ЮРА
Новость о смерти Юры Гладильщикова – как пыльным мешком по голове. Не могу опомниться, не могу поверить.
Трудно и вспомнить, когда в последний раз виделись, разговаривали. Проклинаю себя за это, но теперь чего уж…
Уже много написали о том, какой он был кинокритик и какой удивительно хороший, по-детски чистый и честный человек.
Наверное, многие из тех, кто начал интересоваться кино и критикой в последние лет десять, его и не читали толком. Знают ли имя? Могут ли себе представить, что четверть века назад, когда я сам писал свои первые тексты, Гладильщиков был номер один? Самый модный, остроумный, оригинальный. Ясно мыслящий, внятно пишущий.
Мне не забыть, как начиналась моя дорога в кинокритике. Я же был абсолютный чужак, выскочка, парвеню. Никакого кино бы не было в моей жизни, если бы не благожелательные, дружеские голоса людей, обладавших в профессии абсолютным авторитетом. Это были, кроме редакции «Искусства кино» (Даниила Дондурея и Нины Зархи уже тоже нет в живых), Андрей Плахов, Петя Шепотинник и Юра Гладильщиков.
С первого знакомства – на ты, на равных. Не «Юрий», просто Юра. Он предлагал не покровительство, а именно дружбу. Ничего не было ценнее.
Писал он всегда и только для зрителей – не для коллег, не для киношников. Немного смущаясь, когда дарил мне свою книгу (фундаментальный сборник рецензий), пояснил: «Это не для кинокритиков, ты увидишь».
Именно демократичность подхода и отчетливость письма сделали его когда-то звездой журналистики.
Он сменил много изданий, потом все они позакрывались, он остался без работы – и будто сдался, потерял интерес к профессии. Продолжала его дочь Настя, замечательный кинокритик. Он ей очень гордился.
Вы имеете право сказать, что я рехнулся, но уверенно заявляю, не зная обстоятельств его несправедливо ранней – всего 63! – смерти (болезнь, полагаю), что убила его удушливость, тупиковость нынешней реальности, вынуждающей к компромиссу и лжи. Этот фактор точно был не последним.
Юра родился как автор вместе с рождением гражданских свобод в СССР и России. И умер, когда от этих свобод ничего не осталось.
Мне больно, что я вдали от дома и вряд ли в него вернусь. А то снял бы с полки его книжку и стал бы перечитывать. Для людей пишущих это единственная доступная форма продления жизни или даже бессмертия. В книгах, а не видео- или аудиозаписях – душа и смысл существования автора.
Светлая память Юре.
Новость о смерти Юры Гладильщикова – как пыльным мешком по голове. Не могу опомниться, не могу поверить.
Трудно и вспомнить, когда в последний раз виделись, разговаривали. Проклинаю себя за это, но теперь чего уж…
Уже много написали о том, какой он был кинокритик и какой удивительно хороший, по-детски чистый и честный человек.
Наверное, многие из тех, кто начал интересоваться кино и критикой в последние лет десять, его и не читали толком. Знают ли имя? Могут ли себе представить, что четверть века назад, когда я сам писал свои первые тексты, Гладильщиков был номер один? Самый модный, остроумный, оригинальный. Ясно мыслящий, внятно пишущий.
Мне не забыть, как начиналась моя дорога в кинокритике. Я же был абсолютный чужак, выскочка, парвеню. Никакого кино бы не было в моей жизни, если бы не благожелательные, дружеские голоса людей, обладавших в профессии абсолютным авторитетом. Это были, кроме редакции «Искусства кино» (Даниила Дондурея и Нины Зархи уже тоже нет в живых), Андрей Плахов, Петя Шепотинник и Юра Гладильщиков.
С первого знакомства – на ты, на равных. Не «Юрий», просто Юра. Он предлагал не покровительство, а именно дружбу. Ничего не было ценнее.
Писал он всегда и только для зрителей – не для коллег, не для киношников. Немного смущаясь, когда дарил мне свою книгу (фундаментальный сборник рецензий), пояснил: «Это не для кинокритиков, ты увидишь».
Именно демократичность подхода и отчетливость письма сделали его когда-то звездой журналистики.
Он сменил много изданий, потом все они позакрывались, он остался без работы – и будто сдался, потерял интерес к профессии. Продолжала его дочь Настя, замечательный кинокритик. Он ей очень гордился.
Вы имеете право сказать, что я рехнулся, но уверенно заявляю, не зная обстоятельств его несправедливо ранней – всего 63! – смерти (болезнь, полагаю), что убила его удушливость, тупиковость нынешней реальности, вынуждающей к компромиссу и лжи. Этот фактор точно был не последним.
Юра родился как автор вместе с рождением гражданских свобод в СССР и России. И умер, когда от этих свобод ничего не осталось.
Мне больно, что я вдали от дома и вряд ли в него вернусь. А то снял бы с полки его книжку и стал бы перечитывать. Для людей пишущих это единственная доступная форма продления жизни или даже бессмертия. В книгах, а не видео- или аудиозаписях – душа и смысл существования автора.
Светлая память Юре.