Forwarded from Нет, это нормально
9 лично ваших родительских достижений!
Разбирайте свои медальки и гордо делитесь ими, НЭН одобряет! И не забудьте вручить (переслать) парочку друзьям с детьми 😌
Разбирайте свои медальки и гордо делитесь ими, НЭН одобряет! И не забудьте вручить (переслать) парочку друзьям с детьми 😌
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Нет, это нормально
Когда Лео Месси был всего 11 лет, у него диагностировали дефицит гормона роста.
Лечение в Аргентине стоило 1500 евро в месяц, а его семья не могла себе это позволить. Тогда они переехали в Барселону, где Месси представили в детской футбольной школе. Тренер пообещал, что клуб оплатит лечение, и это изменило жизнь маленького аргентинца. Мальчик вырос и изменил сам клуб «Барселона», став одним из лучших игроков в истории футбола.
Месси всегда активно участвовал в благотворительности, особенно в проектах, связанных с детскими заболеваниями и поддержкой детей-мигрантов. В 20 лет, уже будучи известным футболистом, он принял участие в съемках благотворительного календаря клуба.
Для календаря выбрали детей случайным образом, и Месси досталась африканская семья, проживающая в Эсплугес-де-Льобрегат. Месси сняли на камеру, когда он купал пятимесячного младенца этой семьи.
Этим малышом оказался Ламин Ямаль, который спустя годы стал 16-летней восходящей звездой «Барселоны». На днях он забил важнейший гол в Еврокубке, обеспечив победу сборной Испании!
Вот такая удивительная история доброты, как одна встреча может изменить судьбы: от маленького мальчика, которому помогли в трудный момент, до новой звезды, сияющей на футбольном небосклоне 🙂
Лечение в Аргентине стоило 1500 евро в месяц, а его семья не могла себе это позволить. Тогда они переехали в Барселону, где Месси представили в детской футбольной школе. Тренер пообещал, что клуб оплатит лечение, и это изменило жизнь маленького аргентинца. Мальчик вырос и изменил сам клуб «Барселона», став одним из лучших игроков в истории футбола.
Месси всегда активно участвовал в благотворительности, особенно в проектах, связанных с детскими заболеваниями и поддержкой детей-мигрантов. В 20 лет, уже будучи известным футболистом, он принял участие в съемках благотворительного календаря клуба.
Для календаря выбрали детей случайным образом, и Месси досталась африканская семья, проживающая в Эсплугес-де-Льобрегат. Месси сняли на камеру, когда он купал пятимесячного младенца этой семьи.
Этим малышом оказался Ламин Ямаль, который спустя годы стал 16-летней восходящей звездой «Барселоны». На днях он забил важнейший гол в Еврокубке, обеспечив победу сборной Испании!
Вот такая удивительная история доброты, как одна встреча может изменить судьбы: от маленького мальчика, которому помогли в трудный момент, до новой звезды, сияющей на футбольном небосклоне 🙂
«Любить истязателя — это все равно, что продолжать быть его жертвой. А я больше не жертва»
Письмо читательницы про сложные отношения с отцом.
Я всегда мечтала, чтобы отца у меня не было. Даже сейчас пишу и чувствую флер легкого желания пройти свое детство без него.
С отцом у меня ассоциации только побоев и унижения. Тут следует отметить, что по всем меркам советского и постсоветского пространства мы были успешной семьей. У папы бизнес, мама — домохозяйка и счастливая мать двух ангелочков (у меня есть родной брат), раз в год на курорты, смена машин и прочие внешние атрибуты успешности. При этом внутри семьи была тирания.
Родители всегда запрещали «выносить сор из избы». А выносить было что. Мама всегда отчитывала меня, когда узнавала, что я пожаловалась подругам на очередную порцию тумаков от отца или брата. При этом тумаки я могла получить просто так. Шла ссутулившись — тумак, принесла тройку — тумак, не хочу доедать — тумак, вовремя не села за урок — бубумс по голове. Наказания были хаотичны: я не знала, прилетит ли мне и если да, то за что. Бывали недели затишья, а бывали недели постоянного унижения.
Помню, мы ехали по трассе. Мне было лет шесть, и я сильно хотела писать. Папа меня колошматил за то, что я ною и мешаю ему рулить. Я немного описалась. Мама прятала мои трусы и штаны, чтобы папа не увидел.
Постродовая депрессия у меня случилась именно из-за детских флэшбеков. Я рьяно не хотела передавать свой опыт дочке, а по-другому не знала, как поступать. Первые полтора года материнства психика была в упадке. Мне понадобилось три года терапии, чтобы понять, что моей вины в родительской жестокости не было.
Когда я это наконец-то осознала, то смогла рассказать о пережитом насилии подругам, с которыми дружим давно, они хорошо знакомы с моими родителями. Они сначала в это не поверили. У них в голове не помещалось, что при внешней идеальности за закрытыми дверьми было так, как было. Я же все это время страдала из-за того, что «надо любить и принимать своего отца и родителей такими, какие они есть».
Следующие три года своей терапии я посвятила тому, чтобы принять и полюбить своего отца. Ну, вот такой он кривой и косой, что поделать. Тем не менее это мой отец и надо его любить.
Точку в моих переживаниях поставил сам папа, когда ударил моего младшего сына полотенцем за то, что тот ныл. Хотя я была в одном помещении с ними и шла аккурат к сыну успокоить его. Сыну два года было на тот момент, и с папой он редко виделся.
Потом муж разговаривал с родителями, объясняя, кто несет ответственность за детей. Папа остался при своем мнении: детей «надо ставить на место» любыми способами. Я же поняла, что не обязана любить и прощать человека только потому, что он является отцом и его данные стоят в графе «папа».
Благодаря терапии последних лет появилась благодарность за некоторые плюшки детства и благодарность себе, что из-за насилия развилось огромное чувство эмпатии, которое я превратила в свою профессию.
Любить истязателя — это все равно, что продолжать быть его жертвой. А я больше не жертва и не ребенок.
Письмо читательницы про сложные отношения с отцом.
Я всегда мечтала, чтобы отца у меня не было. Даже сейчас пишу и чувствую флер легкого желания пройти свое детство без него.
С отцом у меня ассоциации только побоев и унижения. Тут следует отметить, что по всем меркам советского и постсоветского пространства мы были успешной семьей. У папы бизнес, мама — домохозяйка и счастливая мать двух ангелочков (у меня есть родной брат), раз в год на курорты, смена машин и прочие внешние атрибуты успешности. При этом внутри семьи была тирания.
Родители всегда запрещали «выносить сор из избы». А выносить было что. Мама всегда отчитывала меня, когда узнавала, что я пожаловалась подругам на очередную порцию тумаков от отца или брата. При этом тумаки я могла получить просто так. Шла ссутулившись — тумак, принесла тройку — тумак, не хочу доедать — тумак, вовремя не села за урок — бубумс по голове. Наказания были хаотичны: я не знала, прилетит ли мне и если да, то за что. Бывали недели затишья, а бывали недели постоянного унижения.
Помню, мы ехали по трассе. Мне было лет шесть, и я сильно хотела писать. Папа меня колошматил за то, что я ною и мешаю ему рулить. Я немного описалась. Мама прятала мои трусы и штаны, чтобы папа не увидел.
Постродовая депрессия у меня случилась именно из-за детских флэшбеков. Я рьяно не хотела передавать свой опыт дочке, а по-другому не знала, как поступать. Первые полтора года материнства психика была в упадке. Мне понадобилось три года терапии, чтобы понять, что моей вины в родительской жестокости не было.
Когда я это наконец-то осознала, то смогла рассказать о пережитом насилии подругам, с которыми дружим давно, они хорошо знакомы с моими родителями. Они сначала в это не поверили. У них в голове не помещалось, что при внешней идеальности за закрытыми дверьми было так, как было. Я же все это время страдала из-за того, что «надо любить и принимать своего отца и родителей такими, какие они есть».
Следующие три года своей терапии я посвятила тому, чтобы принять и полюбить своего отца. Ну, вот такой он кривой и косой, что поделать. Тем не менее это мой отец и надо его любить.
Точку в моих переживаниях поставил сам папа, когда ударил моего младшего сына полотенцем за то, что тот ныл. Хотя я была в одном помещении с ними и шла аккурат к сыну успокоить его. Сыну два года было на тот момент, и с папой он редко виделся.
Потом муж разговаривал с родителями, объясняя, кто несет ответственность за детей. Папа остался при своем мнении: детей «надо ставить на место» любыми способами. Я же поняла, что не обязана любить и прощать человека только потому, что он является отцом и его данные стоят в графе «папа».
Благодаря терапии последних лет появилась благодарность за некоторые плюшки детства и благодарность себе, что из-за насилия развилось огромное чувство эмпатии, которое я превратила в свою профессию.
Любить истязателя — это все равно, что продолжать быть его жертвой. А я больше не жертва и не ребенок.