Долго после этого он не прожил: 25 февраля 1634 года Валленштейн был убит своим офицером Уолтером Деверо, англичанином по происхождению (также в заговоре, вероятно, поддерживаемом императором, участвовали другие ирландцы и шотландцы). Фердинанду пришлось самостоятельно укомплектовывать полки, частично в их состав вошли остатки испанского корпуса генерала Гомеса Суареса, скончавшегося в Баварии в том же 1634 году.

После победы короля Венгрии в битве при Регенсбурге в июле, шведы пытались предотвратить соединение его армии с войсками кардинала-инфанта, однако в сентябре оба кузена встретились возле швабского города Нёрдлинген, защищаемого небольшим шведским гарнизоном. Вскоре туда подоспели Бернгард и Горн, и 6 сентября началось одно из самых ярких сражений Тридцатилетней войны. Численное превосходство имперской армии, насчитывавшей 21000 пехотинцев и 13000 всадников против 16000-ой пехоты и 9000-ой кавалерии шведов, знаменитые испанские терции, присутствие генералов Маттиаса Галласа, Оттавио Пикколомини и графа Леганеса, а также раздоры в рядах противника, сделали свое дело - армия Горна была наголову разбита. Нёрдлинген завершил т.н шведский этап Тридцатилетней войны, после чего в борьбу с Габсбургами пришлось уже не только с пистолями наперевес, но и с оружием в руках, вступить Франции, как бы ни оттягивал этот шаг Ришелье.

Несмотря на уговоры короля Венгерского остаться в Германии, кардинал-инфант немедленно отбыл в Нидерланды, вступив в Брюссель уже в декабре 1634 года. Торжества по поводу прибытия нового правителя длились долго, к ним были привлечены лучшие силы провинций, в т.ч. и знаменитый Рубенс, создавший эскизы триумфальных арок и нарисовавший несколько портретов Фердинанда. Сам виновник торжества проявил себя ловким дипломатом, сумев добиться поддержки фламандцев, при том что в письмах в Мадрид характеризовал подданных не в самых изящных выражениях, особенно выделяя их склонность к пьянству и грубые манеры. Что характерно, он не старался подчеркнуть свое духовное звание и почти все время носил светское платье. Его нецерковное поведение отразилось также и в рождении дочери Марии-Анны де ла Крус (1641-1715), ставшей впоследствии монахиней.

В 1635 году инфант оккупировал город Трир и захватил местного курфюрста, являвшегося союзником Франции. Та, в свою очередь, объявила войну Испании (причем это было сделано по старинным обычаям, с герольдами и прокламацией, приколоченной к пограничному столбу). Давно готовившаяся к войне с Испанией, она бросила армию под командованием герцога Шатийона на соединение с голландцами под Намюром, однако последние, терзаемые смутными сомнениями, не решились на вылазку, и французам пришлось отступить. В ответ на действия Ришелье Фердинанд захватил города Дист, Гок, Геннеп, Лимбург и Шенк.

В 1636 году кардинал-инфант совершает молниеносную атаку на Францию: один за другим захватывает города и подходит так близко к Парижу, что в столице начинается паника, нервы сдают даже у Ришелье, в чьи окна летят камни, однако король Людовик XIII сохраняет хладнокровие, набирает ополчение и всячески воодушевляет горожан. Кардинал-министр, следуя примеру монарха, быстро берет себя в руки и выходит на улицы, дабы поддержать соотечественников. Однако до осады французской столицы дело не дошло: Фердинанду пришлось отступить обратно, т.к. растянутые коммуникации и угроза голландского нападения с тыла делали пребывание испанского войска на территории соседа крайне опасным. Через год крепости, сдавшиеся инфанту, были отбиты французами, а самому нидерландскому правителю пришлось столкнуться с рядом новых проблем.

В октябре 1637 года принц Оранский захватил Бреду, один из ключевых пунктов на территории Голландии, с 1625 года удерживаемых испанцами. Отвоевать ее обратно у Фердинанда не получилось, что, вместе с другими потерями, в т.ч. Арраса (1640), обострило враждебное отношение к принцу при мадридском дворе, даже несмотря на захват Шатийона и Гельдерна.

Начали циркулировать слухи, будто инфант ведет тайные переговоры с Ришелье о сепаратном мире, провозглашении Нидерландов суверенным государством и последующей женитьбе на племяннице французского короля Анне-Марии-Луизе, герцогине де Монпансье, старшей дочери Гастона Орлеанского (сам принц никогда не приносил обетов и, соответственно, мог сложить сан и вступить в брак). Насколько обоснованны были эти разговоры, точно неизвестно, но репутация Фердинанда в глазах Филиппа IV была испорчена.

9 ноября 1641 года кардинал-инфант скончался в Брюсселе в возрасте 32 лет. Официальный диагноз гласил, что он умер от язвы, но, ввиду вышесказанного, слухи об отравлении не затихали еще долгое время. Среди прочих причин смерти также значились оспа, перикардит и малярия. Перед смертью принцу несколько десятков раз пускали кровь, что существенно уменьшало его шансы задержаться на этом свете.

Через полтора года его останки были перевезены в фамильный склеп Габсбургов в Эскориале.

Французы в грядущем году выпускают очередную экранизацию (?) Дюма, на сей раз в двух частях.

https://youtu.be/if4AL4fXrT8

Интерактивная карта Парижа, где можно увидеть дома разных периодов возведения.

https://www.comeetie.fr/galerie/BatiParis/#13.51/48.8384/2.3330/-47.1

Семь холмов будущего Рима в пору, когда местные жители пасли коз и вряд ли помышляли об имперском величии.

Ришелье о французах:

«Обычная для французов легкомысленность заставляет их желать перемен по причине того, что нынешнее состояние дел им наскучило».

«Французы в равной степени жаждут войны и покоя».

«Все дела во Франции делаются с жаром лишь в самом начале».

«Во Франции никогда не наводят порядок из предосторожности, и даже когда наступает болезнь, ее нисколько не лечат, но из приспособленчества, что всегда связано с предрассудками в отношении государства, которое четко сознает, что частные интересы всегда предпочитаются общим».

«Для французов более, чем для всех других народов, свойственно повторять все, что говорят общественные деятели, как потому, что им от природы свойственно желание поговорить, так и потому, что свобода презирать власть и уклоняться от правительства, имевшаяся у них долгое время, укоренилась в них».

«Во Франции самым лучшим лекарством является терпение, поскольку мы так легкомысленны, что неспособны долгое время придерживаться одного плана, в особенности, когда план этот жесток и недобр».

«Перемены не должно принимать за смертельный кризис какого-либо дела, поскольку наши настроения так переменчивы, что не укрепившись должным образом в добре, мы возвращаемся ко злу».

«Наши настроения так скоротечны, что мы хотим исполнения своих желаний сразу же, едва только сформулировали их».
———
Сразу чувствуется, что у человека наболело за долгие годы работы с соотечественниками.

Лионель!!!
Величайший, теперь официально.

Фрески Беноццо Гоццоли «Шествие волхвов» (ок. 1459-61 гг.) украшают т.н. часовню (капеллу) волхвов во флорентийском палаццо Медичи-Риккарди, резиденции знаменитого семейства. Среди 150 персонажей процессии можно узнать членов семьи заказчика, Пьеро Медичи (на репродукции его можно угадать в оседлавшем белого коня мужчине слева), а также его знаменитых современников, вроде Иоанна VIII Палеолога.

Друзья, с Наступающим!
Пусть Новый год будет просто счастливым.

Новеллино

В одном симпатичном небольшом издании с надписью на обложке «Мазуччо. Новеллино» автору канала попалась занятная история.

В новелле - как и положено, в духе «Декамерона», - рассказывается о том, как прибывший в Мантую в свите Папы Пия II некий молодой кардинал позарился на жену горожанина, которая, вот незадача, оказалась не только красивой, но и ужасно добродетельной. Поняв, что орешек ему попался крепкий, данный персонаж делает ход конём - сговаривается с мужем, чтобы тот за три сотни дукатов (очень приличная сумма по тем временам) сам привёл в дом высокого гостя свою благоверную. Муж охотно соглашается, но жена в восторг от подобного предложения не приходит. Посопротивлявшись некоторое время, она, в конце концов, сдаётся, понимая, что заезжий казанова молод, хорош собой, любезен и щедр (а ещё неприлично богат и занимает высокое положение в курии). Отдельным бонусом становится совместный альковный опыт, после которого довольная дама сама отдаёт деньги мужу и остаётся с новоявленным любовником.

Перечисленные выше ТТХ последнего сразу же показались подозрительно знакомыми. Ибо на 1459 год (когда состоялся визит Пия в Мантую) вице-канцлеру (де-факто второму человеку после понтифика) Родриго Борджиа исполнилось 28 лет, был он, согласно описаниям современников, весьма привлекателен - и далее по тексту. Плюс нестандартный (читай: нахальный) ход с завоеванием дамы вполне увязывается с поведением пациента. Например, с романом с Джулией Фарнезе (чей муж приходился родственником дону Родриго). Или с письмом, которое Пий II год спустя отправил в Сиену (см. следующий пост).

И действительно, в 1874 году Луиджи Сеттембрини пришёл к такому же выводу, изложив его в предисловии к изданию «Новеллино».
Одним словом, литературные байки не всегда такие уж байки.

NB. Предполагают, что Ваноцца Каттанеи была родом из Мантуи. А примерно в промежутке между 1460 и 1462 появился на свет первенец Родриго, Пере Луис (Пьерлуиджи).

«Возлюбленный сын, до Нашего слуха дошло известие, будто бы четыре дня назад ты принимал участие в некоем празднестве в садах Джованни де Бикис, куда сошлись многие женщины Сиены; забыв о сане, коим ты облечен, ты находился среди них с семнадцатого до двадцать второго часа. При этом тебя сопровождало еще одно духовное лицо, столь желавшее оказаться на празднике, что его не остановили ни забота об авторитете святой церкви, ни хотя бы мысль о собственном возрасте. Мы слышали, что танцы в означенных садах отличались самым необузданным весельем и не было там недостатка в любовных соблазнах, ты же вел себя так, как обычно ведет себя в подобных случаях мирская молодежь. Стыд мешает Нам продолжать, ибо речь идет о таких делах, самое упоминание о коих несовместимо с твоим саном, не говоря уже об участии в них. Как нам сообщили, ни один из родственников этих девиц — ни отец, ни брат, ни муж — не был приглашен и не присутствовал на вашем сборище, чтобы не помешать веселью.
Слышали Мы также, что вся Сиена только и говорит, что о развлечениях твоего преосвященства. Во всяком случае, здесь, на водах, где собралось множество людей всякого звания, и духовных и светских, ты уже стал притчей во языцех.
Скорбь Наша из-за этих событий, пятнающих достоинство церкви, безмерна. Поистине, правы будут теперь те, что станут упрекать Нас; правы, говоря, что Наше богатство и власть служат лишь погоне за наслаждениями. Как сможем Мы теперь призывать к благочестию князей, пренебрегающих своим долгом перед святой церковью, чем ответим на насмешки невежественной толпы? Пастырь, чья жизнь не безупречна, губит и себя, и свою паству. И столь же сурового осуждения заслуживает наместник Господа Христа, если постыдные деяния совершены кем-нибудь из его подчиненных.
Возлюбленный сын мой! Ты возглавляешь епископство Валенсийское, первое в Испании; ты канцлер католической церкви и, наконец, ты — кардинал, один из советников Святейшего престола. Все это делает твое поведение еще более предосудительным. Размысли сам, прилично ли твоему преосвященству шептать ласковые слова юным девицам, слать им фрукты и вино и проводить время в непрерывной череде развлечений. Знай, что Мы с сокрушенным сердцем выслушиваем порицания в твой и — косвенно — в Свой адрес; и многие здесь уже говорят, что твой дядя, покойный Каликст, сделал ошибку, доверив тебе столь ответственные посты.
…Поистине мы собственноручно раним себя, мы накликаем на свою голову злую беду, допуская, чтобы наши поступки бесчестили дело церкви. Расплатой нам будет позор в этом мире и загробные муки. Возможно ли, сын мой, чтобы разум не подсказал тебе все эти доводы? Неужели следует разъяснять, что прозвание волокиты и любезника несовместимо с кардинальским достоинством?
Ты знаешь о Нашей неизменной любви к тебе, о том, сколь высоко Мы ценим твои способности. Если ты дорожишь Нашим добрым мнением, то помни, что должен изменить свой образ жизни. Твоя молодость объясняет многое, но не может служить оправданием, и тем больше у Нас оснований ныне обращаться к тебе со словами отеческого упрека.
Петриоло, 11 июня 1460».

(Справедливости ради, стоит отметить, что после ответного послания Борджиа Пий смягчил тон, признав, что подвиги двух его собратьев во Христе несколько преувеличили. Подозреваю, окажись всё правдой, обоих бы сиенцы повесили прямо в саду. Скорее всего, для дорогих гостей нагнали девиц с пониженной социальной ответственностью, а те, кого на праздник души не пустили, сочинили про растление жён и дочерей благородного сословия).