Между тем во Флоренции был вот такой спектакль, прошел очень удачно и был отлично принят, спасибо флорентийскому Centro teatro internazionale и режиссеру Ольге Мельник, у которой здесь лет 30 свой театр, но на итальянском. На русском языке во Флоренции давно не играли, тем более живой современный спектакль, а тут еще и местного производства.
Неожиданная обратная сторона жизни на выезде. В Москве (прежней во всяком случае) молодому актеру сложно получить у опытного режиссера моноспектакль, а тут рискнули и получилось.
Актер Кирилл Карасов час один на сцене, и это совсем не монотонно, а очень живо и трогательно, и зритель тронут до слез в конце все три вечера. Втягиваются даже дети (хотя это взрослый спектакль) и не знающие русского итальянцы.
В двух словах, это по текстам Леонида Енгибарова, грустного клоуна, который в годы на переломе от оттепели к застою снял нос, стал играть себя и оставил некоторое количество
хороших коротких текстов, почти стихов в прозе.
Пару слов еще в следующем посте.
Неожиданная обратная сторона жизни на выезде. В Москве (прежней во всяком случае) молодому актеру сложно получить у опытного режиссера моноспектакль, а тут рискнули и получилось.
Актер Кирилл Карасов час один на сцене, и это совсем не монотонно, а очень живо и трогательно, и зритель тронут до слез в конце все три вечера. Втягиваются даже дети (хотя это взрослый спектакль) и не знающие русского итальянцы.
В двух словах, это по текстам Леонида Енгибарова, грустного клоуна, который в годы на переломе от оттепели к застою снял нос, стал играть себя и оставил некоторое количество
хороших коротких текстов, почти стихов в прозе.
Пару слов еще в следующем посте.
(Продолжение предыдущего) Короткие лирические тексты заведомо трудно играть, так что не видя репетиций шел не без волнения, даже некоторой отстраненности: что выйдет, то выйдет, но вышло просто отлично.
Спектакль сделали так, что он развивается в двойном времени - в большом времени всей жизни героя и в малом времени вечера в гримерке, где герой решает вопрос: не следует ли из опыта всей его прошлой жизни, что ему на сцену выходить не нужно — ни в этот вечер, ни в следующие. У лирики появляется драматическая рамка, даже саспенс: выйдет- не выйдет, что решит? Ну и такой диалог с собой, с вещами, с людьми на той стороне телефонной трубки, с невидимыми людьми из воспоминаний, комические вставки, клоун все-таки, но не ломающие общего лирического настроения - грустный же клоун.
В общем во-первых я рад за авторов спектакля, во-вторых, если кто думает, на что в Тоскане сходить на русском, насколько знаю, повторят, в -третьих, спектакль довольно компактный и легко перемещается, уже на какой-то фестиваль должен поехать.
Спектакль сделали так, что он развивается в двойном времени - в большом времени всей жизни героя и в малом времени вечера в гримерке, где герой решает вопрос: не следует ли из опыта всей его прошлой жизни, что ему на сцену выходить не нужно — ни в этот вечер, ни в следующие. У лирики появляется драматическая рамка, даже саспенс: выйдет- не выйдет, что решит? Ну и такой диалог с собой, с вещами, с людьми на той стороне телефонной трубки, с невидимыми людьми из воспоминаний, комические вставки, клоун все-таки, но не ломающие общего лирического настроения - грустный же клоун.
В общем во-первых я рад за авторов спектакля, во-вторых, если кто думает, на что в Тоскане сходить на русском, насколько знаю, повторят, в -третьих, спектакль довольно компактный и легко перемещается, уже на какой-то фестиваль должен поехать.
Вчерашний день рождения режиссерки Жени Беркович и драматурга Светланы Петрийчук, который, похоже, никак не был отмечен даже в тех российских театрах, которые вроде бы еще ничего — ни словом, ни делом, ни костюмом, ни цветом, ни музыкой, разве что «помышлением». 18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БАУНОВА АЛЕКСАНДРА ГЕРМАНОВИЧА
Меньше всего собираюсь давать советы, как действовать в очень страшной обстановке, процитирую абзац из «Конца режима», который относится ко времени, когда страх уходит. И тогда расцветает корпоративная солидарность, вроде той, что совсем недавно мы видели в деле Ивана Голунова. Собственно, такое корпоративное бесстрашие и является одним из признаков упомянутого конца.
«4 февраля 1975 г. впервые в истории франкистской Испании театры устраивают забастовку. В первую очередь бастуют звезды театральной сцены, но без них играть невозможно. Забастовка затрагивает не только городскую интеллигенцию и буржуазию, но и семьи важных чиновников, привыкшие к престижному культурному досугу. Непосредственный повод – спор с властями о том, кто будет представлять театры на переговорах с работодателями — официальный вертикальный профсоюз или избранная актерским сообществом независимая комиссия из 11 человек. Мир художественной интеллигенции давно один из самых оппозиционных, редкая постановка не содержит политических намеков. Все устали жить в условиях цензуры и терпеть выходки агрессивных патриотов. К тому же политика – тоже театр. Актеры, режиссеры, художники, композиторы не хотят оставаться в нем просто зрителями. Забастовка длится девять дней. Когда театры открываются, публика встречает выходящих на сцену актеров бурной овацией – больше за забастовку, чем за спектакли».
В России периодические возвращаются к апокрифу о датской королевской семье, которая во время гитлеровской оккупации вышла на люди с нашитыми на одежду желтыми звездами, вдохновив на повторение жеста других датчан. Классический предшественник «я/мы». Одним из признаков конца режима будет, когда в один прекрасный день, например, все журналисты, вообще пишущие где-либо и выступающие выйдут с плашкой иноагента, не побоявшись, что им ее наклеят по-настоящему. А театры просто не сыграют спектакль, когда тронут кого-то из их среды. Условием тут, конечно, широкая корпоративная солидарность: горизонтальные связи сильные вертикальных страхов. И некоторая чувствительность государства к такимм уколам. Как в Испании за десять месяцев до смерти диктатора — чьи, кстати говоря, последние годы жизни были мрачнее предпоследних.
Хорошее напоминание, что автократии заинтересованы в разобщенности и цинизме граждан: зачем рисковать, когда можно занять место рискующего, вертикальная солидарность с начальством потенциально окупается лучше, чем горизонтальная с коллегами, соседями, поставщиками услуг и т.д. Вернее так, режим заинтересован в том, чтобы доверие и горизонтальная солидарность граждан реализовывалась внутри некоего заданного вертикально столба (пример — волонтеры СВО), а за пределами этой высвеченной прожектором сверху зоны царили тотальный цинизм и недоверие.
Одна из ошибок автократий состоит в том, что они не удерживают эту заданную границу разрешенной солидарности. Либо внешний цинизм становится тотальным и пожирает ту самую зону вертикально структурированной эмпатии (и тогда возникает Тимур Иванов или поздняя советская бюрократия, пропитанная неверием в собственный проект), или солидарность выходит за разрешенные/поощряемые границы, и тогда возникает забастовка мадридских театров, я/мы Голунов, или коллективный день иноагента.
Меньше всего собираюсь давать советы, как действовать в очень страшной обстановке, процитирую абзац из «Конца режима», который относится ко времени, когда страх уходит. И тогда расцветает корпоративная солидарность, вроде той, что совсем недавно мы видели в деле Ивана Голунова. Собственно, такое корпоративное бесстрашие и является одним из признаков упомянутого конца.
«4 февраля 1975 г. впервые в истории франкистской Испании театры устраивают забастовку. В первую очередь бастуют звезды театральной сцены, но без них играть невозможно. Забастовка затрагивает не только городскую интеллигенцию и буржуазию, но и семьи важных чиновников, привыкшие к престижному культурному досугу. Непосредственный повод – спор с властями о том, кто будет представлять театры на переговорах с работодателями — официальный вертикальный профсоюз или избранная актерским сообществом независимая комиссия из 11 человек. Мир художественной интеллигенции давно один из самых оппозиционных, редкая постановка не содержит политических намеков. Все устали жить в условиях цензуры и терпеть выходки агрессивных патриотов. К тому же политика – тоже театр. Актеры, режиссеры, художники, композиторы не хотят оставаться в нем просто зрителями. Забастовка длится девять дней. Когда театры открываются, публика встречает выходящих на сцену актеров бурной овацией – больше за забастовку, чем за спектакли».
В России периодические возвращаются к апокрифу о датской королевской семье, которая во время гитлеровской оккупации вышла на люди с нашитыми на одежду желтыми звездами, вдохновив на повторение жеста других датчан. Классический предшественник «я/мы». Одним из признаков конца режима будет, когда в один прекрасный день, например, все журналисты, вообще пишущие где-либо и выступающие выйдут с плашкой иноагента, не побоявшись, что им ее наклеят по-настоящему. А театры просто не сыграют спектакль, когда тронут кого-то из их среды. Условием тут, конечно, широкая корпоративная солидарность: горизонтальные связи сильные вертикальных страхов. И некоторая чувствительность государства к такимм уколам. Как в Испании за десять месяцев до смерти диктатора — чьи, кстати говоря, последние годы жизни были мрачнее предпоследних.
Хорошее напоминание, что автократии заинтересованы в разобщенности и цинизме граждан: зачем рисковать, когда можно занять место рискующего, вертикальная солидарность с начальством потенциально окупается лучше, чем горизонтальная с коллегами, соседями, поставщиками услуг и т.д. Вернее так, режим заинтересован в том, чтобы доверие и горизонтальная солидарность граждан реализовывалась внутри некоего заданного вертикально столба (пример — волонтеры СВО), а за пределами этой высвеченной прожектором сверху зоны царили тотальный цинизм и недоверие.
Одна из ошибок автократий состоит в том, что они не удерживают эту заданную границу разрешенной солидарности. Либо внешний цинизм становится тотальным и пожирает ту самую зону вертикально структурированной эмпатии (и тогда возникает Тимур Иванов или поздняя советская бюрократия, пропитанная неверием в собственный проект), или солидарность выходит за разрешенные/поощряемые границы, и тогда возникает забастовка мадридских театров, я/мы Голунов, или коллективный день иноагента.
Пока еще не вышло интервью Дугина и не началось его обсуждение по существу, вспоминаю свое первое удивление, когда солидные западные съемочные группы в Москве, записав какой-нибудь комментарий, искали контакты Дугина, потому что он «идеолог Путина». 18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ
Довольно быстро разъяснилось, что им нужен не столько главный госидеолог, сколько борода Толстого и Солженицина, их же косоворотка, кушаки, кафтаны, иконы, бойкий английский язык, но с увесистым русским выговором, диковинные мысли. Говорящий, клокочущий, кипящий расписной самовар, под камеру пускающийся вприсядку.
Под разговоры о деколонизации России, сбрасывании внешнего ига, победил ее совершенно колониальный образ, словно бы вынутый из чужой, иностранной, западной головы.
Западный зритель будет смотреть интервью не только поэтому, а по той же причине, по которой житель западных стран идет к экспортным индийским гуру за новой, чистенькой духовностью, не обремененной собственными историей, культурой и главное современностью.
Похожим образом будут слушать Дугина — критика их собственной западной цивилизации, вещающего издалека, словно бы с небес. А что там в самой русской цивилизации с достоинством, зарплатами, жильем, правами и пенсиями, традицией и духовностью, наконец, останется за пределами разговора. Внимать экзотическому мудрецу будет легко и приятно. А как живет сам мудрец и как руководят им самим неважно, в его прекрасное далеко никто из них не собирается.
Прослушивание и одобрение интервью Дугина будет разновидностью протестного поведения, адресованного собственным мудрецам. К такому протестному поведению всегда стоит вовремя прислушиваться. А вот принимать его исключительно на счет мудрости говорящего точно не стоит.
Довольно быстро разъяснилось, что им нужен не столько главный госидеолог, сколько борода Толстого и Солженицина, их же косоворотка, кушаки, кафтаны, иконы, бойкий английский язык, но с увесистым русским выговором, диковинные мысли. Говорящий, клокочущий, кипящий расписной самовар, под камеру пускающийся вприсядку.
Под разговоры о деколонизации России, сбрасывании внешнего ига, победил ее совершенно колониальный образ, словно бы вынутый из чужой, иностранной, западной головы.
Западный зритель будет смотреть интервью не только поэтому, а по той же причине, по которой житель западных стран идет к экспортным индийским гуру за новой, чистенькой духовностью, не обремененной собственными историей, культурой и главное современностью.
Похожим образом будут слушать Дугина — критика их собственной западной цивилизации, вещающего издалека, словно бы с небес. А что там в самой русской цивилизации с достоинством, зарплатами, жильем, правами и пенсиями, традицией и духовностью, наконец, останется за пределами разговора. Внимать экзотическому мудрецу будет легко и приятно. А как живет сам мудрец и как руководят им самим неважно, в его прекрасное далеко никто из них не собирается.
Прослушивание и одобрение интервью Дугина будет разновидностью протестного поведения, адресованного собственным мудрецам. К такому протестному поведению всегда стоит вовремя прислушиваться. А вот принимать его исключительно на счет мудрости говорящего точно не стоит.
Исчезновение слова мир а в некоторых случаях и слова май из первомайских лозунгов новой России отлично иллюстрируют ловушку радикализации, в которые попадают политические режимы, совершившие неконсенсусные действия.
18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БАУНОВА АЛЕКСАНДРА ГЕРМАНОВИЧА
И слово «мир» и слово «май» — как символ прав трудящихся и некоторого вообще «пасхального обновления» — были вполне консенсусными. Больше того, можно сказать, что на «мирной социальности» до какого-то момента строилась риторика российского режима, это был его публичный костюм.
Но вот режим совершает некоторое неконсенсусное действие, на которое не было предварительного согласия, и безобидные, даже одобряемые прежде слова становятся непечатными. Так происходит со множеством других вещей от внешнего облика и манеры речи, «габитуса» бюрократов, управленцев, публичных персон, концертов и выставок, прав собственности, вплоть до положения целых групп граждан, которые остались теми же, не меняли свою идентичность, образ мыслей и действий, и вдруг, оставаясь собой, оказались экстремистами, радикалами, иностранными агентами, изменниками, извергаемыми из сана еретикам.
Это означает только одно: в радикала превратилось само государство, радикализовался режим. Инерция предпринятого действия, оказавшегося не по силам, отбросила его на самый край политического спектра. А когда центр смещается к краю, его обитатели — экзотические чудящие говоруны, певцы с повязкой на черном рукаве, адепты плоской империи со столицей в Царьграде становятся государственными мыслителями, выразителями мейнстрима, а остальные вынуждены им даже вроде как подчиняться. Обычные же слова вроде мира и даже мая, неприятно напоминающего о самой возможности борьбы за права и солидарность трудящихся, оказываются чем-то вроде веревки в доме повешенного.
18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БАУНОВА АЛЕКСАНДРА ГЕРМАНОВИЧА
И слово «мир» и слово «май» — как символ прав трудящихся и некоторого вообще «пасхального обновления» — были вполне консенсусными. Больше того, можно сказать, что на «мирной социальности» до какого-то момента строилась риторика российского режима, это был его публичный костюм.
Но вот режим совершает некоторое неконсенсусное действие, на которое не было предварительного согласия, и безобидные, даже одобряемые прежде слова становятся непечатными. Так происходит со множеством других вещей от внешнего облика и манеры речи, «габитуса» бюрократов, управленцев, публичных персон, концертов и выставок, прав собственности, вплоть до положения целых групп граждан, которые остались теми же, не меняли свою идентичность, образ мыслей и действий, и вдруг, оставаясь собой, оказались экстремистами, радикалами, иностранными агентами, изменниками, извергаемыми из сана еретикам.
Это означает только одно: в радикала превратилось само государство, радикализовался режим. Инерция предпринятого действия, оказавшегося не по силам, отбросила его на самый край политического спектра. А когда центр смещается к краю, его обитатели — экзотические чудящие говоруны, певцы с повязкой на черном рукаве, адепты плоской империи со столицей в Царьграде становятся государственными мыслителями, выразителями мейнстрима, а остальные вынуждены им даже вроде как подчиняться. Обычные же слова вроде мира и даже мая, неприятно напоминающего о самой возможности борьбы за права и солидарность трудящихся, оказываются чем-то вроде веревки в доме повешенного.
Непросто проходить пасхальные дни, когда город, в котором ты живешь, давно отпраздновал Пасху. Это фреска в Никольской часовне расписанная в 1385 году Нардо ди Чионе одним из поздних последователей Джотто, из каких и состоял весь флорентийский XIV век.
18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ
Еще в детстве мы запомнили цифру 1418. «1418 дней длилась Великая отечественная война», - с торжественной горечью произносили дикторы и учителя.
Нынешней войне сегодня 800 дней, больше половины того срока. К ней уже успели привыкнуть и остыть, под ненавязчивое жужжание беспилотнков и новости о дальних пожарах кипит светская и культурная жизнь - официальная и полуподпольная. светская, культурная и политическая жизнь происходила и во время Голгофы, иллюстрируя разницу между новостями и событием, как в картоне Поклонение волхвов Леонардо, где на заднем плане происходят разнообразные новости, а событие, перевернувшее мир, - на переднем плане.
18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ
Еще в детстве мы запомнили цифру 1418. «1418 дней длилась Великая отечественная война», - с торжественной горечью произносили дикторы и учителя.
Нынешней войне сегодня 800 дней, больше половины того срока. К ней уже успели привыкнуть и остыть, под ненавязчивое жужжание беспилотнков и новости о дальних пожарах кипит светская и культурная жизнь - официальная и полуподпольная. светская, культурная и политическая жизнь происходила и во время Голгофы, иллюстрируя разницу между новостями и событием, как в картоне Поклонение волхвов Леонардо, где на заднем плане происходят разнообразные новости, а событие, перевернувшее мир, - на переднем плане.
Сегодня российская избирательная система совершила полный цикл и самоуничтожилась. И это важнейшее событие незаслуженно обойдено вниманием. 18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БАУНОВА АЛЕКСАНДРА ГЕРМАНОВИЧА
C сегодняшнего дня российская автократия по сути перестала быть электоральной. Электоральные автократии используют выборы как основной способ легитимации. Эти выборы не предполагают победы оппозиции, но пробившие барьер независимые кандидаты сохраняют остатки равенства с официальными. Мандат пробившегося в парламент оппозиционера обладает прочностью, сопоставимой с мандатом депутата из рядов режима — просто последних больше, и у них больше различных ресурсов. Кандидат на президентский пост прошедший квест регистрации в принципе имеет кандидатский статус, сопоставимый с кандидатами от власти, просто без шанса на победу.
То есть игра с заведомо неравным результатом сохраняет остатки равенства в процессе.
Запрет иноагентам избраться эти остатки равенства уничтожает. Неравноправие граждан теперь распространено на парламент и другие органы власти.
Неравноправие кандидатов и депутатов институализировано. Любой кандидат в ходе непрозрачного, внесудебного и необратимого объявления иноагентом моментально снимается с выборов, и любой депутат в результате той же непрозрачной и произвольной процедуры лишается мандата.
Нарушен базовый принцип представительной демократии и даже электоральный автократии тоже. И там, и там избранные депутат (и допущенный кандидат в принципе признается представителем своих избирателей. Это представительство защищено неприкосновенностью мандата, иначе любая исполнительная власть просто перекраивала бы избирательный корпус под себя.
В электоральных автократиях представления о неприкосновенности мандата сохраняются. Без этого невозможно втянуть оппозицию в избирательный процесс, а без ее хотя бы мнимого присутствия в избирательном процессе он не даст нужной степени легитимации.
Теперь легитимация принесена в жертву безопасности и желанию понравиться начальству.
Новый тип выборов, где любой может быть снят в любой момент избирательного процесса или после избрания, больше не могут быть привлекательным для оппозиции (хотя отдельные добрые сердца и отчаянные головы будут пытаться).
Можно было бы сказать, что Россия сблизилась с Ираном (хотели православный Иран — получите). В Иране Совет по целесообразности просеивает кандидатов на предмет верности исламскому строю.
Но Россия пошла дальше. В Иране прошедшие фильтр кандидаты, попав в парламент, сохраняют неприкосновенность мандата и могут, опираясь на него, оппонировать исполнительной власти. В России мандат перестал быть неприкосновенным и целостным: в любой момент оппонирование власти может быть признано иноагентским действием. Мандат больше ничего не весит.
Это система ближе к СССР, где высшая партийная власть не нуждалась в легитимации через выборы, и пользовалась для этого специфическими авторитарными институтами, вроде партийных съездов или пленумов, а на выборах формировался корпус помощников и исполнителей, чей мандат по сути получен не от граждан, а от исполнительной власти.
Запрет на избрание иноагентов депутатами и на исполнение иноагентами депутатских функций вкупе со стремительной, неясной и находящийся в руках минюста процедурой признания иноагентом кого угодно в сущности окончательно передает наделение депутатским мандатом из рук граждан в руки исполнительной власти.
C сегодняшнего дня российская автократия по сути перестала быть электоральной. Электоральные автократии используют выборы как основной способ легитимации. Эти выборы не предполагают победы оппозиции, но пробившие барьер независимые кандидаты сохраняют остатки равенства с официальными. Мандат пробившегося в парламент оппозиционера обладает прочностью, сопоставимой с мандатом депутата из рядов режима — просто последних больше, и у них больше различных ресурсов. Кандидат на президентский пост прошедший квест регистрации в принципе имеет кандидатский статус, сопоставимый с кандидатами от власти, просто без шанса на победу.
То есть игра с заведомо неравным результатом сохраняет остатки равенства в процессе.
Запрет иноагентам избраться эти остатки равенства уничтожает. Неравноправие граждан теперь распространено на парламент и другие органы власти.
Неравноправие кандидатов и депутатов институализировано. Любой кандидат в ходе непрозрачного, внесудебного и необратимого объявления иноагентом моментально снимается с выборов, и любой депутат в результате той же непрозрачной и произвольной процедуры лишается мандата.
Нарушен базовый принцип представительной демократии и даже электоральный автократии тоже. И там, и там избранные депутат (и допущенный кандидат в принципе признается представителем своих избирателей. Это представительство защищено неприкосновенностью мандата, иначе любая исполнительная власть просто перекраивала бы избирательный корпус под себя.
В электоральных автократиях представления о неприкосновенности мандата сохраняются. Без этого невозможно втянуть оппозицию в избирательный процесс, а без ее хотя бы мнимого присутствия в избирательном процессе он не даст нужной степени легитимации.
Теперь легитимация принесена в жертву безопасности и желанию понравиться начальству.
Новый тип выборов, где любой может быть снят в любой момент избирательного процесса или после избрания, больше не могут быть привлекательным для оппозиции (хотя отдельные добрые сердца и отчаянные головы будут пытаться).
Можно было бы сказать, что Россия сблизилась с Ираном (хотели православный Иран — получите). В Иране Совет по целесообразности просеивает кандидатов на предмет верности исламскому строю.
Но Россия пошла дальше. В Иране прошедшие фильтр кандидаты, попав в парламент, сохраняют неприкосновенность мандата и могут, опираясь на него, оппонировать исполнительной власти. В России мандат перестал быть неприкосновенным и целостным: в любой момент оппонирование власти может быть признано иноагентским действием. Мандат больше ничего не весит.
Это система ближе к СССР, где высшая партийная власть не нуждалась в легитимации через выборы, и пользовалась для этого специфическими авторитарными институтами, вроде партийных съездов или пленумов, а на выборах формировался корпус помощников и исполнителей, чей мандат по сути получен не от граждан, а от исполнительной власти.
Запрет на избрание иноагентов депутатами и на исполнение иноагентами депутатских функций вкупе со стремительной, неясной и находящийся в руках минюста процедурой признания иноагентом кого угодно в сущности окончательно передает наделение депутатским мандатом из рук граждан в руки исполнительной власти.
18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БАУНОВА АЛЕКСАНДРА ГЕРМАНОВИЧА
В разговорах о моем Ярославле поразительнее всего, что большой город в трехстах километрах не самого дальнего от нынешнего времени обсуждают будто приехал Марко Поло из Центральной Африки Бокассы. Будто нету вокруг тысяч, может всех вместе под миллион, ярославцев, заставших примерно то же и так же или по-другому или хуже (бандиты же убивали), хотя заставших все-таки меньше, а еще подшивок «Северного рабочего, позже «Северный край», «Золотого кольца», «Юности» (мои первые две статьи), съемок, местной рок-группы «Отражение», неполно, но трогательно представленной. Не ради опровержения любого личного, личное неопровержимо, а просто чтоб было еще. Словно оторопевшие европейцы со смесью ужаса и сострадания слушают в уютной городской библиотеке рассказ чудом добравшегося до них аборигена.
Другой абориген мог бы рассказать, что примерно в то же время живший между Москвой и Ярославлем, совершенно нищий, как и положено, студент (стипендия тоже того) путешествует (привет Марко Поло) на воскресную еду домой, и когда выбор пирожок с бульоном в пирожковой на Рождественке или билет на электричку, — выбирается билет, потому что три с половиной часа без пирожка и уже Козьмодемьянск, станция Полянки, станция Которосль (все без остановок, после Ростова, фирменный же, он и есть настоящая электричка) Ярославль-Главный, потому что там дальше на улице Чехова, да не центр, но будет воскресный для приехавшего из Москвы иногда с друзьями, обычно каким-то одним, студента обед – целая институция, и мама (доцент пединститута, ботаника, методика преподавания природоведения в начальных классах), бабушка-пенсионер и безработная собака-колли (с 1993 г.), никого из них уже нет.
Конечно, гуманитарная помощь (больше одеждой), визитная карточка покупателя, вклады не сгорели, не было, зато не коммунисты, бабушка еще играет гостям на маленьком рояле, потом не видит, потом удаляют катаракту, и снова немного играет, и сама читает письма, которые вдруг начинает получать с Дальнего Востока от когда-то любившего, ему 85, и она конечно, как любой бы, если бы придумывал, написал, говорит «ну вот мы же друг друга не узнаем, если встретимся, и зачем нам такими друг друга видеть», и конечно не встречаются, очень все-таки далеко. Будет ли это воспоминание универсальным? Нет. Будет ли оно исключительным? Тоже нет, ничто не делает их (прошлых нас) исключительными. Точно не дача в обживаемой на лето дачниками деревне с картошкой, без единого телефона (от этого там в 1980 году случилась трагедия, о которой не здесь) морковью и, к удивлению местных, оставшихся в последних трех обитаемых зимой домах, цветами: можно через забор детям нарвать на первое сентября. Картошку исправно сажали, окучивали, пололи и копали, пока не выяснилось, еще в старом веке, что уже проще и даже дешевле в рублях и часах на клубень все-таки купить.
Но сам этот нынешний переход от «Клуба путешественников» Сенкевича, видевшего то, что кроме него никто никогда (а потом-то уже не он один), в мир животных удерживает от участия в битве аборигенов. Может быть когда-нибудь потом вне конкурса. И еще потому, что у нас прямо сегодня под звуки труб и в золоте все стали на немного ближе к возможной всеобщей, даже если просто массовой смерти.
Был, впрочем, рассказ в сборнике «Мои 90-е, Пестрая книга», издательство «Сеанс», до войны, Москва-Петербург ковидный 2021 год, казался очень плохим, там еще про американку, которая поселилась и украла мои детские монетки. Зачем они ей? На память? Продала? Но нет, не ненавижу.
В разговорах о моем Ярославле поразительнее всего, что большой город в трехстах километрах не самого дальнего от нынешнего времени обсуждают будто приехал Марко Поло из Центральной Африки Бокассы. Будто нету вокруг тысяч, может всех вместе под миллион, ярославцев, заставших примерно то же и так же или по-другому или хуже (бандиты же убивали), хотя заставших все-таки меньше, а еще подшивок «Северного рабочего, позже «Северный край», «Золотого кольца», «Юности» (мои первые две статьи), съемок, местной рок-группы «Отражение», неполно, но трогательно представленной. Не ради опровержения любого личного, личное неопровержимо, а просто чтоб было еще. Словно оторопевшие европейцы со смесью ужаса и сострадания слушают в уютной городской библиотеке рассказ чудом добравшегося до них аборигена.
Другой абориген мог бы рассказать, что примерно в то же время живший между Москвой и Ярославлем, совершенно нищий, как и положено, студент (стипендия тоже того) путешествует (привет Марко Поло) на воскресную еду домой, и когда выбор пирожок с бульоном в пирожковой на Рождественке или билет на электричку, — выбирается билет, потому что три с половиной часа без пирожка и уже Козьмодемьянск, станция Полянки, станция Которосль (все без остановок, после Ростова, фирменный же, он и есть настоящая электричка) Ярославль-Главный, потому что там дальше на улице Чехова, да не центр, но будет воскресный для приехавшего из Москвы иногда с друзьями, обычно каким-то одним, студента обед – целая институция, и мама (доцент пединститута, ботаника, методика преподавания природоведения в начальных классах), бабушка-пенсионер и безработная собака-колли (с 1993 г.), никого из них уже нет.
Конечно, гуманитарная помощь (больше одеждой), визитная карточка покупателя, вклады не сгорели, не было, зато не коммунисты, бабушка еще играет гостям на маленьком рояле, потом не видит, потом удаляют катаракту, и снова немного играет, и сама читает письма, которые вдруг начинает получать с Дальнего Востока от когда-то любившего, ему 85, и она конечно, как любой бы, если бы придумывал, написал, говорит «ну вот мы же друг друга не узнаем, если встретимся, и зачем нам такими друг друга видеть», и конечно не встречаются, очень все-таки далеко. Будет ли это воспоминание универсальным? Нет. Будет ли оно исключительным? Тоже нет, ничто не делает их (прошлых нас) исключительными. Точно не дача в обживаемой на лето дачниками деревне с картошкой, без единого телефона (от этого там в 1980 году случилась трагедия, о которой не здесь) морковью и, к удивлению местных, оставшихся в последних трех обитаемых зимой домах, цветами: можно через забор детям нарвать на первое сентября. Картошку исправно сажали, окучивали, пололи и копали, пока не выяснилось, еще в старом веке, что уже проще и даже дешевле в рублях и часах на клубень все-таки купить.
Но сам этот нынешний переход от «Клуба путешественников» Сенкевича, видевшего то, что кроме него никто никогда (а потом-то уже не он один), в мир животных удерживает от участия в битве аборигенов. Может быть когда-нибудь потом вне конкурса. И еще потому, что у нас прямо сегодня под звуки труб и в золоте все стали на немного ближе к возможной всеобщей, даже если просто массовой смерти.
Был, впрочем, рассказ в сборнике «Мои 90-е, Пестрая книга», издательство «Сеанс», до войны, Москва-Петербург ковидный 2021 год, казался очень плохим, там еще про американку, которая поселилась и украла мои детские монетки. Зачем они ей? На память? Продала? Но нет, не ненавижу.
Вот еще вечером сегодня можем на канале средневеково пострадать https://stradarium.timepad.ru/event/2865112/ в 19-30 по Москве и в 18-30 по Европе
stradarium.timepad.ru
Экономика конца режима / События на TimePad.ru
Есть обоснованное разными аргументами мнение, что богатство или просто благополучие, сложившиеся в 90-е аморально, основано на несправедливости и обмане, и поэтому закономерно должно прийти к концу. Больше того, оно к нему и приходит на наших глазах. Одни лишаются или рискуют лишиться собственности, другие бросают ее и уезжают, третьи вынуждены жить не своей жизнью, подчиняясь диктатору.18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БАУНОВА АЛЕКСАНДРА ГЕРМАНОВИЧА
Но если посмотреть на советское богатство и благополучие - хотя ни того, ни другого по-настоящему так и не было - под тем же углом, оно еще более аморально. Оно основано на прямом ограблении десятков миллионов людей, буквально всего народа, массовом убийстве, закрепощении, насильственном изгнании, санкционированных властью пытках и шантаже, массовых депортациях, рабском труде в невиданных до того масштабах. И то что это «было давно» - на самом деле нет, многие, кто убивал и грабил еще на пенсию не вышли, да многое и продолжалось, включая насильственный труд за гроши или бесплатный детский, хоть бы тех же нас, - мало меняет саму основу.
Есть ли Бог, нет ли, но такое богатство и благополучие просто с моральной точки зрения не могло и не должно было получиться и устоять. Оно и не получилось и не устояло.
Но если посмотреть на советское богатство и благополучие - хотя ни того, ни другого по-настоящему так и не было - под тем же углом, оно еще более аморально. Оно основано на прямом ограблении десятков миллионов людей, буквально всего народа, массовом убийстве, закрепощении, насильственном изгнании, санкционированных властью пытках и шантаже, массовых депортациях, рабском труде в невиданных до того масштабах. И то что это «было давно» - на самом деле нет, многие, кто убивал и грабил еще на пенсию не вышли, да многое и продолжалось, включая насильственный труд за гроши или бесплатный детский, хоть бы тех же нас, - мало меняет саму основу.
Есть ли Бог, нет ли, но такое богатство и благополучие просто с моральной точки зрения не могло и не должно было получиться и устоять. Оно и не получилось и не устояло.
По поводу сегодняшнего несомненно праздника хочется напомнить, насколько неверно отождествлять нынешнюю российскую армию и ту советскую армию, к чему склонны как сторонники российского режима, так и его некоторые противники. 18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ
И не только потому что это отождествление со стороны противников буквально исполняет желание сторонников нынешней войны незаслуженно быть «той же армией».
Но прежде всего потому, что это фактически не верно.
Тогда это была армия оборонявшейся страны. В эту армию попадали люди из гораздо более широкой социальной базы. Это была всенародная армия, а значит гораздо более разнообразная по составу — от колхозников и идейных большевиков-интернационалистов до студентов-физиков и еще не забывших своего недавно отнятого достоинства дворян и крестьян, коммунистов и антикоммунистов, сторонников и противников советской идеологии.
Их собрали не геополитические фантазии лидера (они или пришли позже, или остались фоном из прошлого), не деньги или гордыня, а базовый и непреложный факт унижения, страха, боли и смерти, вызванных вооруженным вторжением иноземной армии, которую к тому же ее вожди освободили от правил общечеловеческой морали. Чтобы это прекратить пришлось идти туда и столько, куда и сколько понадобится.
Спасать память о тех людях от кощунственного злоупотребления, не отдавать ее абюзерам - видимо, лучший сейчас способ отмечать день победы с Окуджавой, а не Шаманом.
И не только потому что это отождествление со стороны противников буквально исполняет желание сторонников нынешней войны незаслуженно быть «той же армией».
Но прежде всего потому, что это фактически не верно.
Тогда это была армия оборонявшейся страны. В эту армию попадали люди из гораздо более широкой социальной базы. Это была всенародная армия, а значит гораздо более разнообразная по составу — от колхозников и идейных большевиков-интернационалистов до студентов-физиков и еще не забывших своего недавно отнятого достоинства дворян и крестьян, коммунистов и антикоммунистов, сторонников и противников советской идеологии.
Их собрали не геополитические фантазии лидера (они или пришли позже, или остались фоном из прошлого), не деньги или гордыня, а базовый и непреложный факт унижения, страха, боли и смерти, вызванных вооруженным вторжением иноземной армии, которую к тому же ее вожди освободили от правил общечеловеческой морали. Чтобы это прекратить пришлось идти туда и столько, куда и сколько понадобится.
Спасать память о тех людях от кощунственного злоупотребления, не отдавать ее абюзерам - видимо, лучший сейчас способ отмечать день победы с Окуджавой, а не Шаманом.