста Рауля Глабера, потомки викингов брили бороду и затылок (если верить Герберту Норрису, этот обычай был замечен ещё за франками, жившими в IV столетии), что нашло отражение на знаменитом гобелене из Байё.
Своими длинными завитыми усами (в нормандском диалекте старофранцузского языка для их обозначения существовало слово guernons или gernons), однако, славился видный сторонник Вильгельма Завоевателя Эсташ (Юстас), граф Булонский, получивший прозвище Aux-gernons ("с усами"). Также особое внимание растительности над верхней губой уделял один из близких друзей герцога Нормандского Уильям де Перси, предок герцогов Нортумберлендских, перебравшийся в Англию в 1067 году. Его прозвище Alsgernon впоследствии превратилось в имя Алджернон (Algernon), которым, начиная с XV века и по сей день, нередко нарекали его потомков.
Если англосаксы эпохи Гарольда Годвинсона носили длинные усы, то норманны, прибывшие в Англию с Вильгельмом Завоевателем, предпочитали избавляться от растительности на лице. Следуя аквитанской моде конца X века, возмущавшей монаха-хрониста Рауля Глабера, потомки викингов брили бороду и затылок (если верить Герберту Норрису, этот обычай был замечен ещё за франками, жившими в IV столетии), что нашло отражение на знаменитом гобелене из Байё.
Своими длинными завитыми усами (в нормандском диалекте старофранцузского языка для их обозначения существовало слово guernons или gernons), однако, славился видный сторонник Вильгельма Завоевателя Эсташ (Юстас), граф Булонский, получивший прозвище Aux-gernons ("с усами"). Также особое внимание растительности над верхней губой уделял один из близких друзей герцога Нормандского Уильям де Перси, предок герцогов Нортумберлендских, перебравшийся в Англию в 1067 году. Его прозвище Alsgernon впоследствии превратилось в имя Алджернон (Algernon), которым, начиная с XV века и по сей день, нередко нарекали его потомков.